Юрий Леж - Перевертыш
Тем временем Шака, усадив Пана на свою, вернее, казенную, широкую и мягкую кровать, начала было болтать о чем-то, но тут же спохватилась, сбросила туфельки и забралась рядом с Паном, затащив с собой и коньяк, и бутерброды. Коньяк им пришлось пить из горлышка, и Пан обратил внимание, что мулатка только смачивает спиртным губы, почти ничего не отпивая из бутылки. Но он и сам не очень-то сильно «причащался», все-таки, не хотелось потерять голову и упасть «мордой в салат», вернее, в подушку, вместо того, что бы, наконец-то, приступить к главному делу, ради которого он и пришел сюда.
Конечно, Пан волновался, как оно будет у него с этой едва знакомой, не понимающей ничего на его родном языке девицей, но все оказалось гораздо проще. Немножко выпив сидя на постели и поприжимавшись к Пану то грудами, то локтями, Шака взяла инициативу в свои руки, знаками показав, что надо бы для начала скинуть сапоги, а потом…
Потом они еще долго-долго и опьяняюще приятно целовались в маленькой и тесной душевой, пристроенной прямо в комнате, что бы не терять время на хождения по коридорам. И голенькая Шака увлекла Пана в постель, как по волшебству оказавшуюся разобранной… И устроила ему фантастический сеанс «французской» любви, о которой парень только слышал намеками, а потом…
Про презервативы впомнила тоже Шака, умело закутав одним них член парня. И позы она меняла сама, и успевала побыть сверху, постоять на четвереньках, поцеловать в губы, и снова оседлать его…
Пан, казалось, совсем не устал за время их бешеных скачек по постели, когда не только позы — углы и края менялись с калейдоскопической быстротой. Но, стоило мулаточке деловито расчехлить его дружка, отдавшего сок любви презервативу, и прилечь рядом, как Пан провалился в глубокий сон. Слегка повозившись под боком парня, устраиваясь поудобнее, Шака тоже задремала, обрадованная, что ей сегодня попался такой сильный мужчина, к тому же ласковый и в чем-то совсем неумелый. Уже отключаясь, она подумала, что надо бы с утра попросить у него немножко денег сверх положенного ей по ставке «мамочки»… и о том, как хорошо было бы отключиться там, на берегу океана, где шелестит прибой, где в маленьком домике можно ни о чем не думать… и еще о чем-то, совсем нечеловеческом, о каких-то цифрах, блоках питания, непредвиденных сбоях в системе, вероятностях…
* * *Attention!!! Виртуальное включение. Вероятностный сбой памяти. Срочная дефрагментация. Расчетное время — двенадцать сотых секунды. Реальное время — отсчет пошел…
«С трудом различимые в черном, ночном небе размытые, гаснущие слова обжигали сознание. Она парила над городом, но город был другой, неузнаваемый, чужой и чуждый. Да и не парила она, а висела, крепко прихваченная непонятной сбруей, похожей на цирковую лонжу. Не чувствуя собственных рук и ног, Шака раскинула их в стороны, ловя легкий, прохладный ветерок, освежающий вновь отросшие рыжеватые волосы на голове.
Откуда она знает такие слова: «лонжа», «цирк»? Почему принимает ветер в вышине, как что-то само собой разумеющееся? Ведь в Городе никогда не было и не могло быть ветра, не было цирка, и никто не висел на лонжах…
Не обращая внимания на несуразные странности, Шака разглядывала ярко освещенные улицы, блистающие башни домов, затененные парки и скверы, подсвеченные фонтаны. Неожиданная зоркость позволяла взглянуть на десяток-другой километров вдаль, но там также царила бесконечная череда улиц, переулков, площадей. Город под ней был чужим, но очень хорошо ей знакомым.
Разглядывая медленно приближающееся к ней море огней, Шака обратила внимание, что сама одета в какой-то свободный, но стянутый будто бы резинками на лодыжках и запястьях серый блестящий комбинезон и такого же цвета полусапожки, сидящие на ноге, как влитые. Впрочем, это было лишь зрительное ощущение, рук и ног она по-прежнему не чувствовала, хотя и свободно могла ими шевелить в процессе этого медленного, неторопливого, плавного снижения к электрическим огням.
Но — спуск ускорился и теперь больше напоминал падение, головокружительным мельканием в глазах домов и улиц, мгновенным увеличением деталей, легким шорохом ветра в ушах. И через пару секунд Шака уже стояла в темной нише какого-то тупика между домами, умело (откуда такое?) отстегивая цирковую сбрую со своего тела.
Она знала, куда и зачем должна была идти и не удивлялась полной несообразности этого города тому, в котором она появилась на свет и была выращена. Знание было заложено где-то глубоко-глубоко в ее сознании, и в каждый необходимый для этого момент будто приоткрывалась маленькая дверца, и мозг заполнялся информацией, целесообразной и нужной именно в данную минуту.
Из темного, замусоренного пестрыми фантиками и обрывками пластиковых пакетов тупика Шака вышла на ярко освещенную электрическими огнями чистую и веселую улицу заполненную людьми, несмотря на кажущийся поздним час. Мужчины в костюмах и галстуках, в легких джемперах и свитерах ручной вязки, женщины в коротких юбках, в вечерних платьях с оголенными плечами, брюках с высокими, до бедра, разрезами… и еще — непонятные существа очень похожие на людей, но одетые подобно Махе в однотонные, хоть и разных цветов, сплошные комбинезоны. Все они были заняты собственными делами, куда-то шли или просто прогуливались по улице, на ходу курили и разговаривали, жестикулируя, гримасничая, повышая и понижая голос.
А рядом с ними, по проезжей части, катился сплошной поток автомобилей, разнообразных и пестрых, как и людской поток, ворчливо громкоголосых и едва слышных в общем гудении и шуршании шин.
Шака воспринимала окружающее, как должное, и ловко пробиралась через людскую толпу, переходила через подземные переходы на другую сторону улицы и возвращалась обратно, стараясь придерживаться неторопливого общего ритма движения людей, хотя знала, что при желании сможет двигаться и вдвое, и вчетверо быстрее.
До места назначения ей можно было добраться и на общественном транспорте («Что это такое? ах, да, автобусы или метро…»), и на такси, но по заданию она должна была идти пешком, регулярно проверяясь на слежку, впрочем, понимая всю формальность этой проверки. Сейчас редко следят, просто двигаясь за нужным человеком, предпочтение отдается дистанционным и электронным методам. И если от электронных Шака, по обещанию, была прикрыта полностью, то скрыться от дистанционного наблюдения было невозможно, и это приходилось принимать, как неизбежное зло.
В десятке шагов впереди вдруг сцепились двое мужчин. То ли кто-то кого-то толкнул и не извинился, то ли встретились давние враги-соперники на «узкой» дорожке, но один вцепился другому в лацканы пиджака, а второй несильно, но болезненно пинал того носком ботинка по голени. Оба громко и возмущенно ругались, не обращая внимания на окружающих, шарахнувшихся в стороны, как испуганная стайка воробьев при виде кота. И через полминуты, если не раньше, конечно, возле скандалистов возникли крепкие фигуры в темно-синих комбинезонах с флуоресцентными надписями на рукавах и спинах «Безопасность». Этих представителей правопорядка никогда не было заметно на улицах и площадях города, но они всегда возникали в нужное время и в нужном месте, будто вырастая из-под земли. Шака вспомнила слухи, что парни из «Безопасности» напрямую подключены ко всем видеокамерам в патрулируемом районе и всегда видят все происходящее на улицах.
