Джаспер Ффорде - Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет
Он расхохотался, но внезапно осекся, поняв, что я не шучу.
— Боже мой! Какая у тебя бурная жизнь! Но не бойся. Ты не можешь умереть, пока живешь, а ты только начала жить. Что нового дома?
— На моей свадебной вечеринке откуда ни возьмись появился офицер Хроностражи, все хотел знать, где ты.
— Лавуазье?
— Да. Ты его знаешь?
— Думал, что знаю, — вздохнул отец. — Мы были напарниками почти семьсот лет.
— Он уверял, что ты очень опасен.
— Не более, чем всякий, кто осмеливается говорить правду. Как мама поживает?
— Хорошо, но ты мог бы уладить это недоразумение с Эммой Гамильтон.
— Мы с Эммой… то есть леди Гамильтон… просто друзья. Между нами ничего нет, клянусь!
— Вот сам ей это и скажи.
— Я пытаюсь, но ты же знаешь, какой у нее характер. Стоит мне только упомянуть, что я побывал где-то в начале девятнадцатого века, и она сразу же лезет в бутылку!
Я огляделась по сторонам.
— Где мы?
— В лете семьдесят второго года, — ответил отец. — На работе все в порядке?
— Мы нашли тридцать третью пьесу Шекспира.
— Тридцать третью? — удивился папа. — Странно. Когда я отнес все пьесы тому актеришке Шекспиру для распространения, там было всего восемнадцать.
— Может, актеришка Шекспир сам начал писать? — предположила я.
— Черт побери, а ты права! — воскликнул он. — Способный парень, я это тогда же понял! Скажи, сколько сейчас комедий?
— Пятнадцать.
— Но я-то давал ему только три. Наверное, они оказались так популярны, что он принялся сочинять сам!
— Тогда понятно, почему все эти комедии так похожи друг на друга, — добавила я. — Чары, совершенно неотличимые близнецы, кораблекрушения…
— …герцоги-узурпаторы, мужчины, переодетые женщинами, — подхватил отец. — Может, ты и права.
— Минуточку! — начала было я, но отец, ощутив мое беспокойство сквозь массу на первый взгляд невозможных парадоксов своей работы в потоке времени, жестом заставил меня замолчать.
— Когда-нибудь ты все поймешь, и все окажется совсем не таким, каким представляется сейчас.
Наверное, вид у меня был идиотский, поскольку он снова посмотрел на дорогу, прислонился спиной к рекламному щиту и продолжил:
— Запомни, Четверг: научная идея, как и любая мысль — будь то религиозная, или философская, или еще какая, — всего лишь мода, только долгоживущая. Нечто вроде рок-группы.
— Научная мысль — вроде рок-группы? И как прикажешь это понимать?
— Ну, группы появляются все время. Они нам нравятся, мы покупаем диски, постеры, смотрим их по телевизору, творим кумиров, пока…
— …не появляется следующая рок-группа?
— Именно. Аристотель — рок-группа. Очень хорошая, но всего лишь шестая или седьмая. Он оставался кумиром, пока не появился Исаак Ньютон, но и Ньютона сместила с пьедестала следующая рок-группа. Те же прически, но другие движения.
— Эйнштейн, да?
— Да. Улавливаешь смысл?
— Значит, наш образ мыслей всего лишь каприз моды?
— Именно. Трудно представить себе новый образ мыслей? Попытайся. Пропусти тридцать-сорок рок-групп после Эйнштейна. Из далекого будущего Эйнштейн покажется нам человеком, уловившим отблеск истины и написавшим одну прекрасную мелодию и семь позабытых альбомов.
— Ты к чему это, пап?
— Да я уже почти закончил. Представь себе рок-группу, такую замечательную, что тебе больше ни на какую другую и смотреть не захочется и никакую другую музыку слушать тоже.
— Трудно вообразить. Но можно.
Он дал мне несколько минут на осознание.
— Вот когда у нас появится такая рок-группа, дорогая моя, все, над чем мы ломали голову, станет кристально ясным и мы сами посмеемся над собой — как это мы не додумались раньше!
— Точно?
— Конечно. И знаешь, что во всем этом самое лучшее? Это чертовски просто!
— Понятно, — с некоторым сомнением ответила я. — И когда же появится эта замечательная рок-группа?
Папа вдруг посерьезнел.
— Вот потому-то я и здесь. Может, и никогда, хотя это было бы весьма некстати в великом ходе вещей, уж поверь мне. Видишь велосипедиста на дороге?
— Да.
— Так вот, — сказал он, сверяясь с большим хронографом на руке, — через десять минут он погибнет — его собьет машина.
— И что? — спросила я, понимая, что чего-то не улавливаю.
Он украдкой огляделся по сторонам и понизил голос.
— Похоже, здесь и сейчас произойдет ключевое событие, которое поможет нам предотвратить уничтожение всей жизни на планете!
Я посмотрела ему прямо в глаза. Отец был серьезен.
— Ты ведь не шутишь?
Он покачал головой.
— В декабре тысяча девятьсот восемьдесят пятого года — вашего тысяча девятьсот восемьдесят пятого года — по какой-то непонятной причине вся органическая материя в мире превратится… вот в это.
Он достал из кармана пластиковый пакет. В нем подрагивала густая непрозрачная розовая слизь. Я взяла пакетик и встряхнула его, с любопытством разглядывая содержимое, и тут мы услышали громкий визг шин и глухой удар. Мгновением позже перед нами приземлились изломанное тело и покореженный велосипед.
— Двенадцатого декабря в двадцать тридцать плюс-минус пару секунд вся органическая материя на этой планете — все растения, насекомые, рыбы, птицы, млекопитающие и три миллиарда человек — начнут превращаться вот в это. Это конец. Конец жизни, и та рок-группа, о которой я тебе говорил, никогда не появится. Проблема в том, — продолжал он, но тут хлопнула дверь машины, и мы услышали топот, все ближе и ближе, — что мы не знаем почему. Хроностража сейчас не занимается работами в будущем.
— Но почему?
— Да все воюют за улучшение условий труда. Бастуют, требуя сокращения рабочих часов. Не уменьшения их количества, пойми правильно; просто они хотят, чтобы те часы, когда они работают, получались… гм… короче.
— Значит, пока те, кто работает в будущем, бастуют, мир может погибнуть и все умрут, включая их самих? Они что, спятили?
— С точки зрения забастовки, — сказал отец, нахмурив брови и примолкнув на мгновение, — стратегия неплоха. Надеюсь, они успеют вовремя выработать новое соглашение.
— А если нет, то мы узнаем об этом, когда мир начнет загибаться? — саркастически заметила я.
— Да придут они к какому-нибудь соглашению, — улыбнулся отец. — Споры вокруг ставок за укороченные дни длятся уже двадцать лет, — легко тратить время, когда его у тебя навалом.
— Хорошо, — вздохнула я, стараясь не слишком глубоко вникать в причины забастовок ТИПА-12. — Мы-то что можем сделать для предотвращения этой катастрофы?
