Людмила Стрельникова - Метаморфоза
– Большое спасибо, – Валентина сунула рецепт в нагрудный карман пиджака и покинула кабинет.
На следующий день она принесла мне фотографию молодого человека, разыскиваемого милицией как опасного рецидивиста.
– Взгляните, – обратилась она ко мне, протягивая фотокарточку, – вы никогда не встречали этого человека? Не обращайте внимание на лицо в целом, обратите внимание на. глаза, потому что в оперативной сводке вместе с приметами указано – «способен изменять внешность».
Я долго изучал фотокарточку, глаза тоже показались мне знакомыми, хотя с уверенностью можно было заявить, что в целом точно такое лицо мне встречать не приходилось.
– Не могу припомнить: вроде бы видел, а вроде бы и нет. Возможно, действительно – глаза мне знакомы.
– Точно такие же глаза я обнаружил на липе молодой женщины-врача вчера в кабинете. На правой ноге у неё чёрные точки, такие, о каких вы говорили. Только мы ищем мужчину, а нашли женщину. Может, у неё есть брат, и они действуют заодно? – предположила Валентина.
– Не забывай, что преступник завладел моим препаратом, и у него для перерождения было достаточно времени.
– Неужели он так смел, что без всяких рекомендаций мог испытать на себе неизвестный препарат? – удивился Евгений.
– Рецидивистам смелость не занимать, – ответил я и предположил: – Но трансформация могла произойти и случайно, достаточно мизерной дозы, чтобы началось перерождение. Так что, возможно, препарат попал в организм не преднамеренно, а дальше всё пошло абсолютно как у вас. Смена работы и фамилии объясняется этим же.
– Неплохо бы вам самому увидеть её. Вы же помните того врача, который навещал вас во время болезни радикулитом?
– Да, лицо его я хорошо запомнил.
– Может, рискнёте посетить её, убедиться собственными глазами?
– Но если это одно и то же лицо, он меня узнает.
– А мы вас замаскируем так, что комар носа не подточит.
На следующий же день я сидел в кабинете врача, жалуясь на боль в животе. Вид мой был не узнаваем: голова сверкала как бильярдный шар – чего только не сделаешь ради науки, мне пришлось пожертвовать волосами; сбрив их, на лицо наклеил усы и бороду, а в рот засунул пластмассовый шарик, чтобы несколько изменить свою дикцию.
Врач уложила меня на кушетку и стала осматривать живот, периодически надавливая то в одном, то в другом месте. Я же не спускал с неё глаз. Когда она взглянула на меня, и наши взгляды встретились, мне пришлось сделать ей комплимент.
– Ваше внимание так приятно, что я готов пролежать на этой кушетке весь свой отпуск. Не согласитесь ли посетить со мной ресторанчик? – предложил я, уверенный, что она откажется.
– Спасибо, по ресторанам мне разгуливать некогда, – ответила она и, бросив: – Лежите! – полезла в шкаф, достала оттуда марлевый пакет и, подойдя ко мне, неожиданно набросила его на моё лицо со словами: Вам понравилось, так лежите.
Инстинктивно я рванулся вперёд, женщина навалилась на меня всем телом, достаточно было сделать два вздоха, чтобы туман заволок глаза, и я провалился в какую-то бездну. Мир для меня исчез.
Очнулся я в полном мраке. Мне почудилось, что я в каком-то склепе, пахло сыростью, землёй, воздух был затхлый. Подо мной на полу лежал старый матрас. Я протянул руку, мои пальцы пробежали по полу и стенам, они были бетонными и сырыми. Голова кружилась, противно поташнивало.
С трудом поднявшись, я обошёл помещение, тщательно ощупывая всё, что попадалось под руки, и заключил, что нахожусь в подвале. К этому выводу привело меня отсутствие в помещении окон и прочих проёмов, не удалось обнаружить даже двери, а это натолкнуло на мысль, что я мог попасть сюда только сверху. Кроме матраса, на полу ничего не оказалось, и я вернулся на прежнее место, решив, что лучше отлежаться, прийти в себя и наметить план действий.
«Где я, и что со мной собираются делать? – мелькало в голове. – Неужели меня узнали? Как же выбраться отсюда? Нет, делать изобретения проще, чем решать такие головоломки».
Прошло, очевидно, очень много времени, потому что я страшно проголодался и замёрз, по крайней мере, мне показалось, что миновало дня два. Я согревался, периодически прыгая и делая зарядку, но требования желудка удовлетворить было нечем, и я уже мечтал о зачерствелой корочке, как о величайшем деликатесе. «Кажется, меня собираются уморить голодом, а лучшее оружие против него – кусок колбасы. Как же быть? Голыми руками бетон не расковыряешь».
Пока я думал и метался в бетонном мешке, наверху послышались шаги, крышка подвала жалобно заскрипела, и в мою темницу проник поток света, обнажив серое, мрачное помещение площадью не более шести квадратных метров. Вверху обрисовался яркий квадрат – люк в подвал. Из него, как с небес, спустилась деревянная лестница, и в светящемся проёме возникли огромные пятки. Очевидно, так ждали явление Христа с небес, как и я ждал прихода своего тюремщика, хотя был уверен, что ничего хорошего от визита не получу, но однако же надеялся – а вдруг удастся войти в нормальный контакт и вырваться на свободу. Вниз спустился здоровый чернявый детина, совершенно не божеской внешности, с длинной физиономией, крепкими лошадиными зубами и маленькими колючими глазками, выглядывавшими из-под широких бровей.
– Привет. Как житуха? – довольно оптимистично осведомился он, и у меня сразу отлегло от сердца – убивать не будет. – Заскучал, небось. Надеюсь, не чихаешь и не кашляешь, а то вызову врача на дом, – продолжал балагурить детина, остановившись напротив меня.
Я продолжал сидеть на матрасе.
– Зачем заперли? – задал я встречный вопрос парламентёру. – Не понятно, за что посадили без суда и следствия. Что надо?
– Ты – деловой. Сразу суть ему подавай, – детина оскалил лошадиные зубы.
– Зачем играть в прятки, говорите, зачем взяли?
– Хорошо, будем говорить, у нас тоже нет времени сюсюкать. В общем, дело вот в чём: мой шеф спёр у тебя тетрадь и сказал, что в ней не хватает каких-то параметров.
– Всё хватает, – отрезал я. – Это у него шариков в голове не хватает.
– Не оскорблять! Нас не проведёшь. Шеф консультировался с одним знающим человеком, так вот он утверждает, что не хватает. Так что – выкладывай. Скажешь сейчас, через два дня выпущу, и гуляй себе.
– А если не скажу?
– Займёмся твоим воспитанием. Дурь из головы выбивают ремнём, но кроме ремня у нас есть много способов развязать язык. Церемониться не станем. Так что думай.
– Чего тут думать! – вспылил я и вскочил на ноги. – Всё в тетради. Это заявляю я, автор. Неужели кто-то чужой способен разобраться в моём изобретении лучше, чем я. Передай шефу – пусть дураков не слушает. Я пятнадцать лет вёл записи, а записывают, между прочим, для того, чтобы не забыть, у меня память плохая, и я записывал всё со скрупулёзной точностью. Можешь передать своему шефу, что зря меня держите.
