Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека
— Графиня Сабина хочет видеть вас, сэр.
— Не может быть, клянусь святым Иаковом! Пошлите ее наверх, пожалуйста.
— Вам составить компанию?
— Нет необходимости, миссис Энджелл: мы с графиней старые знакомые.
Спустя несколько мгновений в кабинет поднялась женщина. Высокая и когда-то угловато-красивая, сейчас она выглядела измученной; рыжие волосы с проседью, четко очерченное лицо, обгрызенные некрашеные ногти. И необыкновенные глаза — большие, темно-карие, слегка раскосые. Сабина была самой известной в Лондоне пророчицей и хироманткой, а потому дала Бёртону много пищи для размышлений в деле Джека-Попрыгунчика.
— Графиня, — воскликнул он, — какая неожиданная радость! Садитесь, прошу вас. Не хотите ли чего-нибудь?
— Пожалуйста, воды, капитан Бёртон, — ответила она подчеркнуто мелодичным голосом, потом села, пригладила черную кринолиновую юбку и поправила шляпку. Он подошел к столу и налил воды.
— Прошу прощения за вторжение, — сказала Сабина, когда Бёртон подал ей стакан и сел напротив. — Бог мой, да вы выглядите совсем больным!
— Уже не совсем, графиня. И будьте уверены: я рад видеть вас, и ваш визит вовсе не вторжение. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Да… нет… да… Не знаю, но, может быть, можете, окольным путем. Я… у меня были видения, капитан.
— Обо мне?
Она кивнула и отпила глоток.
— Помните, вы были у меня в прошлом году, — продолжала она, — и я увидела, что вы вступили на дорогу, которая не предназначена для вас, и тем не менее она приведет вас к большим свершениям?
— Помню. Вы еще сказали, что неправильный путь — единственный правильный.
— Да. Но в последнее время я всё больше узнаю об альтернативе, капитан. Я имею в виду ваш первоначальный путь. Он, собственно говоря, не ваш, но был предназначен для нас всех, пока не появился человек на ходулях и не сбил нас с него.
— Да. Эдвард Оксфорд. Путешественник во времени.
— Во времени, — тихо повторила она, глядя куда-то вдаль. Потом прошептала: — Прошу прощения, я собиралась кое-что рассказать вам, но оно захлестнуло меня. Я не могу остановить его. Я должна… я должна…
Бёртон бросился вперед и подхватил стакан, выпавший из ослабевших пальцев. Глаза у Сабины закатились, она начала раскачиваться на стуле, а потом заговорила совершенно чужим голосом — так, словно отошла вдаль и вещала сквозь длинную трубу:
— Я буду говорить. Я буду говорить. Всё неправильно. Никто не тот, кем должен быть. Ничего не происходит так, как назначено. Скоро разразится шторм, ты будешь свидетелем Конца Великого Цикла и ужасающих мук при рождении Нового; прошлое и будущее вступили в ожесточенную схватку.
Холод сковал сердце Бёртона.
— Берегись, капитан, пальцы шторма тянутся к тебе. Они слой на слое, один обман скрывает другой, но и этот только завеса над третьим. Не верь тому, что видишь. Малые — не те, кем кажутся. Кукольница — сама кукла, и волшебник еще не родился. Мертвые будут считать себя живыми.
Она откинулась назад и мучительно застонала.
— Нет, — прошептала она. — Нет. Нет. Нет. Я могу слышать песню, но ее нельзя петь. Нельзя петь! Человек на ходулях ломает тишину веков; и волшебник слышит, и кукольница слышит, и мертвый слышит, и… о, помоги мне бог… — внезапно закричала она, — я слышу! Я тоже слышу!
Сабина хлопнула руками по ушам, выгнула спину, ударилась о сиденье и потеряла сознание.
— Бог мой! — выдохнул Бёртон. Он взял ее за плечи и посадил прямо; вынул из кармана платок, смочил его водой и положил ей на лоб; потом порылся в шкафу и достал бутылку с нюхательной солью.
Через несколько мгновений она замигала и закашлялась. Он налил ей немного бренди:
— Вот, выпейте, графиня.
Она глотнула, опять закашлялась, тяжело задышала и постепенно пришла в себя.
— Прошу прощения. Я впала в транс?
— Да.
— Я подозревала, что произойдет что-нибудь в таком духе, хотя надеялась, что смогу управлять собой. Уже две недели я чувствую, что должна увидеть вас и передать вам послание, но я сама не знала, какое именно, потому и не приходила.
Бёртон повторил то, что она сказала ему.
— Вы знаете, что это означает? — спросил он.
— Нет. Я никогда не знаю, что говорю во время транса, и редко понимаю, что сказала.
Бёртон внимательно посмотрел на нее.
— Графиня, есть еще что-нибудь? Вы передали послание, и всё равно вы неспокойны.
Пророчица внезапно встала и начала ходить взад-вперед, ломая руки в перчатках.
— Это… это… я не верю, что это послание истинно, капитан!
— Почему?
— Я знаю, это звучит странно, но то, что я делаю, — вижу не только будущее, но много будущих, — это невозможно!
— Не уверен, что понял… У вас отличная репутация: ваши предсказания совершенно точны — я убедился в этом на собственном опыте. Так что ваш талант не только возможен, но и, безусловно, существует!
— Вот в этом-то и проблема! Предсказания, хиромантия, спиритизм — всё это существует в другой истории, но здесь они не работают, и к тем, кто утверждает, будто они обладают подобными способностями, должно относиться как к шарлатанам и мошенникам.
Бёртон встал на ноги, взял свою гостью за плечи и повернул к себе.
— Графиня, вы и я знаем то, чего не знает почти никто: естественный ход истории нарушился, и мы живем в мире, отличном от того, который должен был существовать. Люди столкнулись с препятствиями и возможностями, с которыми не должны были сталкиваться, и это целиком изменило их. Приборы будущего, на которые намекал Эдвард Оксфорд в своих беседах с Генри Бересфордом[31] и великое множество которых, опираясь на современную науку, создал Изамбард Кингдом Брюнель, скорее всего, вообще не должны были появиться на свет. Тем не менее во всем этом хаосе есть то, в чем мы можем быть уверены: изменение времени не меняет законов природы. Я не знаю, к какой области науки относятся спиритические способности, к физике или к биологии, но я знаю, что они существуют реально. И вы — живое доказательство моих слов.
Глаза Бёртона и Сабины встретились, и он увидел в них неколебимую уверенность.
— Тем не менее в том мире, который должен быть, они не реальны, — сказала она. — Они не реальны. Каким-то образом, капитан Бёртон, я чувствую, что это ключ.
— Ключ к чему?
— К… к выживанию Британской империи.
Позже в тот же день Бёртон стоял у окна, курил манильскую чируту, наполняя кабинет едким запахом, и глядел на улицу внизу, не видя ее. В это мгновение на подоконник сел болтун. Бёртон приподнял окно:
