Джон Браннер - Квадраты шахматного города
Я пожал плечами.
– Я слабо знаю испанский. Но если хотите, я попробую.
– Отлично. Давайте на несколько минут заглянем в режиссерскую. Энрико, думаю, понадобится еще несколько минут, прежде чем все будет готово. А я тем временем познакомлю вас с вопросами, которые хотелось бы вам задать. А заодно мы выясним, сможете ли вы ответить на них по-испански.
Он приоткрыл стеклянную дверь и пропустил меня вперед. Как только он закрыл за нами дверь, воцарилась мертвая тишина.
Кордобан предложил мне стул, а сам прислонился к световому табло.
– Начну я с вашей биографии, расскажу о работе, которой вы занимаетесь. Вы ведь специалист по транспорту. Правильно? И имеете опыт работы почти во всех странах мира? Может быть, следует перечислить какие-либо страны?
– Э… Э… Индия, Египет, США и, конечно, моя родная Австралия.
– Хорошо. В начале передачи вы участия не принимаете. Потом я делаю небольшое вступление и сразу же начинаю задавать вам вопросы. Сначала – простые: например, как вы находите Вадос? Давайте прорепетируем.
Вопросы в основном были самые общие, и эта часть интервью прошла довольно хорошо. Затем Кордобан спросил, принял ли я решение относительно предполагаемой перестройки города.
Я ответил, что нахожусь здесь всего несколько дней, а для серьезных рекомендаций этого недостаточно.
– Отлично, – кивнул он. – У нас все прекрасно получится, мистер Хаклют. До передачи остается еще двадцать минут. Мы можем заглянуть в бар, если желаете…
Он посмотрел на съемочную площадку.
– Энрико сейчас занят пробным прогоном. Оставим его на несколько минут. Хотите сигарету?
Я не отказался.
– Вы выступали когда-нибудь по телевидению? Я совсем забыл спросить вас об этом. Может быть, вам интересно остаться в студии и посмотреть, как все происходит?
– Я довольно часто выступал по телевидению. В США, к примеру, я осуществлял техническое руководство двумя, нет, даже тремя крупными проектами. Как только дело принимало конкретные, осязаемые формы, тут же появлялись репортеры.
– Да-да, – кивнул Кордобан. – Понимаю. Думаю, мы тоже подробно будем освещать в наших передачах начало работ по новому проекту.
– Независимо от того, какое развитие он получит?
Я не мог удержаться от колкого замечания. Но оно не достигло цели.
Кордобан с удивлением взглянул на меня.
– Да причем здесь детали? В любом случае – это интересная информация.
Я нашел его замечание легковесным.
– Любопытно, – сменил я тему разговора. – У вас прекрасный комплекс, намного крупнее, чем я предполагал. Скажите, объем вещания, видимо, довольно велик?
– Практически наша аудитория самая большая в Латинской Америке, – сказал он с гордостью. – За последние двадцать лет мы многого добились. Я не знаю последних сравнительных данных, но, согласно проведенному в прошлом году опросу, нас постоянно смотрят около двух третей всего населения, ну за исключением таких праздников, как пасха, например. Но и по этим дням в барах и других развлекательных заведениях работают телевизоры. Даже в самых маленьких деревушках и селениях имеется хотя бы по одному телевизору. Конечно, мы ведем трансляцию и на другие страны. Но там так мало аппаратов, что в расчет их можно не принимать.
Сказанное не могло не произвести на меня впечатления.
– А каково положение с радиовещанием? – спросил я. – Наверно, вы не уделяете ему особого внимания, если у вас такое большое число телезрителей.
– О, совсем наоборот! За исключением ежедневной часовой общеобразовательной программы, наши телепередачи обычно начинаются с восемнадцати часов тридцати минут. В дневное время зрителей немного, не считая воскресенья, когда трансляция начинается с двух часов дня. А радиопередачи ведутся с шести часов утра до полуночи. Нас слушают рабочие на заводах, водители в автомашинах, домохозяйки. Даже крестьяне берут с собой транзисторы в поле. Почему же мы должны оставлять без внимания наших потенциальных слушателей?
Последние его слова несколько удивили меня, но я ничего не сказал, а только кивнул.
Вытянув шею, Франсиско Кордобан рассматривал что-то через стеклянную перегородку.
– У Энрико, по-моему, какие-то неполадки, – заметил он. – Думаю, нам лучше пока ему не мешать.
Мой взгляд продолжал скользить по режиссерской. Еще во время разговора с Кордобаном я разглядел рядом с пультом стопку книг. В большинстве своем это были бульварные романы. Вероятно, телемеханики и режиссеры коротали за ними выдавшиеся свободные часы. Однако мое внимание привлекла книга, которая, казалось, попала сюда случайно: пухлая, зачитанная, со следами от сигарет на красной суперобложке, она внешне походила на учебник. Я решил, что это какое-то пособие для специалистов и взял ее в руки. Фамилия автора была мне хорошо знакома: Алехандро Майор.
Мне вспомнились университетские годы и горячие дискуссии на семинарах вокруг одной из самых спорных книг тех лет. Она называлась «Управление государством двадцатого века». Ее автором был Алехандро Майор.
С интересом раскрыл я новую книгу Майора «Человек в современном городе».
«Интересно, сохранил ли автор ту же свежесть мысли, что и прежде, – подумал я. – Вряд ли».
В мои студенческие годы Майор был знаменит. Он выступал пламенным поборником новых идей, с юношеским энтузиазмом защищавшим свои убеждения. О курсе лекций, который он читал в Институте общественных наук в Мехико, с возмущением говорили в научных кругах. С годами он, наверное, превратился в умеренного конформиста. Такая судьба постигает многих реформаторов. Их идеи утрачивают свою революционность.
Кордобан ухмылялся, наблюдая за неслышимыми трудностями Риоко. Наконец он повернулся ко мне и заметил, чем я занят.
– Вы, вероятно, читали эту книгу?
Я покачал головой.
– Нет. Но с первой работой Майора я знаком еще со студенческих пор. Довольно необычная книга для телестудии, – сказал я. – Интересно, что стало с этим человеком? Я не слышал о нем уже много лет.
Кордобан с некоторым удивлением взглянул на меня.
– Серьезно?
Он посмотрел через стеклянную перегородку, разыскивая кого-то глазами, и невольно подтянулся, когда дверь в студию отворилась.
– Вот он собственной персоной.
Я увидел коренастого человека, которого мы встретили, когда появились здесь с сеньорой Кортес.
– Неужели? – поразился я.
– Конечно. Доктор Майор почти восемнадцать лет является министром информации и связи Агуасуля.
– Значит, он стал им еще до основания Сьюдад-де-Вадоса?
Кордобан кивнул.
– Совершенно верно. Меня, признаться, поразило ваше замечание, что вам кажется странным видеть его работы в студии. Мы же, наоборот, считаем их своими настольными книгами.
