Венедикт Ли - Гроза над Миром
Тут Ригли вспомнила о своих записях. Лиза повертела листок в руках, хмыкнула.
– Я, видишь, умница. Озаботилась, пока память не отшибло насовсем. Это, Реджи, счета в Банке Магистрата. Все номерные – на предъявителя.
В первый раз, снимая деньги со счета, Ригли чуть не умерла от страха. Однако, никто ее не арестовал, спросили только, какими купюрами желает госпожа получить заявленную сумму. Не слишком крупную, так посоветовала Лиза, но и не малую, чтобы не ходить часто. Теперь они могли вздохнуть свободно – нужда отпустила их. Ригли даже раздала долги соседям, объясняя, что получила хорошую работу. А время шло, и настало утро, когда они обе задумались о будущем…
За спиной Лизы на плите тихонько гнусавил железный чайник, она не оборачивалась, зная, что чайник, за которым следишь, никогда не закипает. А смотрела на сидящую напротив Ригли. Этой юной женщине с тонкими чертами лица, худенькой, с просвечивающими сквозь кожу запястий голубыми жилками вен она обязана жизнью.
– Слышь, Лиз… – сказала Ригли. – Теперь я свою тайну выдам. Я – тоже пациент ГИН! Только тебя в возрасте взяли, а мне тридцать пять было, и я все перенесла легче. Только… – алые, красиво очерченные губы Ригли скривились в сдерживаемом плаче, – я забыла последние двадцать лет жизни. Забыла мужа и детей!
С огромным трудом, с пятого на десятое она рассказала Лизе, как вернулась домой, не узнавая ни дома, ни обстановки, ни двоих симпатичных девочек семи и одиннадцати лет.
– Мужчина, под сорок, немного обрюзгший, смотрел на меня по-собачьи преданно! Кто он?! Мы женаты шестнадцать лет! Младшая девочка сказала: «Мама! Какая ты молоденькая и красивая!» Я встала, прошла на кухню и всласть выплакалась. Когда я уходила (мне надо в Вагнок, к Хозяйке, сказала), то обещала скоро вернуться. Мой муж – совершенно незнакомый мне человек, долго и нерешительно молчал, я подала ему руку и ушла. «Я не такая, не та, другая. Меня заколдовали». С такими мыслями я появилась в Вагноке при Дворе Хозяйки. Остальное рассказывала тебе раньше. Ссора. Ужасная, дикая сцена. Меня спас начальник ее охраны…
Из вскипевшего чайника с шипеньем выплеснулся на плиту кипяток. Заваривая дешевый кофе, Лиза мрачно заметила:
– Директор ГИНа, Гаяр умер вскоре после всех тех пертурбаций, о которых ты рассказала. Похоже, во второй раз фокус не удался и престарелый организм не выдержал. Ты понимаешь, Реджи, что на тебе он испытывал чудесный рецепт? Потом я… Они готовят лекарство молодости для Хозяйки! Ну и для себя тоже.
– Нет, Хозяйке это не нужно, – возразила Ригли, утирая подсыхающие слезы. – Она ведь не старится.
Звякнула ложечка в чашке Лизы.
– Что?!
– Ну… мы с ней жили рядом десять лет и ни одной морщинки у нее не появилось. Я подросла, ее подруга Пенелопа подстарилась, как положено и Хозяйка по виду ей в дочки годилась. Раньше я не замечала и не думала об этом, а теперь вот вижу, – рассудительно пояснила Ригли.
Лиза закусила нижнюю губу. Она сейчас выглядела одногодкой Ригли: стройная фигура, высокая грудь, заплетенные в косу медные волосы. Ровные белые зубы. Молодка на выданьи – мечта любого мужика.
– Хорошо, Реджи. Не будем о страшном. Если Хозяйке отмерено жизни много больше обычных людей, то и молодость у нее долгая. Драгоценное качество для правителя! Стань король стар и немощен и, если успеет помереть своей смертью, то считай, ему повезло. А тут… живи хоть тыщу лет – силы и рассудок тебе не изменят. Значит, Хозяйка намерена создать касту таких же долгожителей, а то слишком быстро, по ее мерке, уходят соратники и слуги. Бог ей в помощь. А нам с тобой пора уносить ноги.
– Почему? – шепотом спросила Ригли.
– Мы ей чем-то подходим? Фрондирующая Хозяйка Тира? Или сорвиголова Ригли? Вспомни, она с тебя пушинок не сдувала, когда опыт счастливо удался! Не радовалась несказанной удаче, чуду, а чуть не убила тебя в припадке бешенства. Реджи, лабораторные препараты по окончании опыта уничтожают. За ненадобностью.
– Но… мы до сих пор живы.
– Да! Кто из соседей ее шпион? Кто докладывает регулярно, как развивается эксперимент, какие возникают или нет осложнения? Опыт удался вполне. Может, нам еще дадут пожить. Но недолго, Реджи. Недолго.
В рассветных сумерках, никем из пограничной стражи не замеченный, маленький биплан беззвучно пролетел над поросшей редким лесом кручей Барьера. Ригли (у нее уже было другое имя и много денег) куталась в пальто, холодный воздух бил в лицо. Пилот обернулся, явив ей и Лизе рябую плутоватую физиономию, подмигнул, прокричал что-то, заглушенное взрёвом мотора. Впрочем, ясно: он приглашал их полюбоваться восходом.
Над Эгваль, без всякого на то дозволения Хозяйки, вставало огромное алое солнце и оранжевые льдинки тонких облаков поднимались в огненно горящем небе. Лиза сжала руку Ригли, ее темно-рыжие волосы, выбиваясь из-под платка, трепетали на ветру. Ригли поняла без слов. Вырвались. Больше не достанет их невидимая рука Острова, рука Хозяйки, тянущаяся к ним, ищущая схватить и каждый раз чуть-чуть опаздывающая. Эгваль – это свобода. Они летят в рассвет.
1384 год, 21 марта. Гавань Норденка. «Парящий орел» распластался на воде гигантской морской черепахой. Ни взлететь, ни даже закрыть распахнутые люки было не в силах его экипажа, «Парящий орел» отказался сотрудничать с ним.
Катер подошел ближе, и Андрей рявкнул в мегафон:
– Кто главный, выходи! Не то накидаем газовых бомб во все дырки!
Авианосцы «Арни» и «Габриэль» выглядели игрушечными корабликами по сравнению с «Орлом», если глянуть сверху, но сила у них была нешуточная. «Орел» не включал защитное поле и, вроде бы, проявлял равнодушие к участи своих партнеров – экипажа, на привычном языке.
В широком темном проеме люка показался остролицый моложавый человек с волосами цвета темного серебра. Гордо глянул на Андрея, медленно и четко выговаривая слова:
– Леонид Пеано – ментальный инженер. Я вижу тебя насквозь, эфемер, Андрос, или как там тебя?..
– Тем лучше. Легче поймете незавидность вашего положения, – отозвался Андрей.
Пеано вздрогнул, но с той же надменностью ответил:
– Что за получеловек мне угрожает? Исковерканная, ущербная личность! Тебе не кажется, что с твоей жизнью что-то не ладно? Что занимаешься не тем, чем должен… Что духовный инвалид, урод? И зовут-то тебя не так: имя твое – фальшивое, как и существование… – его лисья физиономия внезапно страшно побледнела.
– Кто из нас – фальшивый, разберемся, – Андрея не обескуражило, что Пеано видел его мысли, тем хуже для него, коль скоро они повергли его в ужас.
