Дэн Браун - Инферно
Корпус Порта Романа представляет собой старинную пятнадцатиметровую преграду из кирпича и камня, а в первоначальной арке и доныне сохранились массивные деревянные двери с засовами — правда, теперь они открыты круглые сутки и не мешают движению. Перед этими дверьми сходятся шесть крупных дорог, а на лужайке в центре развязки, образованной их слиянием, красуется большая статуя работы Пистолетто — женщина, покидающая город с огромным тюком на голове.
Хотя сейчас это место почти всегда забито ворчащими автомобилями, прежде у главных флорентийских ворот находилась «Фьера-деи-контратти» — своеобразная ярмарка невест, где отцы продавали дочерей замуж, часто заставляя их исполнять соблазнительные танцы в надежде заключить с женихом более выгодную сделку.
Когда беглецов отделяли от ворот всего несколько сот метров, Сиена остановила мопед и с тревогой указала вперед. Лэнгдон выглянул из-за ее спины и сразу же понял, что ее взволновало. Чуть поодаль стояла длинная вереница машин — двигатели их работали на холостом ходу. Движение на развязке было блокировано полицией, и туда подъезжали все новые патрульные автомобили. Вооруженные полицейские переходили от машины к машине, опрашивая водителей.
Неужели все это из-за нас? — подумал Лэнгдон. Не может быть!
Впереди показался мокрый от пота велосипедист — он ехал по бульвару Макьявелли в их сторону. Велосипед у него был лежачий, и он крутил педали босыми ногами прямо у себя перед носом.
Сиена окликнула его.
— Cos’ è successo? — Что случилось?
— E chi lo sa! — отозвался он с озабоченным видом. Откуда я знаю! — Carabinieri. — И покатил прочь, явно торопясь убраться от греха подальше.
Сиена обернулась к Лэнгдону. Лицо ее было угрюмо.
— Там все перекрыто. Военная полиция.
Где-то за их спинами взвыли сирены, и Сиена насторожилась, вглядываясь в дальний конец бульвара Макьявелли. На ее лице застыла маска страха.
Нас загнали в ловушку, подумал Лэнгдон, озираясь в поисках хоть какого-нибудь выхода — поперечной дороги, парка, аллеи, — но слева бульвар окаймляли частные дома, а справа тянулась каменная стена.
Сирены выли все громче.
— Туда, — предложил Лэнгдон, указывая вперед; там, шагах в тридцати от них, была пустая стройплощадка с передвижной бетономешалкой, за которой можно было кое-как спрятаться.
Резко стартовав, Сиена с ходу загнала мопед на тротуар и въехала на пустой участок. Они затормозили за бетономешалкой и тут же поняли, что здесь можно спрятать разве что трайк — на них самих места уже не оставалось.
— За мной, — приказала Сиена и кинулась к маленькой кладовке, приткнувшейся к стене среди кустов.
Нет, это не кладовка, сообразил Лэнгдон через пару секунд, невольно сморщив нос. Это временный туалет.
Когда они подбежали вплотную к биотуалету для рабочих-строителей, вой патрульных машин раздавался уже совсем рядом. Сиена подергала ручку, но дверь была заперта — на ней висела тяжелая цепь с замком. Схватив Сиену за локоть, Лэнгдон потащил ее вокруг домика и втолкнул в узкое пространство между туалетом и каменной стеной. Вдвоем они еле втиснулись в этот закуток, где от вони было почти нечем дышать.
Едва Лэнгдон успел нырнуть в укрытие вслед за своей спутницей, как в поле зрения показался черный «субару-форестер» с крупной надписью «CARABINIERI» на боку. Машина медленно прокатила мимо того места, где они прятались.
Итальянская военная полиция, подумал Лэнгдон, не веря своим глазам. Интересно, им тоже отдали приказ стрелять на поражение?
— Кому-то очень понадобилось нас найти, — прошептала Сиена. — И они знают, что мы где-то здесь.
— Джи-пи-эс? — предположил Лэнгдон. — Может, в проекторе есть маячок?
Сиена покачала головой:
— Ну нет. Если бы эту штуку можно было выследить, нас бы давно уже сцапали.
Лэнгдон слегка повернулся, чтобы поудобнее угнездиться в этом тесном — особенно при его габаритах — уголке. При этом у него перед носом очутились изящные граффити, нацарапанные на задней стене передвижного туалета.
Ай да итальянцы!
В Америке почти все туалеты размалеваны по-детски неуклюжими изображениями огромных грудей и пенисов. Однако стена этого домика больше походила на альбом начинающего художника — здесь были человеческий глаз, хорошо прорисованная рука, мужской профиль и сказочный дракон.
— Не думайте, что чужую собственность портят с таким вкусом по всей Италии, — сказала Сиена, прочитав его мысли. — Дело в том, что прямо за этой каменной оградой находится флорентийский Институт искусств.
Словно в подтверждение ее слов, неподалеку появилась группа студентов с большими папками для эскизов. Неторопливо шагая в их сторону, они болтали, курили и с удивлением поглядывали вперед, на суету у Порта Романа.
Лэнгдон с Сиеной пригнулись, чтобы студенты их не заметили, и тут Лэнгдона внезапно поразила одна любопытная мысль.
Грешники, закопанные по пояс вниз головой.
Возможно, в этом был виноват запах человеческих отправлений или вид мелькающих в воздухе босых ног давешнего велосипедиста, но, какова бы ни была причина, перед внутренним взором Лэнгдона снова возникли смрадный мир Злых Щелей и голые ноги, торчащие из-под земли.
Он живо обернулся к своей спутнице.
— Сиена! В нашей версии «La Mappa» ноги того бедняги, которого закопали вниз головой, были в десятом рву, верно? В самой нижней из Злых Щелей?
Сиена озадаченно посмотрела на него, словно удивившись, что он заговорил об этом именно сейчас.
— Да, в самом низу.
На долю секунды Лэнгдон вновь перенесся на сцену Венской академии. До эффектного финала его лекции оставалось уже совсем немного, и он только что показал слушателям гравюру Доре с изображением Гериона — крылатого чудища с отравленным шипом на хвосте, которое обитало прямо над Злыми Щелями.
— Прежде чем встретиться с Сатаной, — провозгласил Лэнгдон звучным голосом, вдобавок еще и усиленным динамиками, — мы должны пересечь десять Злых Щелей, где казнят обманщиков — тех, кто сознательно творил зло.
Лэнгдон нашел слайд с увеличенным изображением Злых Щелей, а затем перечислил их все по очереди:
— Итак, если двигаться сверху вниз, мы встречаем здесь соблазнителей, которых бесы хлещут кнутами… льстецов, облепленных нечистотами… святокупцев, закопанных в землю по пояс вниз головой… прорицателей, чьи шеи вывернуты на сто восемьдесят градусов… мздоимцев в озере кипящей смолы… лицемеров в свинцовых мантиях… воров, которых жалят змеи… лукавых советчиков в языках пламени… зачинщиков раздора, которых черти безжалостно увечат… и, наконец, лжецов, или поддельщиков, терзаемых страшными болезнями. — Лэнгдон снова повернулся к залу. — Скорее всего Данте приберег этот последний ров для лжецов потому, что именно развернутая против него клеветническая кампания стала причиной изгнания поэта из его любимой Флоренции.
