Сакс Ромер - Спящий детектив
Теперь я перехожу к событиям, непосредственно связанным со смертью Гейдельбергера. В старом поместье имелась одна вещь, пробуждавшая во мне множество воспоминаний; я хотел во что бы то ни стало сохранить ее у себя — и готов был торговаться. То был портрет моей матери. Упомяну также, что по причинам, о которых я не хочу распространяться, я скорее сжег бы портрет, чем позволил ему попасть в руки Гейдельбергера.
С этой целью я обратился за помощью к Райдеру — если бы не моя личная просьба, тот ни за что не согласился бы выполнить подобное поручение. Это было за день до смерти Гейдельбергера; тем утром я получил известия из Африки, пробудившие во мне надежду на спасение своего старого дома от позорной судьбы. Мои надежды оправдались: сегодня я узнал, что копи сделали меня и моих компаньонов богачами. Думаю, опрометчивое замечание Райдера, говорившего о возможности выкупа поместья у Гейдельбергера, заставило людей подозревать, что старик замыслил кровавое преступление.
Райдер, между тем, назначил встречу с Гейдельбергером и пришел на нее, как и было договорено. Я боялся за Райдера, опасаясь, что еврей — который славился очень жестоким характером — может дурно с ним обойтись. Поэтому я предпринял некоторые шаги; косвенным образом они и стали причиной трагедии.
Как и в большинстве старинных замков эпохи, в Креспи-холле немало потайных проходов, туннелей и выходов. По древней традиции, тайну их существования бережно хранят члены семьи. Я решил стать незримым свидетелем беседы Райдера с Гейдельбергером и воспользовался для этого потайным ходом — он начинается в кустах ярдах в пятидесяти от западного крыла. Пройдя через туннель, я поднялся по ступеням и очутился за старинной картиной, которая украшает пиршественную залу. Рама картины на самом деле является дверью; она открывается при нажатии пружины, но древний механизм проржавел и еле действовал. Отсюда я мог слышать все, что говорилось в зале: я рассудил, что переговоры состоятся там, где висит портрет моей матери.
Так и случилось — не успел я преодолеть две последние ступени, как в зале послышались шаги. Гейдельбергер заговорил первым:
— Только подумать, что ты захотел купить портрет леди Креспи, сентиментальный старый глупец! Будь на твоем месте кое-кто другой, я бы понял такую настойчивость!
Затем я услышал голос Райдера.
— Что вы хотите этим сказать, мистер Гейдельбергер? — спросил он.
Я с любопытством ждал ответа еврея. Как я и предполагал, он высказал грязные и необоснованные обвинения в адрес моей бедной матери. Я не мог молча терпеть это оскорбление; лопнуло и терпение старого Райдера — когда я отворил дверь и бросился в комнату, чтобы встретиться с этим клеветником лицом к лицу, послышался звук удара и Гейдельбергер, как дикий зверь, взревел от ярости.
В следующий миг он схватил старика за горло. Но прежде, чем он успел что-либо сделать, я нанес ему сильный удар кулаком; он разжал свою хватку и обернулся к новому противнику.
Я обязан отдать должное Гейдельбергеру: похоже, он не знал страха, и нападение врага, о чьем присутствии он даже не подозревал, лишь прибавило ему сил. Он смерил меня взглядом, и в лице его не было никаких признаков испуга.
— Так это вам нужна картина, а? — усмехнулся он. — Полагаю, вы…
— Прекратите! — сказал я. — Я Роланд Креспи, и я не намерен выслушивать ваши грязные оскорбления!
Он на мгновение замер, переводя глаза с меня на Райдера и на картину, едва различимую в луче света от свечи, принесенной им с собой. Не успел я понять, что он задумал, как он вытащил из кармана перочинный нож, раскрыл его и шагнул к портрету.
— Вам его не видеть! — воскликнул он.
Он уже вонзил нож в холст — осмотр картины может это доказать — когда я бросился на него.
Борьба была отчаянной. В том, что произошло далее, можно увидеть перст судьбы. Гейдельбергер был сильнее меня и, охваченный злобой, попытался всадить в меня нож, который держал в руке!
Я схватил его за запястье, однако он сумел освободиться и полоснул ножом сверху вниз. Я отпрянул и оказался слева от одного из столбов, поддерживающих балкон менестрелей.
Гейдельбергер, ослепленный яростью, не заметил препятствие; к тому же под балконом было очень темно. Он свирепо бросился вперед — и задел столб плечом. Удар был страшен.
Джентльмены! Я содрогаюсь, рассказывая о том, что случилось! Топор Черного Джеффри, что веками висел наверху, перед ограждением, покачнулся от удара, изъеденные временем крепления вырвались из камня. Когда громадное тело Гейдельбергера ударило в столб, огромный топор, будто направленный невидимыми руками, упал лезвием вниз, рассек голову несчастного и впился, дрожа, в дубовые доски пола!
Внезапность трагедии ошеломила меня; к ужасной реальности меня вернул крик старого Райдера:
— О, господин Роли!
Старый лакей всегда называл меня «господином Роли»; это имя кто-то принял, как я слышал, за слово «поле».
Наши последующие действия, вероятно, были неразумными. Мы высвободили топор и приподняли голову жертвы; никаких сомнений — Гейдельбергер был мертв. Услышав чьи-то осторожные шаги на лестнице под балконом, мы взяли свечу и поспешили скрыться за потайной дверью, причем Райдер сильно порезал руку, пытаясь закрыть ржавый засов. Только в аллее у дома, где я привязал свою кобылу, я осознал, что мы вели себя, точно виновники убийства. Теперь, однако, слишком поздно каяться в том, что я объясняю минутным приступом страха; я попросил Райдера хранить молчание и ждать моих указаний — и вскочил на лошадь, собираясь вернуться на ферму и хорошенько все обдумать.
К несчастью, животное сбросило меня неподалеку от фермы, что едва не стало причиной второй трагедии; остальное вам уже известно.
Могу только сказать, что Райдер готов был защищать меня до последнего и понести кару за деяние, которое было не чем иным, как божественным промыслом. Доктор Мэдден узнал меня, разумеется, и ему я также бесконечно благодарен. Такое же заявление я намерен сделать сегодня перед мировым судьей.
— Видите, — сказал Морис Клау. — Я пальцем не пошевелил! Случилось бы все так же, находись я в Перу!
Гримсби прочистил горло.
— Не подвергая сомнению слова сэра Роланда, — начал он, — хотелось бы спросить, имеются ли свидетельства того, что он не…
— Воспользовался топором сам? — продолжил Клау.
Гримсби смутился.
— Но есть ли они?
— Есть! — загромыхал Морис Клау. — Я есть свидетельство! Дело это торжественно доказывает мою теорию циклов! Почти то же самое произошло сотни лет назад в замке Дайк! Топор повторил себя!
