Станислав Гагарин - Вторжение
— Хоть одно приличное знакомое лицо в педерастическом бедламе, — сказал он. — Где вас взяли эти голубые козлы? Вы меня не узнаете? Помните редакцию «Советской России»?
Газету эту Станислав Гагарин отлично помнил, но типа, усевшегося бесцеремонно рядом, вроде бы не знал.
— Да Рыбкин я! — воскликнул незваный сосед. — Фалалеем кличут…
— Да-да, — пробормотал писатель, автобус тем временем покатил к центру. — Теперь припоминаю…
— Потом в «Колокола» перебежал, — откровенно объяснил корреспондент. — В три раза больше там платят. А как же! Наоборот пришлось писать… По Ельцину, Царю Борису ладили перо. Император Ельцин вокруг статуи Свободы дважды облетел и мозги набекрень свернул, а тут за тройную получку родную совраску пришлось говном поливать. А что делать? Деньги не пахнут. Инфляция опять же на дворе.
Станислав Гагарин молчал. Он вспомнил сидевшего бок о бок ренегата, соображал: власть захватили иные силы, не те, на кого работал за тройную плату сей проститут и член Союза журналистов.
…Едва икарус с обреченными исчез с Красной площади, на правом фланге колонны, в которой стояли писатель и Фалалей Рыбкин, раздалась команда, смысл ее Станислав Гагарин не уловил.
— О чем это они? — спросил литератор Фалалея.
— Расстреливать поведут, — буднично ответил Рыбкин. — У Кремлевской стены… Куда сунулся, письменник?! Поворот налево объявили!
Шеренга, вмещавшая Станислава Гагарина, Фалалея Рыбкина и Президента, только что выдернутого из нее в качестве десятого, нестройно повернулась лицами назначенных к расстрелу людей к Историческому Музею.
На его фасаде писатель увидел огромное желтое полотнище, на котором красовались не сразу угадываемые из-за их чудовищных размеров мужские и женские гениталии.
— Видел? — спросил, в сердцах сплюнув на брусчатку, Рыбкин, он оказался впереди Станислава Гагарина. — Теперь эта мерзость в ранге государственного герба.
Повернув голову влево, писатель увидел, что имя хозяина Мавзолея закрыто транспарантом, на котором значился тот же призыв, что и на вагонах бронепоезда, бегавшего по Белорусской железной дороге.
Он собирался спросить о значении слов ЛСМ у «колокольца», предавшего родную совраску, но теперь сообразил, что власть призывалось отдать представителям Лиги сексуальных меньшинств.
Прозвучала команда, и шеренга двинулась в сторону музея.
Те, кто находился за нею, когда будущие жертвы Мадам Галинá пялились на широкие окна ГУМа, остались стоять на месте. Видно, время ихнее еще не приспело, куранты Рока для них не прозвонили.
— Стреляют, как правило, у Боровицких ворот, — спокойно и деловито проговорил, не поворачиваясь, Рыбкин. — В Александровском саду, за могилой Неизвестного солдата.
— Как же так? — растерянно произнес писатель, идя следом за невольным гидом. — За что стреляют? Без следствия и суда? А правовое государство?
— А ху-ху не хо-хо? Ишь ты, о чем вспомнил!
Сочинитель подавленно промолчал.
— Стреляют для порядка, — разъяснил Фалалей. — А суд для голубых — буржуазная категория. Ведь гомики всегда цеплялись за левых демократов, архилибералов.
— Так что же за строй утвердился в стране? — по инерции, до спора ли, когда через минуту-другую тебя элементарно шлепнут, осведомился Станислав Гагарин.
— Строй типа хунь — луань. По-китайски означает — общий беспорядок, при доморощенном лозунге: все естественное, природное к ногтю. Сейчас проходит период мести. Голубые и лесбиянки делают полное обрезание нормальным людям, кастрируют тех, кто в прошлой жизни мешал им творить извращенство.
— Но как они захватили власть? — воскликнул писатель.
— Потише, — оглянулся Рыбкин. — Не то охранник начнет стрелять прямо здесь. А чем сие закончится — неясно. Надо дойти до места. Там и происходит фантастическое нечто. Я вот уже четвертый раз иду на расстрел.
Они проходили мимо Музея, спускаясь на Манежную Площадь.
— Удается спастись?
— Черт его знает… Вроде бы спасаюсь от пули, а там кто его разберет. Оказываюсь в разных кабаках. Там меня и берут в конверт. В «Савое», в «Софии», сегодня вот в «Праге». Где буду завтра — не знаю. Возможно, на том свете, если он существует. В каком-нибудь круге Дантова заведенья.
— Что-нибудь сохранилось от перестройки? — спросил писатель.
— А как же! Говорильное шоу-парламент… Впрочем, разговаривать Мадам запретила. Лига дамочек-коблов и гомиков-педерастов ввела для избранников, декретировала канопсис, язык поз и телодвижений. Такое надо смотреть! Какие мимы там заседают, какие позы принимают, как извиваются в экстазе, изображая преданность Мадам или приверженность к приватизации мужчин-любовниц, мальчиков-сосунов или девственниц-целовальниц. Потеха! Порой доходит до общего парламентского минета, тогда вообще — туши свет…
Станислав Гагарин вспомнил вдруг просмотренный недавно омерзительный фильм, в котором Анастасия Вертинская безудержно рекламировала лесбиянство.
Его едва не стошнило.
«Странно, — подумал сочинитель, — фильм я буду смотреть на Первом Всероссийском кинорынке только в мае… Но сейчас ведь еще апрель!»
Эта нестыковка во времени, некое нарушение детерминизма странным образом испугало и обрадовало его.
Шеренга приближалась к месту казни.
— Стой! — раздалось впереди. — Направо!
Теперь Станислав Гагарин, его спутник-репортер, другие товарищи по несчастью стояли спинами к Кремлевской стене.
Весеннее солнце свалилось к закатной стороне окаёма и готовилось упасть там, где находился гагаринский дом, многострадальное «Отечество», председателя которого готовились расстрелять голубые гвардейцы диктаторши-лесбиянки.
«Глупая смерть, — меланхолично, но спокойно подумал писатель. — Но разве смерть бывает разумной? Справятся ли без меня мои ребятишки… Так и не успел издать первый том «Русского детектива», его Ротанов и Пекун железно обещали сделать через месяц. Перед подписчиками неудобно. Авось, Сорокоумов и Дурандин завершат реализацию подписки».
Ему удивительным образом не пришло в голову соображение о том, что возможно его славных заместителей нет уже в числе живых. Может случиться, что он вообще последний живой их тех, кто работал с ним вместе. И нет больше на свете ни «Отечества», ни его киностудии, ни литературного отдела и бухгалтерии, которую он все-таки собрал несмотря на происки Даниловны, исчезли дамы по распространению, толково руководимые Валентиной Степановной.
