Господин следователь - Шалашов Евгений Васильевич

Но у меня сразу же возникло подозрение, что полицейские никого не отыщут. Убийство произошло либо нынешней ночью, либо утром. Скорее – ночью.

Варвара Селезнева в список пропавших вещей добавила ложки. Не то две, не то три, не помнила. Железные, не серебряные. Еще фарфоровую солонку в виде лебедя с клювом. Соль, как я понимаю, из клюва сыплется? Возможно, пропало еще что-то из мелочи.

Итак, какие появились у меня выводы: убийца – если не близкий человек, то хороший знакомый убитого. Старик с кем попало водку не пил. Правильно делал, кстати, я вот вчера пил водку с кем ни попадя, так и влетел на целое жалованье! Даже Андрей Селезнев обижался – дескать, мог бы хоть раз предложить и ему рюмашку. Сколько раз его детки и баба в лавку бегали? Тут дело-то даже не в водке – Селезнев трудится на лесопилке, получает целых двадцать рублей в месяц, дети одеты-обуты, свой дом, он в казенке и сам может себе и полштофа купить, и целый штоф купить, – а в уважении!

Еще, вероятнее всего, неизвестный принес бутылку с собой, потому что накануне покойный ни Варвару, ни деток в казенку не посылал. И полуштоф бы старик не стал брать.

С водкой-то вообще интересно. Антон Евлампиевич подошел к столу, взял бутылку, понюхал горлышко и авторитетно произнес:

– А водка-то не из казенки!

Я тоже по его примеру понюхал горлышко и, уловив крепкий сивушный запах, аж крякнул, а потом хмыкнул:

– Самогонка.

– Самогонка? – переспросил пристав, удивленно воззрившись на меня.

– Ага, – автоматически кивнул я, а потом врубился, что глава первого полицейского стана не знает этого слова! Как это так? Всю жизнь в России народ самогонку гнал, а слово неизвестно? Или этот термин появился позже? Ну да, я его в литературе встречал лишь применительно к революции и Гражданской войне. Опять придется выкручиваться.

– У нас в университете один профессор, которому надо лягушек препарировать, а потом их в спирте замачивать, водку экономил, – начал импровизировать я. – Университетское начальство на водку денег жалеет. Так он у себя в лаборатории перегонный куб завел, водку гнал и говорил – дескать, сам все гоню! Мы потом его так и прозвали – Самогонович. А его водку – самогонкой.

– Лягушек в водку? – удивленно спросил пристав, а тот гражданин (ну не используют это слово, это я так, чтобы как-то обозвать мужика) от изумления хрюкнул. – Вы простите, господин следователь, но если профессора резаных лягушек в водку засовывают, так зачем им такие деньжищи платят? Я слышал – по сто рублев в месяц.

– Учатся они на лягушках, а потом других учат, – сообщил я, а потом со вздохом сказал: – Еще один профессор есть, так он смотрит, станет ли собака пускать слюну перед едой.

Вот тут уже не выдержал «датенький». Всплеснув руками так, что едва не задел по физиономии Селезнева, завопил:

– Да что же такое-то! Что за профессора-то малахольные? Чтобы собака слюну не пускала, ее кормить надо вовремя. Чего это они над невинными тварями издеваются?

Мне было немного стыдно за профанацию учения академика Павлова, но что поделать – надо же выкручиваться.

– А эта водка, которая в бутылке, ее многие гонят?

– Да как и сказать, – призадумался пристав. – У нас в городе – человек двадцать, а в селах – кто его знает? Отыскиваем, конечно, но что толку?

Ну да, а что я хотел? Отыскать подпольного самогонщика и вычислить, кто у него водку брал? Ага, щаз.

Значит, что мы имеем? Только мое предположение, что убийца и жертва были знакомы. Но кто преступник – неизвестно. Мотивы убийства неизвестны. Я вначале решил, что мотив – корыстный, но в сундуке жертвы под чистым постельным бельем обнаружилась пачечка кредитных билетов.

– Ну ни хрена себе! – присвистнул пристав, понятые только языками поцокали.

Ага, они изумляются, а мне считать и номера купюр в протокол осмотра вписывать!

Сумма-то по нынешним меркам приличная – восемьсот рублей. Мне за такие деньги год с лишним работать, Селезневу – еще дольше.

Исписав кучу листов, записав показания Андрея Селезнева и его жены, прошерстив еще раз избу мертвеца, я наконец-то решил – хватит.

Отпустив мужиков, уже измаявшихся и исстрадавшихся от недопития, и кое-как помыв руки под рукомойником, мы с приставом вышли-таки на улицу.

Посмотрев на пристава, я сказал:

– Антон Евлампиевич, давайте сделаем так. Я начну рассуждать, а вы меня поправляйте и дополняйте. Хорошо?

Ухтомский, слегка приосанившийся от того, что следователь станет советоваться с ним, кивнул, и я начал размышлять вслух:

– Преступник и жертва были знакомы. Преступник – назовем его Х – пришел в гости к жертве с бутылкой водки. Водку он покупал не в казенке, а либо в селе, либо еще у кого-то. Они вместе выпивали, потом между ними произошла ссора, в результате которой Х убил жертву. Потом он зачем-то засунул труп в колодец, хотя рисковал, что его заметят. Взял более-менее ценные вещи, попавшиеся ему на глаза. Значит, ограбление старика не являлось его целью. Он был один, без телеги, взял с собой только то, что сумел унести в мешке.

– Верно, – поддакнул полицейский. – Тут у покойного инструмент остался, а он дорогой. На телеге он бы еще и белье, и одежду забрал. Или просто сундуки погрузил и увез.

– Преступником мог быть черепанин, а мог быть и крестьянин, так?

– Так точно, – кивнул пристав. – Отсюда дорога идет на Богородское, до него две версты, поворот еще на село Рожество – это тоже две.

– Угу, – кивнул я, про себя подумав, что это дело – полная задница. Не стану при приставе произносить слово «глухарь». Думаю, что этого термина тоже еще нет.

– Иван Александрович, а к вам сегодня господин Карандышев приходил, – сообщила хозяйка, когда я явился домой.

А я усталый, голодный и мечтающий как следует умыться, чтобы смыть грязь. Времени-то уже шесть часов вечера, скоро ужинать пора, а я даже и не обедал.

– А кто такой Карандышев? – вяло спросил я, стаскивая сапоги и вешая на крючок шинель. Фуражку пристроил рядом. Наверное, все это у меня тоже в крови? Надо будет хотя бы влажной щеткой пройтись или хозяйку попросить.

Откуда мне знать – кто такой Карандышев? У меня эта фамилия ассоциировалась лишь с фильмом «Жестокий романс», в котором Карандышева играл актер… Ну этот, который в «Иронии судьбы» снимался и в «Служебном романе». Мягков, кажется.

– Карандышев – уездный землемер, – пояснила хозяйка.

– А что ему надо?

– Не говорил, – пожала плечами Наталья Никифоровна.

Ну, если не говорил, так и черт с ним.

– Мне бы что-нибудь съесть, еще хорошо бы в бане помыться, – вздохнул я. – В бане воды горячей нет? Может, соседи мылись, осталось что-нибудь?

– Я сегодня баньку как раз топила, – заулыбалась хозяйка. – Как чувствовала, что вам помыться захочется. Но думала, что вы пораньше управитесь, тогда бы на первый пар попали. Так что не обессудьте – на первый пар я сама сходила. Может, вы что-нибудь съедите сначала? Негоже париться на голодный желудок. Вон хотя бы яичко вареное с хлебом? А как напаритесь, я вас уже как следует накормлю.

Я прикинул. Есть хочется, но руки, хоть я их и мыл, все равно кажутся липкими от крови. Такими руками брать еду?

– Ох, нет, – твердо сказал я. – Париться сегодня не стану – не сердитесь, устал, помоюсь как следует, потом и поужинаю.

– Ну воля ваша, – не стала спорить хозяйка. – И свечку взять не забудьте, а то вы каждый раз возвращаетесь.

Конечно, возвращаюсь. Но не каждый раз, всего-то пару раз и было. Шаришь, как дурак, выключатель ищешь… Тоже рефлекс, словно у собачек Павлова.

Быстро ухватив чистое белье, полотенце и кусок мыла, помчался в баню. Еще бы побриться, пока кожа распарена, но не рискну. Там полутьма, а мне своя физиономия пока дорога.

После помывки настроение улучшилось, аппетит увеличился. Поэтому слопал аж две миски наваристого перлового супа с мясом, тарелку лапши и заел все это куском пирога с капустой. Когда настало время пить чай, предложил: