Никита Аверин - Охота на Нострадамуса
В лесу стояла абсолютная тишина. Густая, гипнотизирующая. Обхватистые стволы громадных раскидистых сосен ровными рядами, будто иссушенные временем руки стариков тянущихся к Богу, стояли во всех направлениях, насколько хватало глаз, сливаясь в однородное размытое пятно вдалеке. Словно монолитные колонны, подпирающие невидимый свод, где-то над головой. И мох. Бугристый ковер густого белого мха, из которого то тут, то там, словно нарывы на прокаженной коже возвышались ярко-красные головки непонятных грибов. Прислушавшись к собственному дыханию, клубами растворявшемуся в неподвижном пространстве, набрав побольше воздуха, Дениел крикнул куда-то вверх, как проделывал уже много раз:
— Эй!
Ответом была тишина.
— Почему я попадаю сюда?
Где-то за его спиной хрустко отломилась ветка и спикировала на мох. Дениел даже не обернулся.
— Да что же это…
От вида ровной одинаковой перспективы преломляющейся из ряда в ряд, кружилась голова, как в зеркальном аттракционе какого-нибудь дешевого передвижного шапито. Резкий контраст черного и белого был настолько разительным, что слезилось в глазах.
— Кто вы? — снова громко вопросил Дениел. — Что вам нужно, от меня?
— Кто… кто? — эхо его голоса разнеслось вокруг затухающими перезвонами хрусталя, неожиданно искажая смысл вопроса, складывая его в другие слова. — Кто… то, вы… ты… Ты ну… жен!
— Эй! Покажись!
— Эй-эй-эй… Жизнь…
Как и в прошлый раз, он почувствовал дрожь, внезапно почувствовав, что за ним наблюдают. Дениел резко обернулся на месте и застыл. Стоявший в нескольких метрах за деревом волк, не мигая смотрел на него. Суженные зрачки больших тусклых глаз, светящихся умом не двигались, словно были вставлены в чучело. Лишь вырывающийся из раскрытой пасти пар, говорил о том, что притаившееся существо живое. Это было для Дениела по-своему приятным сюрпризом — раньше приходили другие. Совсем другие.
— Да что ты такое, — с усилием шевеля непослушными губами, пробормотал человек. — Почему делаешь это со мной.
Волк отвернулся и, подняв голову, посмотрел куда-то в сторону. Дениел тоже повернулся и замер, заметив мелькающий вдалеке среди стволов-близнецов медленно бредущий детский силуэт. Совсем маленький ребенок, девочка. Она шла неспеша, что-то напевая, изредка приседала и, выдергивая из мшистого ковра грибы с красными шляпками, отряхивала с ножек землю, и аккуратно убирала их в корзинку, висевшую на руке.
— Нет… — потрясенно прошептал Дениел. — Это невозможно… Этого не может быть… Как… — он вновь посмотрел на волка, но вопрос застрял в глотке, когда он увидел что тот подобрался, вытянулся, а на его холке шерсть угрожающе стала дыбом. — Постой, что ты хочешь…
Волк рванулся к не подозревающей об опасности детской фигурке, пружинисто переставляя лапами по белому ковру.
— Нет! Ты не сделаешь этого, стой!
Рванувшись следом, Дениел стремительно побежал через лес. Несущаяся впереди фигура волка мелькала между стволами, словно была нарисована на перелистываемых страницах блокнота.
— Беги!
Обернувшаяся на его крик девочка заметила волка и испуганно съёжилась, прижав кулачки ко рту.
— Папа!
Корзинка упала на землю и из нее на мшистый ковер резво выкатились грибы. Откуда-то сверху стал стремительно приближаться монотонный нарастающий гул.
— Чего стоишь, беги! — срывающимся от бега голосом прокричал Дениел и споткнулся о подвернувшийся пень.
— Не трогай ее…
Последнее что он увидел, был волк, с разбегу бросающийся на кричавшую девочку. В следующий миг земля выскользнула у него из-под ног, мох расступился и Дениел полетел на дно широкой глубокой ямы, прямо на остро заточенные колья, загодя приготовленной ловушки.
Дениел вскрикнул и сел на кровати, судорожно ощупывая налипшую на грудь футболку. Небольшую каморку привычно сотрясала вибрация, которую создавала несущаяся за окном электричка. Было темно. Часы показывали три минуты седьмого утра.
В дверь настойчиво барабанили. Вот черт! Должно быть это Фарид… Вскочив с кровати, Дениел быстро сорвал с двери цепочку замка.
Пока он молча жевал недосоленную и быстро остывающую яичницу, от чего белок все больше напоминал резину, сидящий у окна Фарид, смакуя, курил тонкую женскую сигарету, изредка поглядывая на улицу. Комнатный воздух разбавил синтетический привкус ментола. Завтракая, Дениел с интересом разглядывал своего раннего гостя. Коротко стриженный с характерным приплюснутым носом-картошкой, долговязый, сутулый, в спортивном костюме и огромных темных очках, араб раз за разом погружал конец сигареты в невидимые под густой аккуратно подстриженной бородой губы, отчего создавалось ощущение, что он безобидно сосет чупа-чупс. Эдакий колоритный заезжий араб, которыми изобиловали современные французские комедии. Только смотреть на испещренные узловатыми шрамами пальцы, сжимавшие палочку сигареты, было почему-то не смешно. Дениел поспешно проглотил кусок, и зацепил вилкой следующий.
— Хвоста не было?
— Какой хвост, — не оборачиваясь, искренне удивился араб. — Да мой костюм даст фору любому здешнему сутенеру. Расслабься, брат. Я здесь свой.
— Точно не хочешь? — расправившись со своей порцией яичницы, Дениел вопросительно ткнул вилкой в сковородку, хотя гость не мог этого видеть, на которой еще оставалось немного глазуньи с помидором.
— Ешь, — не оборачиваясь, отмахнулся сигаретой Фарид, и мельком посмотрел на запястье, где красовались золотые часы. — Только быстрее, Сарбук не любит ждать.
— Сарбук — это самый главный? — проголодавшегося Дениела не надо было уговаривать дважды, скинув остатки яичницы на тарелку, он наклонил сковороду соскребая остатки шкварок. — Начальник?
— Брат.
— А ты в роли кого? Так что ли — на побегушках? Курьер?
— Мы ни у кого не на побегушках. Мы семья. Ты вышел на него. Сарбук сказал привезти. Я с тобой. Так надежнее, — рублеными фразами отчеканил Фарид, снова затягиваясь.
— Ясно, — пробурчал Дениел, и торопливо запил кусок яичницы чаем.
Почему-то, невозмутимое поведение араба заставляло его нервничать. Он первые общался с человеком такого сорта и напряжение от предстоящей встречи с главарем, от которого зависел успешный исход операции, упорно выбивало из тела остатки спокойствия.
— Почему ты хочешь убить? — неожиданно поинтересовался Фарид, продолжавший сидеть у зашторенного окна словно статуя.
— Кого? — оторвавшись от еды, не понял Дениел.
— Всех этих людей? Сарбук сказал, — араб сделал неопределенный жест рукой, и сигаретный дым расчертил в густом воздухе комнаты причудливую кривую линию. — Что они тебе?
