Миккель Биркегор - Тайна «Libri di Luca»
Когда сознание в конце концов прояснилось, у нее и так было о чем подумать, кроме этого удивительного случая. Родители пострадали еще сильнее, чем она, и потому не могли ее навещать. Да и собственные раны Катерины под толстым слоем бинтов заживали очень медленно. Для многочисленных родственников с глазами на мокром месте и дрожащими руками, сменявших друг друга у ее постели, тема эта была под строжайшим запретом.
Одновременно с тем, как сознание ее прояснилось, она вдруг стала слышать звуки голосов. Не того голоса, что читал ей, когда она пребывала в забытьи. Нет, это была какая-то какофония из множества сливающихся звуков, неотступно преследовавшая Катерину в течение дня и мешавшая ей спать по ночам. Иногда по мере их звучания в сознании ее на мгновение вспыхивали и тут же гасли какие-то неясные картины, которые, несмотря на свою мимолетность, полностью поглощали все ее внимание. Однажды, чувствуя почти физическую потребность услышать спокойный голос, сопровождавший ее в том самом полубессознательном бреду, она попросила медсестру дочитать ей историю. Медсестра с изумлением посмотрела на пациентку. Оказалось, что Катерине никто ничего не читал. Когда девочка была в забытьи, она делила палату с другим тяжелобольным — пожилым мужчиной, который также не мог ничего читать, а тем более вслух, так как страдал раком горла и у него были удалены голосовые связки.
У родственников ее рассказ особой озабоченности не вызвал. Вполне понятно, считали они, что девочка тяжело переживает разлуку с родителями. Те же голоса, которые, как она утверждала, не дают ей покоя, они объясняли посттравматическим шоком — последствием постигшего ее жуткого потрясения. Матери ее стало лучше — она даже стала в состоянии навещать дочь. Отец же по-прежнему был подключен к аппарату искусственного дыхания, и все еще не было известно, выживет он или нет. С Катериной все вели себя весьма тактично, проявляя максимум понимания, однако, когда через некоторое время ее с мамой выписали из больницы, все родные пришли к твердому заключению, что рассудок девочки полностью так и не восстановился.
Что касается физических ран, у Катерины остались несколько шрамов на руках и ногах и небольшой рубец на подбородке, который делил его точно пополам. У мужчин такие отметины часто встречаются, но на ее девичьем лице ямочка эта выглядела немного странно. Для Катерины шрам на подбородке был постоянным напоминанием о случившемся с ней несчастье. Часто можно было видеть, как она проводит по этому месту пальцем и при этом в глазах ее появляется отстраненное выражение.
Подобного рода приступы рассеянности всерьез беспокоили родных девочки, и ее направили к детскому психологу, помощь которого ограничилась тем, что он прописал ей таблетки. Следует признать, что под действием лекарств голоса действительно немного отступали, однако вместе с этим у Катерины притуплялись и все внешние реакции.
По этой причине она практически не заметила того момента, когда отец ее наконец-то тоже вернулся из больницы. Он был теперь навечно прикован к инвалидному креслу, озлоблен на весь мир и большую часть времени проводил в одиночестве, ни с кем не общаясь, за запертой дверью своего кабинета.
Убегая от отголосков вспышек гнева отца, долетавших из-за закрытых дверей, и прежде всего от продолжавших тревожить ее голосов, Катерина принялась бродить по улицам города. Кое-где голоса и вправду оставляли ее в покое.
Лучшим местом были пустыри на Амагере,[15] и она пользовалась любой возможностью, чтобы прикатить туда на своем велосипеде и часами сидеть, наслаждаясь блаженной тишиной. Сильнее всего голоса одолевали ее в школе, и вскоре Катерина начала прогуливать занятия, отправляясь вместо них на Амагер.
Разумеется, с течением времени эти ее отлучки не могли не привлечь внимания родных. Катерине стало понятно, что ее состояние не только угнетает ее саму, но и доставляет хлопоты всем близким. Тогда-то она и решила смириться с существованием голосов. Внешне она вела себя так, словно они исчезли, как будто бы она чудесным образом выздоровела. Втайне же она стала к ним прислушиваться. Ей хотелось выяснить, что голосам от нее нужно, почему они приходят именно к ней, целенаправленно — если, конечно, это в действительности так, — сделав ее своей жертвой. До тех пор она не вслушивалась в то, что они говорили. Ей даже казалось, что все это вовсе не обращено непосредственно к ней. Скорее у нее создавалось впечатление, что они звучат как голоса из радиоприемника, настроенного одновременно на несколько станций. Быть может, она и вправду приобрела способность улавливать некие радиосигналы?
Как для всякого дислектика мир букв был для Катерины тайной за семью печатями. Поэтому долгое время она не могла усмотреть никакой связи между этими непонятными символами и звучавшими в ее сознании голосами. Но вот однажды, когда она ехала в обычном автобусе, взаимосвязь эта стала ей очевидна. Рассеяно глядя в окно, она сидела и слушала ясный женский голос, который рассказывал ей историю о девочке с рыжими косичками и веснушками, обладающей такой силой, что она могла легко поднять лошадь. История была забавной, и во время одной особенно смешной сцены Катерина не сдержалась и громко прыснула — к изумлению окружавших ее пассажиров. Всех, кроме одного. На заднем сиденье автобуса сидел паренек с книжкой в руках, который хохотал так же искренне, как и она. Даже с места прямо за спиной водителя Катерине хорошо была видна рыжеволосая девчонка, изображенная на обложке его книги.
Трель колокольчика над входом в «Libri di Luca» отвлекла Катерину от ее мыслей. Удерживая дверь за ручку, на пороге стоял мужчина лет тридцати, в очках в роговой оправе и вельветовом пиджаке, с потертой кожаной сумкой на плече. Сразу было заметно, что раньше ему здесь бывать не приходилось, ибо повел он себя как все те, кто посещал магазин впервые. Он изумленно осматривался по сторонам, причем вид галереи вызвал у него особое удивление, как будто никогда прежде ему не доводилось оказываться в двухэтажных магазинах. Честно говоря, десять лет назад, впервые переступив порог «Libri di Luca», Катерина и сама вела себя точно так же. Тем не менее ее всегда слегка раздражало замешательство, в котором пребывали в момент знакомства с магазином новые покупатели. Да, это букинистическая лавка. Да, здесь есть галерея, на которой в застекленных витринах выставлены редкие экземпляры. Да, это — замечательное, фантастическое место. Так покупайте же скорее, что вам нужно, и уходите! Если бы это зависело от нее, покупателей в «Libri di Luca» не пускали бы вообще.
