Maks - Записки практикующего адвоката.
Сказано – сделано, и вскоре грустный Нат уже паковал мои вещи. Кстати, он таки выбил из меня признание, что случилось, и теперь был мрачен и расстроен.
Я его вполне понимала: кроме сочувствия ко мне, у него наверняка возникла еще и проблема в отношениях с возлюбленной Таей. Столь поспешный, пусть и обоснованный, отказ от свадьбы со стороны Владимира явно не нашел понимания со стороны домового. Впрочем, Нат не обсуждал со мной такие вопросы, так что это были лишь мои домыслы.
Я спешно перенесла все дела, ссылаясь на срочные обстоятельства.
Я улетала из Альвхейма, будто пыталась убежать от судьбы. Глупо, наивно и самонадеянно, но у меня просто не было сил пережить здесь всю эту историю.
Казалось бы, я ни в чем не виновата, но сочувствие и шепотки за спиной еще невыносимее, чем откровенное осуждение.
И плевать мне, что именно скажет Владимир о причине разрыва, но я намерена всеми возможными путями обходить эту тему. Надеюсь, у Виноградова хватит благородства поступить так же.
Проведенное на севере время и в самом деле пошло мне на пользу.
И ничего страшного, что от взгляда на свою маленькую племянницу что-то щемило в груди.
Слезы давно закончились, но не принесли облегчения.
Женщина, не способная иметь детей… Я устала спрашивать богов: «За что?». Они лишь молчат, а руны укоризненно смотрят с кусочков дерева. Вирд, перт и перевернутая беркана – как приговор, не подлежащий обжалованию. Можно лишь просить о высочайшем помиловании, но и на него надежды нет. И мне придется с этим жить, вновь научиться улыбаться, достойно нести эту боль.
Наверное, со стороны это выглядит нелепо: сопли и слезы вперемешку. Но мне отнюдь не весело и плевать на несуразность моих чувств. Пусть их проявления я прячу глубоко внутри, но это не означает, что я каменная. Мне просто было больно…
Но здешние льды обладали удивительной способностью врачевать сердце, да и время шло, унося с собой первоначальную остроту переживаний.
Я в одиночестве бродила по улицам города, разглядывая незнакомые улицы и прохожих. Окна домов сочувствующе заглядывали в глаза, обещая тепло и свет, а мороз будто обволакивал сердце и тело, даря блаженную передышку.
И повсюду изображения рун иса и хагалаз – покой и разрыв. Желанное спасение, когда душа отчаянно умоляет о тишине и забытьи…
Сверкающий снег обнимал Хельхейм так нежно, будто мать – единственного сына. И город в его объятиях вовсе не казался мрачным и неприютным, напротив, уютные дома и маленькие кафе будто напоминали, что даже в царстве хлада непременно есть тепло и нежность. И что не бывает безвыходных ситуаций и неизбывной боли.
И когда, замерзнув до одеревенения, я заходила в кафе и делала первый глоток горячего вина, то жизнь казалась прекрасной, а горести становились совершенно неважными.
Так что в Альвхейм после месяца на севере я возвращалась почти спокойной. Что ж, какой смысл хаять судьбу и богов? Раз так случилось, значит, это зачем-то нужно. А жизнь продолжается…
Я бы с удовольствием осталась в Хельхейме еще ненадолго, но меня ждали дела, которых за время отсутствия наверняка скопилось превеликое множество.
К тому же у меня было назначено «бесплатное» уголовное дело, перенести которое не представлялось ни малейшей возможности, поскольку его рассматривала суровая председатель нашего районного суда. Вот и пришлось спешить домой, как бы ни хотелось остаться в холодном и утешающем спокойствии северных льдов.
Я до последнего дотянула возвращение в Альвхейм, и теперь приходилось расплачиваться за это.
Первый же день в родном городе обещал стать напряженным: я прилетела утром, а уже на половину третьего дня у меня было назначено это самое дело по назначению.
Мало того, что судья Горяная обожала воспитывать как адвокатов, так и прокуроров, так и само дело было малоприятным: мой подзащитный нанес множество ударов шваброй своей сожительнице, причинив ей средней тяжести телесные повреждения (хотя они были на грани тяжких, поскольку потерпевшая едва не лишилась глаза). Клиент был неоднократно ранее судим и на момент совершения преступления пребывал на условном, так что теперь должен получить как минимум свои ранее присужденные четыре года лишения свободы, плюс судья что-то добавит за новое преступление.
Понимая все это, подсудимый попросту трепал нам нервы, регулярно меняя показания, заявляя разнообразные ходатайства и прочее. При этом сам факт избиения из ревности он признавал! Просто, как водится, желал перезимовать в СИЗО, а не в колонии, где условия намного хуже, вот и капризничал (СИЗО - следственный изолятор, в котором содержатся под стражей подозреваемые, обвиняемые, подсудимые до вынесения приговора, обычно находится в городе, прим. автора).
Откровенно говоря, лично я бы назначила ему наказание по максимуму - мужчина, колотящий женщину по поводу и без него, на мой взгляд, заслуживает самой строгой кары. Впрочем, я благоразумно не оглашала это мнение.
Я как раз успела немного переговорить с подзащитным (он клятвенно заверил, что больше затягивать рассмотрение дела не будет), когда в кабинет зашли секретарь, судья Горяная и мой бывший жених, Владимир Виноградов.
Судья поздоровалась, уселась на свое место и привычно начала:
- Слушается уголовное дело по обвинению Веральда Речиссона в совершении преступления, предусмотренного статьей сто двадцать второй УК Мидгарда. Объявляется состав суда: дело слушается с участием судьи Горяной, секретаря Здравиной, адвоката Орловой. Произошла замена прокурора, в рассмотрении будет участвовать прокурор Виноградов. Подсудимый, встаньте. Есть отводы к составу суда?
Мой подзащитный заверил, что отводов нет. Правда, у меня было что сказать по этому поводу – отчаянно хотелось попросить привлечь другого прокурора, но я прекрасно понимала, насколько это глупо. Приходилось держать себя в руках и вести себя спокойно и сдержанно, старательно не обращая ни малейшего внимания на Владимира.
Как назло, адвокат и прокурор сидят ровненько напротив друг друга, но я очень старалась не смотреть на него, вместо этого преданно поедая глазами судью или рассматривая подсудимого.
К сожалению, готовность моего подзащитного больше не затягивать дело не пригодилась – еще не поступил ответ по предыдущей его жалобе. В прошлом заседании подсудимый заявил, что следователь в милиции его заставил признать вину, как это обычно пишется «используя недозволенные методы следствия, физическое или психическое насилие».
В таких случаях суд обязательно дает частное поручение проверить эту информацию и в случае необходимости привлечь к ответственности следователя. Впрочем, в подавляющем большинстве случаев это - пустая формальность, поскольку доказательств, конечно же, не находится. При отказе упирают, что раньше подсудимый не жаловался ни в прокуратуру, ни в суд. К тому же нет заключения медиков о наличии телесных повреждений, ведь следователь не станет вызывать скорую собственноручно избитому подозреваемому, да и в милиции поднаторели в том, чтоб не оставлять видимых следов.
