Андрей Бондаренко - АнтиМетро, Джек Потрошитель
— С одной стороны, ничего лишнего. То бишь, сплошной минимализм, — прокомментировала Таня. — А, с другой, чувствуется…м-м-м, некое тепло. Очевидно, дизайнер трудился с душой. И эти цветастые полосатые половички в прихожей — прямо как на даче у дядюшки Виталика…. Тёма, давай, я наскоро приму душ, а уже потом займусь эпистолярным жанром? А ты, любимый, озаботься, пожалуйста, всякими бытовыми вопросами. Кровать застели, сооруди что-нибудь на ужин. Я проголодалась — как два десятка красных койотов из весенней аргентинской пампы…
Артём достал из прикроватной тумбочки комплект постельного белоснежного белья.
«Как приятно пахнет!», — восхищённо зацокал внутренний голос, считавший себя законченным эстетом. — «Горной лавандой, лесной земляникой и мёдом диких пчёл. А простыня и наволочки даже слегка накрахмалены. Вот, что значит — английский махровый консерватизм, обожающий старинные традиции…».
Старательно застелив широкую старомодную кровать, он прошёл на крохотную кухоньку и распахнул дверцу светло-салатного однокамерного холодильника, на верхней горизонтальной плоскости которого располагалась стандартная деревянная хлебница.
«Да, выбор откровенно небогат. В благословенной и хлебосольной Аргентине — в аналогичных ситуациях — продуктовый ассортимент был не в пример разнообразнее и шире.…Значится, мы имеем: тощую жареную курицу, старательно завёрнутую в пищевую фольгу, две упаковки толстых сарделек, длинный брусок подкопчённого жирнющего бекона, пластиковую коробочку с ливерным паштетом, четыре средних по диаметру пиццы, два десятка крупных тёмно-тёмно-коричневых яиц, картонный пакет с обезжиренным молоком и восемь жестяных банок с томатным супом. Негусто. И это называется: — «Холодильник забит под самую завязку»? Вот же, жмоты копеечные! Впрочем, наверное, во всём виноват мировой финансовый кризис…. Ага, баночное пиво и две бутылки вина. Ну, блин английский! Пиво только тёмное, а вино, и вовсе, болгарского производства. И здесь, ухари, умудрились сэкономить…. Ладно, братец, открывай-ка пивко. Так и быть, попробуем…. А, знаешь, вполне даже и ничего. Слегка — по вкусу и запаху — напоминает знаменитейшее российское пиво «Охота крепкое». Как говорится, а на берег мы всегда сходим — с охотой…».
Артём не стал тратить времени на полноценную готовку и ограничился тем, что по-простому разогрел в микроволновке две пиццы с шампиньонами и ветчиной. После этого он отнёс в комнату и расставил на квадратном обеденном столе, застеленном симпатичной цветастой скатертью, две тарелки с пиццей, три банки с пивом, открытую бутылку с красным вином и два высоких бокала. Присовокупив посеребрённые вилки-ножи, он критическим взглядом оглядел получившийся натюрморт и, довольно хмыкнув, позвал жену, которая, завернувшись в огромный махровый банный халат, увлечённо стучала подушечками пальцев по клавиатуре ноутбука:
— Алмазная донна, заканчивай эпистолярные изысканья. Кушать подано! Даже имеется болгарское винишко — с насквозь знакомым названием — «Медвежья кровь». Только помни, что беременным дамам нельзя излишне увлекаться алкоголем. Как советуют строгие доктора — не более ста пятидесяти грамм сухого красного вина за сутки.
— Начиная, любимый, без меня, — отозвалась Татьяна. — Отправлю подружке электронное письмо и присоединюсь…
Вяло поковыряв вилкой пиццу и выпив ещё одну банку пива, он понял, что засыпает.
«Пора, братец, в койку», — заразительно зевнул смертельно-усталый внутренний голос. — «Завтра, наверняка, предстоит непростой денёк, полный разнообразных коллизий и неожиданных сюрпризов…».
Артём поднялся на ноги, подошёл к компьютерному столику и, заглядывая через плечо супруги, прочёл про себя текс, отображённый на мониторе ноутбука: — «Здравствуй, дорогая моя подружка Катенька! Пишу тебе уже шестое письмо. Или же — девятое? Запамятовала. Видимо, приближается старость. Не забыла, надеюсь, сколько годков мне исполнилось совсем недавно? Здесь достаточно тепло, днём было на уровне двадцати трёх градусов, а сейчас на девять градусов прохладней. Завтра обещают двадцать четыре и лёгкий ненавязчивый дождь…. Сегодня гуляли по городу. Практически три часа. А, может, и все четыре. Наш гид очень интересный дяденька, примерно пятидесяти пяти лет от роду, ростом — около ста семидесяти восьми сантиметров. По физиономии видно, что в молодости он был записным бабником и повесой…. По поводу твоего первого и второго вопроса. Я, пожалуй, воздержусь от однозначных ответов. Надо покопаться в архивах…».
«Усердно кропает рапорт на Виталия Павловича, зашифрованный по третьему варианту», — понимающе вздохнул сонный внутренний голос. — «А ты, братец, так и не удосужился — освоить эту полезную премудрость. Вот, уйдёт наша незаменимая Татьяна Сергеевна в декретный отпуск — что тогда будем делать, а? Ладно, пошли спать. Как говорится, утро вечера мудренее…».
Глава пятая
Тревожный сон и основная версия
Артём бодро шагал по хорошо-натоптанной тропе, с правой стороны от которой простирались холмистые, практически бескрайние изумрудно-зелёные поля, а с левой — ненавязчиво шумела ветвями молодая берёзовая рощица.
Естественно, видеть себя со стороны он не мог, так как — по утверждению авторитетных психиатров — нормальный человек не может во сне наблюдать за самим собой — как за неким посторонним персонажем. Тем не менее, Артём чётко осознавал, что это именно он идёт по широкой тропинке, направляясь…. Куда, собственно? Наверное, на встречу с Таней. А куда ещё может следовать молодой мужчина, по уши влюблённый в собственную жену, которая — помимо всех прочих многочисленных достоинств — является ещё и беременной?
Вокруг безраздельно царствовало раннее и невероятно-умиротворяющее августовское утро. Жёлто-белёсое, ещё сонное и прохладное солнышко лишь совсем недавно выбралось из-за далёкой линии горизонта. Над головой ненавязчиво висело безоблачное голубое небо, в котором кружили-мелькали, мелодично посвистывая, бодрые английские жаворонки. В молодом березняке, весело гоняясь друг за дружкой, азартно цокали упитанные огненно-рыжие белки.
За крутым поворотом тропы — на пологом склоне невысокого холма — паслось большое стадо серо-белых овец.
«Голов триста пятьдесят, наверное», — отметил внутренний голос, обожающий точность и скрупулёзность во всём. — «Породистые все такие из себя, солидные. Густая шелковистая шерсть очень симпатично и эстетично блестит в утренних солнечных лучах. Одним словом — классический пасторальный пейзаж…».
