Владимир Серебряков - Лунная соната для бластера
— Нет ли у вас личного терминала? — обратился я к лейтенанту. Тот, к моему удивлению, не стал спрашивать, почему я не хочу пользоваться собственным инфором, а просто подал контакт-шлем.
Я решительно натянул устройство, похожее на средневековую сетку для волос, усыпанную самоцветами непрямых контактов, и — с богом, помолясь — скользнул в междуосье.
Хорошая техника у наших групарей. Снимать терминал с мертвеца казалось мне кощунством, а полет в обычном инфоре — это и не полет вовсе, а нечто, напоминающее движение в кабинке транспортера. Контакты считывали импульсы в чувствительных и моторных зонах мозга прямо через кость и скальп, и передавали информацию туда же. Разбогатею — обязательно себе заведу такой же.
Вокруг топорщились немыслимыми изгибами вакуумных станций уродливые конструкции, собранные из многоцветных кубиков; загляни в любой, и ты увидишь бесконечность фрактала, завораживающую, манящую в непредставимую глубину. Меня несло туда, где таился нужный мне блок, один из многочисленных выходов в реальность, принадлежавший Яго Лауре. Вряд ли ловушка, если она существует, приспособлена к атаке изнутри загранья.
Жаль, что не в своем я инфоре. Хранятся у меня в нем кое-какие штучки, которые тут очень бы пригодились — вроде зажигательных бомб. Зажигательных здесь, не в реальности. Там, по человеческую сторону, их называют вирусами ограниченного действия — но это для тех, кто не видел, как горят и плавятся перекрестные ссылки. Придется обходиться подручными средствами.
Чутье и искристо-голубой демон поиска ведут меня к нужному месту, неотличимому на первый взгляд от мириадов прочих дисков темного стекла, испещрявших подсвеченную изнутри радужную махину, которую называли нередко — с двойным смыслом — обратной стороной Луны. Ловушка приняла вид легкой дымки, куполом накрывавшей диск. Я осторожно прикасаюсь к хрупким на вид волоконцам манипулятором. Ничего. Мои импульсы проходят через них, как сквозь туман. Тяну обратно — не тут-то было! Держит, не отпускает серая паутинка. Односторонняя проницаемость, сигналы, идущие снаружи, включают ловушку, а исходящие с этой стороны — проходят свободно. А на такие пробы паутина не рассчитана, вот и вязнут в ней мои информационные манипуляторы. Потянешь чуть сильнее, и порвется, захлопнув страшный капкан.
— Con helm verbal input translate active code actplace object…
Комречь сыпется из меня стальными шариками под медленный танец общедоступных мудр. Я плету саламандру — кибердемона, который сможет прожечь дыру в ловушке. Дальше будет проще.
Пространство перед моим лицом сминается, течет, и с последним словом заклятия из разрыва выплывает миниатюрная шаровая молния. Легким толчком я посылаю ее в туман. Вспышка… и порванный узор нитей сам по себе истаивает в пространстве. Жаль. Поначалу я собирался смотать эти ниточки и посмотреть, кто же их прял. Ну ладно, сделанного не воротишь.
Заглядываю в темное зеркало. Меня оно, как и ожидалось, не отражает. Зато плывут, колыхаясь, какие-то разветвленные битстринги, похожие на пучки водорослей в аквариуме. Даю команду на вычленяющую запись — потом разберемся… Э, нет. Слишком много я всего нагрузил за последние сутки. Почитаю прямо тут, не выходя из загранья.
И еще одно меня волнует. Не клубится ли такой же дымок над моим собственным инфором? Ловушка, конечно, любительская, но безумно надежная, снять ее возможно только с этой стороны, войдя в междуосье с другого терминала. Или у меня паранойя… Стоп!
Если я не ошибаюсь, главная цель этих ловушек вовсе не в том, чтобы убить меня и несчастного двуполого хакера. Они не дают воспользоваться информацией, скрытой в наших терминалах. Кому угодно — любой, вошедший в систему через перекрытые ходы, окажется хладным трупом с перегретыми мозгами. Рассчитано, само собой, на представителей интеллектуальных меньшинств. Будь у меня костюм, я и на чужом инфоре влезу в любой банк данных. Но, с другой стороны, большинство лунарей никогда в жизни не выходило из глоса.
Не стоит мучиться и гадать — проще проверить. Я поворачиваюсь, чтобы ввести новый адрес, и только теперь понимаю, какого свалял дурака.
Тонкая струйка дыма от сгоревшей ловушки уходит в темноту, в провалы между хрустальными глыбами массивов и локальных операционных систем… а оттуда, безошибочно почуяв запах электромагнитных импульсов, надвигается на меня ужасающее нечто.
Разноцветное стекло осыпается миллионом переливающихся осколков, рушится замок из кубиков. Что-то темное и одновременно лопающееся от скрытого света мчится ко мне, разнося по дороге в клочья саму ткань загранья, нарушая ирреальность, не-сущность виртуального мира. Я рефлекторно отбрасываю свое сознание за грань, оказываюсь в комнате с мертвецом, срываю с себя сетку-шлем… и невыносимая боль ударяет по ушам. Я перегибаюсь пополам, пытаясь дотянуться до валяющегося на полу шлема, плещущего в меня лернейским ядом, но рука не достигает гладкого пластика, я спеленут болью, и выбраться нет сил…
Негромкий хлопок на секунду оглушил меня, вспыхнул красноватый огонь, и на месте шлема расплылась мутная кипящая лужа, быстро застывая по краям.
Я перевел взгляд на лейтенанта. Тот весело усмехнулся и убрал бластер.
— Знаете, лейтенант, — прохрипел я, — я вам сделаю подарок. Я не стану вас привлекать за ношение запрещенного оружия.
И мы оба немного истерически расхохотались.
Обнаружилось, что в междуосье я проторчал почти час. Таков один из побочных эффектов вирта — искажение субьективного времени. Когда-то, на заре нашей эры думали, что в ирреальности время должно растягиваться («вся жизнь за пять минут»). Оказалось совершенно наоборот. Несколько часов веселеньких вирт-развлечений могут свободно обернуться парой суток в реальной жизни.
О своих впечатлениях лейтенанту я рассказал кратко, в подробности не вдаваясь. Тот выслушал, не перебивая, покивал.
— Вам не кажется, будто в этом деле есть нечто странное? — спросил он.
— Кажется, — согласился я. — Вся история с карантином дурно пахнет. Теперь убивают хакера, который пустил дурацкий слушок. Ставят ловушку на парня, которого слушок заинтересовал — меня то есть. Бред.
— Не бред, — возразил лейтенант. — Я проанализировал плотности вероятностей.
Я непонимающе посмотрел на него; он, улыбаясь, постучал себя по темени. Еще один аугмент!
— И каков результат?
— Скорее всего, события последних двух суток составляют последовательность. Округленно — семьдесят три процента. В том числе и покушение на вас.
Весело, как марш в морге.
