Ольга Михайлова - Замок искушений
Граф встречал её всюду, куда бы ни направился, её ищущий взгляд неимоверно досаждал, постоянные встречи утомляли. Воспитание не позволяло быть грубым, но то, что придется провести в обществе навязчивой девицы целое лето совсем не радовало. Удружила сестрица, ничего не скажешь. В этом отношении Элоди, неизменно его избегавшая, казалась прекрасно воспитанной, воплощавшей ту черту, которую он редко встречал в свете — истинную, непоказную скромность. Этьенн дорого бы дал, чтобы столь же ненавязчивой была бы Лоретт, но об этом и мечтать не приходилось.
Сам же Рэнэ решил теперь во что бы то ни стало попытать счастья с красоткой. Вдруг выгорит? Он видел её недобрый взгляд, устремлённый на Этьенна, когда тот без излишнего почтения высказался о монастырях, видел, что и сегодня она с трудом удержала гнев при новых пассажах графа в адрес кармелиток. При девице, стало быть, надо держаться почтительно по отношению ко всей этой клерикальной дребедени. Чёрт, зря он не пришёл сегодня утром на службу — это подняло бы его в её глазах.
Осечка, ну да ладно.
Надо произвести нужное впечатление. Заговорить, словно случайно о вере и возвышенных материях…Что он читал по этому поводу? Чёрт, а ведь абсолютно ничего. Надо пойти полистать чего-нибудь. О! Ещё умнее сесть с книгой какого-нибудь богослова, скажем… Хм, а что скажем-то? Надо спросить Клермона, какие у нас есть богословы. Хорошо бы при случае высказаться о храмовых росписях Нотр-Дам, тоном знатока ввернуть пару тонких замечаний. Рэнэ смутно помнил, что неподалеку от его дома на площади Пантеона, слева от громады лицея Генриха IV, чуть в глубине стояла какая-то церковь. Кажется, Сент-Этьенн-дю-Мон. Жаль, он никогда не заходил внутрь. Но можно заговорить и о ней.
Девице это понравится.
Расставшись с его сиятельством возле Рокайльного зала, Файоль поспешно направился в библиотеку, и поинтересовался у Армана, чем немало изумил последнего, именами видных богословов. Подивившись подобному интересу в Рэнэ, Клермон, тем не менее, назвал Августина, Иеронима, Амвросия Медиоланского, Григория Великого. Это что за века, поинтересовался Рэнэ. С четвертого по начало седьмого. Файоль почесал в затылке. А поближе ничего нет? Ну почему же? Средневековое вероучение оформлялось сочинениями Ансельма Кентерберийского. Он родился в Пьемонте, и стал главой английской христианской церкви, разработал онтологическое доказательство бытия Бога. В своих сочинениях «Pros logium», то есть «Прибавление к рассуждению» и «Monologium» дал догматическое обоснование учения об искуплении. В 1720 году папа Климент XI причислил Ансельма к католическим вероучителям.
Файоль поморщился, глядя на тяжелый том Ансельма, как на раздавленного паука.
Ни один из них — ни Клермон, ни де Файоль — не заметили, как в полуоткрытую дверь тихо вошла мадемуазель Элоди д'Эрсенвиль. Толстые ковры в библиотеке скрадывали и поглощали звуки шагов. Мадемуазель растерялась, но поняв, что её не заметили, решила было уйти и придти попозже, но тут Клермон, заметив, с каким отвращением смотрит Рэнэ на огромный том Ансельма, продолжил расхваливать библиотечное собрание богословов его светлости. Может быть, Рэнэ заинтересует Пьер Абеляр? Он был профессором Парижского университета и одним из его основателей. Он считал, что только Священное Писание и церковные таинства не нуждаются в проверке разумом. В сочинении «Да и нет» Абеляр сопоставлял цитаты из сочинений отцов Церкви, выявляя их противоречивость. Но система учения Абеляра не была принята официальными теологами. Особенно яростными его оппонентами выступили Бернар Клервоский и папа Иннокентий III. Учение Абеляра было осуждено на соборах в Суассоне и Сансе. Не лучше ли Рэнэ ознакомиться с трудами Бернара Клервоского? Это монах-цистерцианец, настоятель монастыря в Клерво. Как теолог, он отстаивал незыблемость церковного предания и догматики, порицая схоластику за рационалистические тенденции. Бернар проповедовал смирение, приводящее к любви к Богу, открывающей путь к высшему совершенству, достичь которого можно лишь в экстатическом состоянии слияния души с Богом. Теология Бернара Клервоского — это самоуглубленное, мистическое восприятие мира. Он был канонизирован в 1174 году.
Увы, том Бернара понравился Рэнэ ничуть не больше, чем фолиант Ансельма.
«Если ему не интересны отечественные богословы, продолжил Арман, может заняться немецкими мистиками? В библиотеке его светлости он видел труды Иоганна Таулера и Фомы Кемпийского. Есть и Альберт Великий, немецкий теолог, естествоиспытатель, комментатор Аристотеля, монах-доминиканец. В сочинениях «Сумма теологии», «О причинах и возникновении всеобщего» он пытался создать единую систему католического богословия. Альберт обладал энциклопедическими познаниями, за которые его противники часто обвиняли теолога в колдовстве. Католическая церковь присвоила ему титул «doctor universalis»… А вот ещё один великий монах-доминиканец, ученик Альберта — итальянец Фома Аквинский, богослов-гений средневековья», восторженно произнес Клермон. Основными сочинениями Фомы Аквинского являются «Сумма теологии» и «Сумма философии, об истинности католической веры против язычников». Фома Аквинский учил, что воля человека свободна, совершенное познание и совершенное блаженство заключаются в созерцании Бога, что возможно лишь в раю или в состоянии религиозного экстаза. Фома имел титул «всеобщего наставника» и «князя схоластов». Он был канонизирован в 1323 году, а в 1567 назван «пятым учителем церкви» после Августина, Иеронима, Амвросия Медиоланского и Григория I.
Элоди, спрятавшись за огромный стеллаж, забитый медицинскими инкунабулами, с восторгом слушала Клермона. Подумать только, с какой любовью он говорит об Аквинате! Его любили и её духовники… Файоль же никак не мог определиться. Он отверг предложенного ему Роджера Бэкона, не прельстился и Оккамом, поморщился при виде толстенных трудов по церковной истории Евсевия Памфила, «Истории готов» Кассиодора, «Истории Франков» Григория Турского, «Этимологии» Исидора Севильского, «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного. А нет ли какого-нибудь труда, где все это излагалось бы попроще и в общем?
Клермон вздохнул. Может, Роберто Беллармино? Вот его благочестивые наставления «De ascensione mentis ad Deum», сиречь, «Лествица умственного восхождения к Богу». А вот «De aeterna felicitate sanctorum» — «О вечном блаженстве святых» и «De arte bene moriendi» «Искусство благополучно умирать», а вот его исторический труд «De scriptoribus ecclesiasticis» о церковных писателях, изданный в 1613 году. Он прост и излагает всё весьма доступно. Файоль обрадовался, но, взяв Беллармино, с полдороги вернулся, вспомнив своё намерение почитать какой-нибудь известный богословский труд на глазах у Элоди.
