Фигль-Мигль - Эта страна
– А что наверху?
– Наверху я живу.
– Можно посмотреть?
– Нет.
Из бело-розово-золотых богатств мебели полковник придирчиво выбрал… хорошо, назовём это козеткой… и уселся, повертевшись, поудобнее расположив себя, свои вещи, больную ногу и палку. Сел он так, чтобы хорошо видеть хлыст, кровать, всю комнату.
– …Расскажи про Зотова.
– Зотов приходил по четвергам.
– У тебя твёрдое расписание?
– Пятница, вторник и четверг… Теперь, значит, четверг освободился. Сегодня какой день?
– Среда.
– Ну, приходи завтра. Четыре тысячи в месяц. И я не делаю минет.
– Четыре тысячи чего?
– Долларов. Стабильность евро преувеличена.
– Четыре тысячи долларов в месяц за раз в неделю? И без минета?
– Минет тебе голубые гораздо лучше сделают, поверь.
– Согласен… Как насчёт четверга и понедельника? В виде исключения?
– Десять тысяч. В виде исключения.
– Я, как-никак, полковник госбезопасности.
– Верно. Полковнику госбезопасности не к лицу торговаться.
– Полковнику госбезопасности не к лицу платить.
– В Лондоне берут полторы тысячи фунтов за ночь.
– Но здесь не Лондон.
– Но на фунты-то я могу перейти?
– …Зотов в ту среду, значит, не сюда ехал?
– Я не знаю, куда он ехал. Я его не ждала.
– А что мэр?
– Был как обычно, во вторник. И не намекал, что собирается провернуть дельце с грабежом и убийством.
– Я не говорил про убийство.
– Газеты говорят.
– Газеты говорят, что это просто авария.
– Вот именно.
– …Что с Зотовым было не так?
– Он был слишком нормальный. Играл по правилам. Только не понимал, что правила не те, о которых ему сказали вслух.
–..?
– Мэра ты уже видел? Нет? Когда увидишь, поймёшь. Его напрягает, если его не пытаются обворовать, подставить… ну, вещи, которые он может вычислить и пресечь. Он начинает думать, что такой человек замутил что-то на другом уровне… не за спиной, а где-то сверху… так наверху, что не дотянешьcя.
– Ты уверена, что у него не было оснований?
– Ты меня не услышал. Василий Иванович хороший мэр, и человек неплохой. Но с честными он не умеет. Особенно с честными в нечестном бизнесе.
– Ты хочешь сказать, Зотов думал, что респектабельность торговца не зависит от того, чем он торгует? И если честно вести грязные дела, останешься незамаранным?
– Не знаю, что он думал, но он так жил. Ты сам-то по-другому живёшь?
– …И мэр всё понял неправильно?
– Василий Иванович не доверяет исключениям. Он поэтому и писать грамотно не умеет.
– При чём здесь грамотность?
– Ну, все эти «стеклянный, оловянный». Русское правописание учит делать допущения. Готовности принять ещё один логически необъяснимый вариант – просто потому, что он есть. Я не верю, что можно толком объяснить, почему «ничего» пишется слитно, а «ни фига» – раздельно. Да меня и не интересует.
– Никогда не думал о русском правописании с этой точки зрения.
– Ты о нём так и так вряд ли думал. А с точки зрения смотрят, а не думают.
– …Деревянный.
– Что?
– «Стеклянный, оловянный, деревянный»… А что они тебе рассказывали?
– Ну кто станет поверять секреты проститутке?
– Много кто.
– …
– …Я решил, что среда мне подходит больше. Не люблю четверг. И не хочу брать день покойника. Это плохая примета.
– Но в среду я не работаю.
– Климова, какая тебе разница? Будешь не работать в четверг.
– Ты сам сказал, что это день покойника.
– Но работать в день покойника ты можешь?
– Работать могу.
– А отдыхать – нет?
– Вот именно.
– А я почему должен?
– Ты не должен, ты хочешь.
– …А кто третий?
–..?
– Вторник, четверг и пятница. Мэр, Зотов… Про Климова не уверен. Надеюсь, он просто однофамилец?
– Кто такой Климов?
– Начальник вашего ФСБ. Так кто по пятницам?
– Директор музея.
– Это в каких же музеях так зарабатывают?
– Ему со скидкой.
– Почему?
– …Скажи, ты зачем к нам приехал?
– Я-то? Я приехал плести интриги.
– Столичный хлыщ и бедные провинциалы…
– Обычно бедные провинциалы имеют столичных хлыщей, как хотят.
– …Тогда до завтра.
Климова сказала: «До завтра», полковник Татев сказал: «Я не говорил, что приду», – а потом он вышел и с холма, на котором стоял белый двухэтажный дом (квартира Климовой – с отдельным входом), посмотрел вниз на центральный парк, затопленный сумерками и туманом: большие деревья, неясные редкие огни, осень.
Он стоял так достаточно долго, чтобы увидеть, как к дому идёт широкоплечий мужчина в кожаной куртке, и заступить ему дорогу.
– Мы ходим одной дорогой.
– Ну и?
– Тебя прислали искать деньги.
– …
– Я помогу. Вдвоём веселее.
И полковник Татев помахал удостоверением перед носом Расправы.
Какие чёрные эти осенние ночи, сколько в них тоски. Одинокий фонарь с его тяжёлым унылым светом… проклятущий современный мусор, сплошь из полиэтилена и пластика, мёртвый ещё до того, как стал мусором… фонарь освещает затоптанные листья, жестянки из-под напитков, окурки, целлофан; к утру всё уберут. С туманом в темноте что-то произошло: он чувствовался на ощупь, да вокруг фонарей плавал жёлтой моросью – жестокий и опасный, грозящий гибелью туман над болотами, зыбучими песками.
В темноте, радушно укрывшей наших врагов и все беды, с кинематографической отчётливостью был слышен стук колёс идущего где-то поезда; это означает, что погода переменится к худшему. Улицы пусты, руки пусты, жизнь напрасна. Дотащившись до «Престижа», Саша обнаружил в лобби Расправу, который сам с собой играл на бильярде.
– Присоединяйся.
– Да я не умею, – сказал Саша. – Так посижу. Посмотрю, если можно.
Он подумал и не стал рассказывать, как любил в детстве (тайком, нарушая все запреты) проскальзывать за взрослыми спинами в бильярдную курортного посёлка, как до сих пор любит гипнотическое совершенство шаров, бег их блеска по тусклому сукну, ясные или глухие звуки ударов, полумрак и свет ламп, томящий привкус упадка и респектабельной криминальности. Декаданс, деградация, элегантность: казино, перехватив эту роль, играет её в том же стиле и с тем же паническим рвением, что и наши актрисы, субретки в лучшем случае, получившие роли герцогинь. (Нет, только не казино: слишком много денег, шума, женского присутствия, страстей взамен мастерства, битв насмерть вместо игры как удовольствия, и не тончайшие, дымчатые, в дыму и тенях намёки, но грубая, наглая и организованная преступность – в конце концов, «Казино» называется тот фильм, а не «Однажды в бильярдной».) Играть он, впрочем, так и не играл, а теперь не смел сказать, до чего хотелось: кто ж тебе не давал учиться? Пушкин? коммунистическая партия?
