Юрий Леж - Перевертыш
— Хорошо вам отдохнуть, парни, — попрощался Овсянников.
В ответ теперь уже все бойцы, а не один Успенский, взяли под козырек. Впрочем, к Пельменю это не относилось, он и так во время разговора вел себя, как застуканный за онанизмом подросток, а когда старлей прощался, на лице переводчика возникла блаженная улыбка, и он не только честь отдать позабыл, но даже и выпрямиться, что бы хоть чуть-чуть напоминать солдата штурмового батальона.
«И чего это я перетрухнул, как первогодок, — с досадой подумал Пан, провожая взглядом отошедший в сторонку патруль. — Надо же, стрелял в мотоциклиста — не боялся, а тут, будто застыл, хоть и знал, что взводный на себя все возьмет, да и выкрутится из любой передряги. Недаром про него столько историй в батальоне рассказывают… А вот на тебе…»
— Постойте, ребята, — позвал Пан уже тронувшихся в дальнейший путь друзей. — Мне тут официанточка из бара, похоже, записку подбросила. Пельмень, прочитай, пока еще на свету стоим…
— Так-так, — потер руки Успенский, — а ты, Парамоша — азарт, как говорится, сразу девчонку чем-то подцепил…
— Да ладно… — засмущался, было, Пан, но его перебил поднесший к глазам написанную карандашом записку Пельмень:
— «Хозяин торгует героином. Я бы могла вам помочь. Ненавижу наркотики. Джейн». Вот и всё…
— Н-да, не тебе это вовсе записочка, Пан, обознался я, — задумчиво сказал Успенский.
— Может, вернуться? поговорить с хозяином еще разок, — предложил Пан.
— Знаешь, я ведь там, в сортире, не шутил, что мне все равно, чем местные травятся… Вот только, правда, до тех пор, пока это нас не касается. А наркотики — такая зараза, что окружающих непременно коснется, — ответил Успенский. — А уж если ты, Пан, так помочь людям хочешь, то записку эту мы в особый отдел комендатуры передадим. Да не просто так, а с нашими отчетами: где были, что делали… И не морщи морду, рядовой Пельмень! Это ты у себя в университетах на госбезопасность можешь фрондерствовать, как Атос какой-нибудь на короля Людовика очередного, а в прифронтовой зоне особист не блох вылавливает, а обеспечивает нашу с тобой безопасность от диверсантов и вражеской агентуры. Понятно? Отвечать!
— Да понял я, понял, — махнул рукой расстроенный почему-то Пельмень.
А Пану именно сейчас, когда Успенский проговорил пусть и казенные, но такие правильные слова, захотелось от души заехать в морду Пельменю за его пренебрежение и к воинским ритуалам вообще, и к особистам в частности. Бить его, конечно, Пан не стал, но взял за плечо и резко тряхнул, что б хоть немного вправить мозги.
— Всё, диспут окончен, учти только Пан, ты сам на себя кучу писанины навязал, — предупредил Успенский, — но отступать некуда, так что теперь — только вперед. Идем брать штурмом, но по взаимному согласию, одно веселое заведение…
Пройдя дальше по улице тройку домов с затемненными, наверное, уже спящими, окнами и ярко горящими витринами магазинчиков на первых этажах, перед поворотом в глухой переулок-тупичок Успенский завел всю компанию в аптеку, расположенную на углу.
Очутившись внутри, Пан подумал, что на самом деле не всегда надо читать газеты «между строк», кое-что в них написано абсолютно верно, вот например, про такие аптеки. Если судить по маленькой витрине внутри, то торговали здесь всем, чем только можно, от аспирина до минеральной воды, и от кожгалантереи до скобяных изделий.
— Слышь, Пельмень, спроси-ка у него презервативы, да самые лучшие, тонкие, — скомандовал Успенский, кивая на седенького, тщедушного еврейчика за прилавком, кажется сделавшегося еще меньше, чем он был на самом деле, при виде трех бойцов среди ночи вошедших в его аптеку и заговоривших по-русски.
Пельмень начал спрашивать, но, видимо, отвлекся, встретив соплеменника, впрочем, тот был совсем не рад подобной встрече и мечтал побыстрее расстаться с неожиданными и опасными, даже по внешнему виду, клиентами. На прилавочке быстро появились разноцветные, яркие коробочки, а Пельмень тем временем перевел цену.
— Это на всё? — с удивлением спросил Успенский.
— За каждый, — ответил Пельмень, и тут же услышал от старшего сержанта, что за такую цену он купит лучше пару литров бензина, обольет эту лавочку вместе с продавцом и спалит её к чертовой матери.
Уже не первый раз выходя в город, пошатавшись и по магазинам, и по барам, приценившись к разным вещам, Успенский прекрасно понимал, что старичок пользуется моментом: на дворе ночь, искать средства предохранения где-то еще, в чужом-то городе, себе дороже, а удовольствия — вот они — за углом, плати и будь счастлив. Однако, несмотря на то, что местные купюры достались старшему сержанту и его спутникам без труда, сдержать себя и не возмутиться Успенский не смог.
Переговорив с продавцом, совершенно правильно понявшим интонации сержанта, Пельмень сказал, что тот готов скинуть двадцать процентов по ночному времени и еще пять исключительно из уважения к этим конкретным покупателям.
Успенский, понимая, что продавца не переспоришь, а настроения и времени поторговаться у него не было, а было желание побыстрее покончить с покупками, тяжело вздохнул и попросил:
— Пан, прибери товар, а я пока…
Пан сгреб в карман упаковки с полусотней презервативов, подивившись в душе, куда им столько, а тем временем Успенский отшагнул чуть в сторонку, что бы его хорошо было видно из-за прилавка, и сказал громко, привлекая к себе внимание:
— А теперь — расчет!
Театральным, наигранным жестом он расстегнул кобуру и потянул оттуда… Пану даже показалось, что он чувствует неприятный запашок, пошедший от побледневшего и еще сильнее съежившегося продавца. Но — нет, обознался, хотя ожидать именно такого эффекта можно было вполне. А Успенский вытащил из кобуры пару зеленоватых купюр и, небрежно бросив их на прилавок, сказал на прощание:
— В следующий раз думать будешь, перед кем цену ломать…
И, кажется, продавец прекрасно его понял без всякого перевода.
Уже выйдя из аптеки на улицу, Пан, не имеющий опыта общения с профессионалками, спросил Успенского:
— Может, купить чего с собой, если и в правду к девчонкам пойдем?
— Если ты не против, как Пельмень, то пойдем, — усмехнулся Успенский, — а покупать этим девчонкам ничего не надо, они уже нам самим рады будут… ну, и содержимому наших карманов в первую очередь…
По узенькому, темному тупичку они прошли едва ли сто метров, как Успенский шагнул к темнеющей на более светлом фоне стены двери и нажал на кнопку звонка, расположенную прямо на дверном полотне.
— Пельмень! Отвечай, когда спросят, что гости пришли, отдохнуть до утра… — предупредил он Валентина.
