Дарья Кузнецова - Дым и зеркала
Как все Иллюзионисты, он избегал личин тогда, когда можно было без них обойтись. Чем старше, опытнее и сильнее маг, тем щепетильней он относится к выбору масок. И тем сложнее отличить его новую маску от истинного лица; меняются выражения и настроения, но общий облик остаётся прежним. Иллюзионистам масштаба Кабира Тмер-ай-Рель не обязательно менять внешность, чтобы создать нужное впечатление у окружающих.
Он скользнул по нашей компании взглядом, ни на ком не задерживаясь, и кивком обозначил приветствие. Когда Владыка Иллюзий покинул тишину приёмной, секретарь пригласил нас в кабинет.
Кабинет был под стать всему дворцу. Такой же просторный, полный света и воздуха. Огромный Т-образный стол, заваленный какими-то географическими картами и документами, занимал добрую треть пространства. Кроме него в нишах притаился ряд шкафов с резными дверцами, и… макеты. Несколько кораблей, настолько аккуратно и тонко выполненных, что казались чудесным образом уменьшенными настоящими большими кораблями; какая-то страхолюдная образина, смутно похожая на привезший нас сюда бронированный экипаж. А в двух больших витринах у окна и вовсе были построены какие-то сражения на местности.
Увлечённая созерцанием, я не сразу обратила внимание на хозяина кабинета, стоящего возле одного из шкафов с пухлой потрёпанной папкой в руках. Очнулась только от голоса генерала Берггарена.
— Доброе утро, Ваше Величество.
Опомнившись, поспешила изобразить глубокий поклон, осторожно разглядывая человека, которого при благоприятных обстоятельствах вряд ли когда-нибудь увидела бы на расстоянии меньше сотни метров.
Знакомое каждому гражданину Флоремтера, да и не только, лицо сложно было не узнать. Вот только газеты, как оказалось, были бессильны передать очень многое.
Например, я до сих пор не задумывалась, что Его Величество не уступает в росте и остальных измерениях генералу. Даже, кажется, несколько выше. А ещё, зная, что Его Величество рыжий, я не ожидала, что он рыжий настолько. Я всегда думала, что моя шевелюра яркая, но в сравнении с этим огненно-оранжевым безобразием я была натуральной бледной молью. У царя же даже веснушки на лице были как капли яркой краски.
А следом за впечатлением от облика монарха меня настиг шок ещё одного открытия. Я вдруг обнаружила, что одета в свои собственные потёртые старые штаны. Да не только штаны; иллюзия сползла с меня, как сгоревшая на солнце кожа с носа бледного сионца. А рефлекторно попытавшись восстановить её, я с ужасом обнаружила, что не могу этого сделать. Вообще ничего не могу сделать. Ставшая за годы жизни привычной, магия просто отказывалась меня слушаться. Сила никуда не делась, она разливалась в воздухе, но высокомерно меня игнорировала и в руки не давалась.
— Оллан, а ты-то что тут делаешь? — прозвучал заданный глубоким сильным голосом вопрос. — Да выпрямитесь вы уже, неудобно ведь, — в голосе послышалось раздражение, и я поспешила разогнуться.
— Госпожа Шаль-ай-Грас — кровница моего сына и гостья моего дома, — невозмутимо ответил генерал.
— И, конечно, ты не мог вот так просто отправить её в пасть пустынного барса, — продолжил Его Величество, с видимым интересом разглядывая попеременно то меня, то Разрушителя. — Даже в таком достойном сопровождении, — он задумчиво склонил голову перед хмурым сыскарём. Жест, в исполнении Его Величества означающий исключительное личное уважение. Есть повод задуматься. — Не пугайся, девочка, — вдруг улыбнулся, пристально вглядываясь в моё лицо, царь. — Твоя магия в порядке, просто не действует в моём присутствии. Врождённый дар правящей семьи; он не то чтобы скрывается, просто не афишируется.
Я машинально коротко поклонилась, демонстрируя понимание предупреждения.
Панибратская манера разговора и несерьёзная расцветка могли сбить с толка только в первый момент; взгляд Его Величества оказался очень тяжёлым испытанием. Я вдруг поняла, что дор Керц по сравнению с этим мужчиной выглядел мелко и несолидно. Потому что против цепкого холода Тай-ай-Арселя здесь были власть и знание. Этот взгляд выворачивал наизнанку разум и душу, и я откуда-то точно знала, что спрятать что-то от этого человека совершенно невозможно. Во всяком случае, не для меня.
Один раз случайно столкнувшись с царским взглядом, я поспешила отвести глаза, признавая полную свою капитуляцию. Боюсь даже предположить, как живётся супруге этого человека под таким давлением! Впрочем, может быть, они друг друга стоят? Царица редко появлялась на людях, или, по крайней мере, делала это в тайне от газет. И если лицо Его Величества примелькалось даже мне, то её облик я вот так сходу вспомнить не могла.
— Так вот, значит, кому Дайрон завещал свой титул, — задумчиво проговорил Его Величество после короткой паузы. — Жестоко. Но на него похоже, — хмыкнул царь. — Ну и каково быть наследницей самого богатого доррата страны?
— Моего мнения никто не спрашивал, Ваше Величество, — с трудом выдавила я. Почему-то мне казалось, что, несмотря на всю свою проницательность, царь вряд ли поверит, что я не горю желанием связываться с этим «подарочком».
— А если бы спросили?
— Я бы отказалась, — уже увереннее, но всё ещё не рискуя поднять взгляд выше ворота лазоревой рубахи, ответила я.
— Я почему-то так и подумал. Что ж, наследство — это всё-таки не приговор, от него вполне можно отказаться. Но ты уверена, что хочешь этого? У тебя есть чуть меньше года для раздумий. А там, может быть, роль богатейшей женщины страны понравится? — в голосе Его Величества сквозила ирония и… сочувствие?
— Благодарю за доверие, но, если возможно, я бы хотела поскорее отказаться от этой чести.
— А что так?
Кажется, он прекрасно знал все мои мотивы, но предпочитал добиваться оглашения их вслух.
— Рожей не вышла, — не удержалась от прямолинейности я, отчаянно смущаясь.
Я чувствовала себя крайне неловко в этом месте и перед этим человеком. Царь — это не бог, но для большинства обывателей он ближе к ним, чем к обычным людям. Существует, обладает реальной властью, иногда его даже можно увидеть во плоти, пусть и издалека. И совершенно непонятно, чем может закончиться непосредственное столкновение с этим существом. Поэтому хотелось поскорее оказаться за пределами прямого царского взгляда, а построение сложных словесных конструкций казалось совершенно запредельным умением. Чем короче и точнее я буду выражать собственные мысли, тем скорее меня отсюда отпустят.
— Ну, это уже кокетство, — неожиданно легко и весело рассмеялся Бирг Четвёртый. — Вполне милая мордашка. Но тем лучше; скромность и самокритика на вершине мира не в почёте. Если не хочешь думать, то вот, — он подошёл к столу, поднял с него тонкую стопку листов и выбрал из них нужный. — Можешь подписать прямо сейчас, и по крайней мере по этому вопросу тебя оставят в покое.
