Роман Буревой - Маска Дантеса
Она сюсюкала с двадцатилетним парнем, как с ребенком. Но это, кажется, успокаивало Стаса. Он безропотно позволил кузине надеть себе на голову маску. Бездушная личина заулыбалась, захлопала веками.
— Вот видишь, вся боль прошла! — ненатурально засмеялась Ксения и тоже скрыла свое лицо под личиной. Теперь обе маски, наивные, почти глуповатые, широко улыбались и подмигивали.
— Мне его жаль… — прошептала Лери. — Хотя он и противный…
— Жаль настолько, что ты готова его принять? — живо спросил Корвин.
— Что за чушь ты болтаешь? Принять? В каком смысле?
— Принять его дерзость, его взбалмошность и наивность, принять его бестактность…
— Прекрати! Достаточно, что я принимаю твою глупость и бесшабашность Друза. Этого вполне достаточно.
— Нет. Не так. Ты принимаешь мою глупость и бесшабашность Друза, потому что тебе нравится и то и другое. Ты нас обожаешь за глупость и бесшабашность. А китежане принимают то, что отвратительно, что их ранит, унижает, бесит.
— Ага! Принять — это значит отдаться первому встречному и еще при этом получить удовольствие.
— Милая моя, ну что ты говоришь! Сама подумай! Зачем отдаваться первому встречному, как не для того, чтобы получить удовольствие? — изобразил наигранное недоумение Марк.
— Все! Хватит! Или я сорву с тебя маску и расцарапаю лицо! — пригрозила Лери.
И продемонстрировала пальцы с очень длинными ноготками.
— Отличные костюмы! — Им навстречу уже спешил какой-то человек в двуцветном сине-зеленом камзоле и трико в обтяжку, тоже двуцветном. Костюм не очень вязался с атлетической фигурой и широкими плечами. Лихо сдвинутый на затылок берет украшали петушиные перья. В темных фальшивых волосах разноцветными огоньками переливались конфетти. Но даже смазливая маска двадцатилетнего юноши никого обмануть не могла.
— Флакк? Что за нелепый наряд? — засмеялась Лери.
— У вас все в порядке? — Трибун снял маску.
— У нас все отлично!
— Меня срочно вызывает в посольство военный атташе, — сказал Флакк. — Зачем — не знаю. Надо лететь. Может быть, уедем вместе? Мне кажется, здесь что-то назревает. Поверьте моему чутью.
— Я хочу поглядеть на карнавал! — заявила Лери.
— А я должен найти отца Друза, — напомнил Марк.
— Он явится на карнавал? — неуклюже пошутил Флакк.
— Не удивлюсь!
— Я пришлю вам охрану, — предложил Флакк.
— Князь Андрей обидится, — решил Корвин. — Ведь мы его гости.
— К Орку в пасть все обиды его сиятельства! — заявил Флакк. — Я уже вызвал охрану. На случай, если вы останетесь. К утру два охранника из посольства будут здесь. Я улетаю.
— Скоро вернешься?
— Неизвестно.
Свет то вспыхивал ярко, то почти угасал, тогда начинали светиться костюмы карнавала. Ящеровидный монстр с головой тиранозавра и восемью конечностями сиял изумрудной чешуей. Десятки фасеточных глаз; белые фосфоресцирующие медузы, чьи ажурные вуали обжигали кожу; горящие пурпуром языки и алые мускулы человека без кожи — все светилось. И одновременно дурачилось, приплясывало, неслось куда-то, вертело в водовороте и влекло, влекло, влекло…
Вот чей-то теплый язычок коснулся щеки, вот руку ухватила когтистая лапа. С потолка, кружась, разноцветным снегом сыпались конфетти. Раздвижные двери между бальной залой и гостиной исчезли, огромный холл заполнился масками. Отсюда можно было попасть в вестибюль и на уличную террасу. И внутри, и снаружи — толчея, суета. От мельканья личин рябило в глазах. А на нижней террасе садились все новые и новые флайеры. Казалось, весь Китеж явился в гости. Атмосфера радостная, суетливая и немного тревожная.
— Нерония!
— Нет, Цин!
— А я говорю — Колесница! — спорили друг с другом маски. Мужчина в восточном наряде до полу, с широкими рукавами, прятал кисти рук под белым шелком нижней одежды. Второй — в белом мундире и кирасе, а третий — в бархатном берете и коротком камзоле с узкой талией и разрезами на рукавах.
Меж гостей сновали лакеи в алых ливреях и шелковых панталонах, разнося подносы с шампанским и шоколадными конфетами.
— Шампанское с Колесницы! — сообщал гостям высокий лакей в эфиопской маске.
Среди этого карнавального действа только сам хозяин, старый князь, явился с открытым лицом. Зато надел шитый золотом кафтан с отворотами из серебристого шелка, белый камзол, белые шелковые чулки, на пряжках туфель сверкали бриллианты. В одной руке князь держал золотую табакерку, в другой — синюю розу.
Марка со смехом окружило с десяток барышень-эльфов.
— Маска, мы тебя знаем! — воскликнула одна из них и поцеловала в губы. И тут же остальные кинулись целовать.
Одни довольно умело, другие совершенно по-телячьи тыкались в губы. Но от всех пахло одинаково — лесной земляникой.
— Это не он! — в ужасе выкрикнула одна из барышень, и стайка эльфов с хохотом умчалась.
Марк поднялся наверх, на галерею, сверху он видел лишь пестрые волны карнавала — они захлестывали, били через край, и все густеющий снег конфетти не давал ничего разглядеть толком. В одном месте Корвин приметил движение вспять, потом что-то похожее на водоворот. Вгляделся. И понял, что с десяток масок напали и бьют кого-то. Блеснула чешуйчатая лорика и накладные фалеры… Палка взметнулась и ударила нападавшего — римский центурион умело защищался. Друз? Марк помчался вниз — не по ступеням мчался — по перилам. Нырнул в толпу. Споткнулся — кто-то барахтался на полу под ногами, потом сверху навалился еще кто-то. Когда Марк выбрался из кучи-малы и, борясь с волнами карнавала, добрался до места драки, римского центуриона нигде не было видно. Какой-то наряженный французским гвардейцем человек поправлял медвежью шапку.
— Он мне маску сломал, ничего не вижу… — бормотал гвардеец, пытаясь приладить на прежнее место кусок лопнувшей псевдокожи. Нос маски был смят, и потому голос звучал гнусаво.
— Это лациец, клянусь… — говорил «японский самурай». — Никто из китежан не выберет такой костюм…
— Лаций обречен! — изрек гвардеец.
— Марк! — услышал Корвин в комбраслете голос Лери. — Я направляюсь к нашей девушке с кувшином. Подстрахуй.
Связь отключилась. Лациец повернулся на каблуках, все еще надеясь в толпе отыскать Друза. Но центурион исчез. О какой страховке шла речь? Что задумала Лери? Марк ощущал, как по зале прокатываются волны вполне осязаемого безумия. Надо было спешить.
Корвин бесцеремонно растолкал гостей и двинулся на террасу, чтобы попасть оттуда в сад. Его пытались закружить в танце, увлечь, вновь кто-то лез с поцелуями, подносил бокалы с шампанским.
— Колесница!