Юрий Кемист - Три выбора
– Я очень внимательно прочитал один перевод из Нью-Йоркского экономического еженедельника (слова «очень внимательно» употребляются Ильей в тех случаях, когда он хочет подчеркнуть серьезность своего отношения к предмету), и там ясно и толково объясняется, что лоллард – дутый, что война в Иранке негативно сказалась на экономике, и что вообще пора понять – эпоха лолларда на закате…
Он замолчал, давая всем осознать, что вовсе не девки его интересуют в Интернете, а серьезный аналитический материал. Поняв, что действительно «зацепил» всеобщее внимание, Илья нарочито придирчиво занялся своими сосисками.
Ничего другого он из мяса на обед не брал – в гигиеническом состоянии здешней кухни и кулинарных способностях девочек, там работающих, у Ильи были серьёзные – и, признаюсь, обоснованные! – сомнения. Но я, например, традиционно надеюсь на «авось», Василий Васильевич в выборе меню соотносится только с рекомендациями своего врача, а Иосиф Самуилович порой и не замечал, что было перед ним в тарелке, если в голове бродила какая-то интересная мысль. И только Илья никогда о гигиене не забывал и не пренебрегал ее рекомендациями – за своим здоровьем он следил, хотя постоянно на него и жаловался.
Все так же молча продолжали жевательный процесс. Как реагировать на известие Ильи никто не знал. Только Иосиф Самуилович наклонился ко мне и тихонько, чтобы никто не слышал, сказал:
– У классика нашей литературы, Михаила Евграфовича Салтыкова-Доброго, есть такая вещица – «Наши глуповские дела». Так там сказано: «И старый глуповец, и молодой равно не имеют намерения выразить что-либо особенное; и тот и другой горят лишь нетерпением набить чем бы то ни было те полчаса, которые, по заведенному обычаю, принято посвящать диалогам…». Не в бровь, а в глаз, не правда ли?
И он продолжил лениво ковырять вилкой в тарелочке с пловом, изредка запивая кусочек проглоченного жира томатным соком…
То, что Иосиф Самуилович чуть ли не наизусть знает все многотомное собрание сочинений М.Е. Салтыкова-Доброго, было общеизвестно. Так что цитату можно было не проверять.
Молчание прервал сам Василий Васильевич, обращаясь к макушке своего двоюродного брата, склонившейся над сосиской, раскрывшейся как лернейская гидра (только о восьми, а не о девяти головах).
Гидру из сосиски сделала специально для Ильи буфетчица Эммочка, крестообразно надрезав с обоих концов длинную и тонкую сосиску перед жаркой. Илья обращался к ней по-барски: «милочка» (что она принимала за изысканность ильевских манер) и иногда даже снисходил до какого-то подобия болтовни – но ничего более!
– Ну, и что нам теперь делать, Илья? – спросил Василий Васильевич, отставляя пластмассовую тарелку и извлекая из пачки очередную белую сигарету-соломинку.
– А я откуда знаю? – нарочито грубо ответил Илья, отрезая вихляющим пластмассовым ножом предпоследнюю шею мифического чудовища. – Ты у нас начальник, тебе и решать. Но я бы на твоем месте, – блеснув очками, озорно сказал Илья, – часть зарплаты в сингапурских «азиатах» стал бы выдавать. Не на жизнь, а для «чулка». Вот завоюют нас синие узкоглазые, когда война за независимость Южных Дурил случится, тогда умные-то люди и достанут эти самые чулки с «азиатами»…
– Нет, погоди, Илья, – заинтересованно перебил его Василий Васильевич, глубоко затягиваясь, так что зеленый огонек кончика его тонюсенькой сигаретки пробежал от одной этой затяжки чуть ли не треть ее длины, – а ты представляешь, сколько мы на одной конвертации потеряем?..
– А ты не бойся, «мальчики» твои помогут, если ты их попросишь…
«Мальчиками» у нас звались создатели и владельцы одного из самых элитарных консалтинговых агентств, которые начинали свое дело лет 10 назад с ремонта электрочайников.
Познакомившийся с ними в ту пору Василий Васильевич использовал их фирмочку для некоторых своих деловых нужд, а потому был с ними накоротке и даже учил уму-разуму в бизнесе, да и в жизни. Теперь-то они и сами министров учат, но воспоминания остались у них от той поры теплые, и Василий Васильевич, бизнес которого с достигнутых ими высот они и в «мелкоскоп» бы не разглядели, по-прежнему имел у них титул «шефа», как они и обращались к нему «вне официоза».
Напоминание о «мальчиках» явно не понравилось Василию Васильевичу:
– До «мальчиков» теперь далеко… Да и опасно к ним даже ездить стало – глаз там лишних много, – задумчиво сказал он, размешивая в чашке с пакетиком чая «Липстмин» какую-то таблетку, заменявшую ему по совету врача сахар, и как-то тяжело взглянул на Илью.
Илья сразу сообразил, что даже по либеральным правилам «обеденной церемонии» он «хватил лишку», тут же расправил губы и завел совсем другую свою пластинку:
– А я что!.. Я – человек маленький, у меня мозгов – курам на смех. Не подумайте, что я на что-то намекаю политическое, над святым грешно смеяться, а нашего будущего вождя я и путным, и беспутным признавать буду, если он легитимным окажется… А тут, за обедом, я и глупость могу сказать, на то ты и начальник, что б меня поправлять.
На том и разговор и обед закончились.
– Ну, пошли! – уже переходя в режим «настоящего начальника» сказал Василий Васильевич, – хватит дурака валять! Работать нужно…
И, смягчая переход, добавил:
– Там Елена Никоновна кое-что мне притащила, разобраться нужно, да и раздать всем сестрам по серьгам.
Сказал он это нарочито громко, чтобы слышали и Татьяна Борисовна с Еленой Петровной, но они пропустили это его сообщение мимо ушей и остались сидеть за соседним столиком, обсуждая, какое пирожное взять к чаю? Выбор сегодня был невелик – эклеры со сливочным кремом и корзиночки с безе.
– С кремом полнит и витаминов там мало, – заявила Татьяна Борисовна.
– А песочное тесто невкусное, – парировала Елена Петровна.
Тут уже хмыкнул шеф, но повторять сказанное не стал, и прерывать их стремление достигнуть консенсуса по столь спорному кулинарному вопросу тоже не решился.
Мы подошли к стойке, и, услышав от Эммочки, которая сегодня обслуживала клиентов, сколько каждый должен за обед (с Василия Васильевича, например, причиталось шестьдесят девять рублей 87 копеек), выстроились в очередь, порядок в которой также был строго прописан в неписанном регламенте «обеденной церемонии»: Василий Васильевич и я (наша пара выполняла заключительное «па» церемонии: «дружба дружбой – а кошельки врозь»), далее – по старшинству – Иосиф Самуилович и Илья, а Бурый, как самый молодой, замыкал нашу группу.
Наступает последний элемент церемонии. Василий Васильевич высыпает на стойку груду мелочи и начинает рассчитываться именно с копеек, отбирая из кучи нужные для набора 87 копеек монеты.
