Станислав Романов - Мертвая голова
— По-моему, вы хотели о чем-то спросить, — проговорил он низким глухим голосом совершенно без вопросительных интонаций.
— Нет-нет, — торопливо сказал Сергеев, пихнув напарника в бок.
— Да-да, — сказал Иванов. — Мы как раз собирались уходить.
Антон Неизбежин слегка опустил подбородок — вроде как кивнул.
— Я и хотел посоветовать вам уйти, — сказал он. Дело в том, что сюда направляются нахтфишеры. Они провожают в последний путь трех своих товарищей. Вам лучше избежать встречи с ними. Нахтфишеры не любят представителей власти.
— Мы уже уходим, — сказал Сергеев. — До свидания.
Иванов пятился назад, стараясь не поворачиваться к Антону Неизбежину спиной.
— До свидания, — попрощался Лаврентий Жребин.
— Заходите, если что, — сказал Климент Пряхин.
Антон Неизбежин ничего не добавил на прощание.
Спуск по лестнице больше походил на бегство: Иванов и Сергеев невольно старались обогнать друг друга, резво прыгая через несколько ступенек сразу и хватаясь за перила на лестничных площадках, чтобы вписаться в поворот. В этом своеобразном соревновании победил, конечно, Иванов — он первым выскочил из крематория на причал и принялся высматривать на улице свободную гондолу.
— Уф-фу, — пропыхтел Сергеев у него за спиной. — Иванов, ты плавать умеешь?
— Я надеюсь, ты шутишь, — недовольно сказал Иванов. Хотя шутка Сергеева вполне могла оказаться пророческой: задерживаться возле крематория не хотелось ни минуты. К тому же звук ревущих лодочных моторов становился все громче, нахтфишеры приближались.
— А вот и транспорт, — облегченно вздохнул Сергеев и замахал руками, запрыгал, словно робинзон на берегу необитаемого острова при виде долгожданного корабля. — Эй! Сюда!
Гондола, вывернувшая из-за угла здания на противоположной стороне улицы, быстро приближалась. Иванов узнал гондольера — тот самый, что доставил их к крематорию.
— Запрыгивайте, — скомандовал гондольер федералам, подогнав лодку к причалу.
Иванов и Сергеев не заставили себя упрашивать, оба быстренько заскочили в гондолу, гондольеру они были рады, как отцу родному.
— Спасибо вам большое, — прочувствованно поблагодарил Сергеев. — Вы нам очень помогли. Спасли, можно сказать…
— Да я знаю, — проворчал гондольер. — Теперь-то куда? В гостиницу?
— В гостиницу.
— Ну и слава богу.
Гондольер отвернул от крематория, стараясь поскорее скрыться с улицы, на которую на дальнем перекрестке уже выруливала траурная процессия. Сначала шли три моторки, небыстро, но очень шумно, за собой они тянули большую черную гондолу-катафалк. Следом, в кильватере, тянулась еще целая вереница лодок, не меньше дюжины.
— Нельзя ли поднажать, уважаемый? — спросил Иванов, обеспокоенно оглядываясь на нахтфишеров.
Гондольер обошелся без ехидных замечаний, ограничился кивком и поднажал, направляя гондолу в узкий просвет между двумя зданиями. Видимо, ему тоже не очень хотелось встречаться с нахтфишерами.
Про баркаролу гондольер, наверное в спешке, забыл.
ОТВЕТЫ БЕЗ ВОПРОСОВ
— Здрасьте, мальчики! — крикнула Сильвия.
Похоже, у нее выдался не очень занятой день, и она разгуливала на своем плоту возле входа в шатер.
— Виделись уже, — вяло отозвался Иванов, переходя с гондолы на гостиничный причал.
— Добрый день, — ответил Сергеев чуть более вежливо, но с таким же угнетенным видом.
— Что это вы такие грустные? — спросила Сильвия. — Заходите ко мне, повеселимся.
— Мы сейчас не в том настроении, чтобы веселиться, — отмахнулся Иванов.
— А поговорить у вас есть настроение? — спросила Сильвия с хитрой улыбкой.
Иванов был склонен ответить резким отказом, но Сергеев вдруг отчего-то заинтересовался новым предложением.
— Поговорить? — переспросил он, оживившись. — Отчего же не поговорить.
И Сергеев перепрыгнул с причала на плот Сильвии. Иванов остался на месте, взирая на напарника с некоторым недоумением. Сергеев поманил коллегу за собой.
— Я обожаю разговаривать.
«Тоже мне примерный семьянин, — саркастически подумал Иванов. — Видела б его жена, чем Сергеев занимается в служебных командировках…» Тем не менее он последовал за напарником — мало ли что, вдруг ему понадобится поддержка.
— Милости прошу к нашему шалашу, — проворковала Сильвия и откинула в сторону край полога, закрывавшего вход в шатер.
Федералы нырнули внутрь. Шатер внутри оказался не так уж и мал, и он был некоторым образом обустроен. Ветхая ширма делила внутреннее пространство примерно пополам; в передней половине стояли две банкетки, обтянутые черным дерматином и трюмо с большим, мутным зеркалом; за ширмой, очевидно, было место для любовных утех.
— Эй, — оглянулся Иванов. Сильвия, так настойчиво заманивавшая федералов в гости, сама осталась снаружи. — Не понял…
Зашуршала ширма.
— Добрый день, — сказал Сергеев.
Иванов обернулся и увидел людей, что ждали федералов за ширмой. Двое, мужчина и женщина. Тонкое телосложение и излишне бледная кожа выдавали в них жителей моря. Водяных. На мужчине взгляд Иванова не задержался, его вниманием всецело завладела женщина. Именно так, в его представлении, должна была выглядеть русалка: изящная, хрупкая и чарующе прекрасная. Она и была настоящей русалкой, с длинными, светлыми и мягкими, словно лён, волосами, с глазами цвета морской волны и кожей цвета морской пены… Ему захотелось написать стихи и посвятить их этой женщине, в чьих глазах он тонул и не желал быть спасенным.
Сергеев, не наделенный душой поэта, а только способностями хорошего оперативника, задержал на водяной взгляд на время, допустимое приличиями, затем он повернул голову к водяному, определив в нем главного.
— Здравствуйте, — негромко проговорил водяной; его глаза были темнее, цвета бутылочного стекла. — Прежде всего, позвольте нам представиться. Мою спутницу зовут Аудра.
Водяная коротко кивнула, разметав волосы по плечам, обтянутым «рыбьей чешуей».
Иванов чуть не задохнулся от переполнявших его эмоций, его спасла только выучка федерального агента.
— Меня зовут Аутримпс, — представился сам водяной.
— Сергеев, — назвался Сергеев. — А этот недостаточно воспитанный молодой человек — Иванов.
— Мы знаем, кто вы такие и как вас зовут, — прожурчал Аутримпс.
— Хорошо, — невозмутимо сказал Сергеев. — Тогда давайте перейдем к делу.
— Мы уполномочены передать вам официальное заявление нашей общины, — тихим, но очень торжественным голосом произнес Аутримпс. — Мы заявляем, что никто из нашей общины не причастен к убийству Копфлоса. Также наша община выражает надежду, что голова Копфлоса, будучи обнаруженной вами или кем-либо, будет в дальнейшем передана нам.