Дэн Браун - Инферно
Но от этого видео ему стало не по себе.
В нем было что-то необычное.
Чересчур необычное.
Ноултон опять сел за компьютер и снова открыл видеофайл, надеясь, что после второго прогона что-нибудь прояснится. Он увеличил громкость и устроился поудобнее, чтобы спокойно и внимательно просмотреть весь девятиминутный фильм.
Как и в первый раз, запись началась с мягкого плеска воды в загадочной пещере, сплошь залитой зловещим красноватым сиянием. Вновь камера погрузилась в подсвеченную воду, чтобы показать илистое дно пещеры и табличку на нем. И вновь Ноултон прочел надпись на табличке:
В ЭТОМ МЕСТЕ И В ЭТОТ ДЕНЬ
МИР ИЗМЕНИЛСЯ НАВСЕГДА
То, что под этой надписью стояло имя их клиента, вселяло тревогу. То, что назначенный день наступит завтра… вызывало у Ноултона серьезное беспокойство. Однако это были еще цветочки — ягодки ждали впереди.
Камера повернулась влево, нацелясь на удивительный предмет, который словно парил под водой рядом с табличкой.
Это была большая сфера из тонкого пластика, прикрепленная ко дну короткой нитью. Она колебалась, как огромный мыльный пузырь, и походила на погруженный в воду воздушный шар… только не с гелием, а с какой-то студенистой желтовато-коричневой субстанцией. Этот аморфный, разбухший контейнер был, наверное, сантиметров тридцати в диаметре, а мутное облако жидкости внутри его тихо клубилось, как зародыш беззвучно зреющей бури.
Господи Боже, подумал Ноултон. По коже у него поползли мурашки. При повторе этот подводный мешок выглядел еще более пугающим, чем в первый раз.
Изображение медленно померкло.
Взамен возникло новое — сырая стена пещеры, на которой дрожали отблески освещенного водоема. На стене появилась тень… ее отбрасывал человек… он стоял в пещере.
Но голова его имела страшную, искаженную форму.
Вместо носа у человека торчал длинный клюв… словно он был наполовину птицей.
Когда он заговорил, голос его звучал глухо… и говорил он со зловещей выразительностью… внятно и размеренно… как рассказчик в классической драме.
Ноултон сидел не шевелясь, едва дыша, и слушал носатую тень.
Я Тень.
Если вы видите это, значит, моя душа наконец обрела покой.
Загнанный под землю, я вынужден обращаться к миру из ее глубин, из мрачной пещеры, где плещут кроваво-красные воды озера, не отражающего светил.
Но это мой рай… идеальная утроба для моего хрупкого детища.
Инферно.
Скоро вы узнаете, что я оставил после себя.
И однако даже здесь я слышу шаги глупцов, моих преследователей… они не остановятся ни перед чем, лишь бы сорвать мои планы.
На ум невольно приходят слова: прости их, ибо не ведают, что творят. Но в истории бывают моменты, когда невежество становится непростительным… когда даровать прощение может только мудрость.
С чистой совестью я оставляю всем вам в наследство дар Надежды и спасения, дар грядущего.
И все же среди вас есть те, что преследуют меня, как псы. Они ослеплены ложным убеждением в том, что я безумен. Одна из них — красавица с серебристыми волосами, которая осмеливается называть меня чудовищем! Подобно дремучим служителям церкви, осудившим на смерть Коперника, она считает меня демоном, и то, что я узрел Истину, вызывает у нее ужас.
Но я не пророк.
Я ваше спасение.
Я Тень.
Глава 10
— Присядьте, — сказала Сиена. — Я хочу кое-что спросить.
Войдя в кухню, Лэнгдон почувствовал, что теперь он гораздо тверже стоит на ногах. На нем был позаимствованный у соседа костюм от Бриони, который по счастливой случайности оказался ему впору. Даже мягкие туфли, и те совсем не жали, и Лэнгдон мысленно пообещал себе, что по возвращении домой перейдет на итальянскую обувь.
Если вернусь, подумал он.
Сиена тоже преобразилась, переодевшись в облегающие джинсы и кремовый свитер. Этот наряд подчеркивал ее природную красоту и стройность гибкой фигуры. Ее волосы по-прежнему были собраны сзади в пучок, и без внушающей почтительный трепет медицинской формы она казалась более уязвимой. Лэнгдон заметил, что глаза у нее красные, как будто она плакала, и его вновь захлестнуло жгучее чувство вины.
— Мне очень жаль, Сиена. Я слышал телефонное сообщение. Не знаю, что и сказать.
— Спасибо, — ответила она. — Но сейчас нам надо сосредоточиться на вас. Пожалуйста, сядьте.
Ее тон стал тверже и напомнил Лэнгдону о газетных статьях, в которых обсуждались ее раннее развитие и незаурядный интеллект.
— Я хочу, чтобы вы подумали, — сказала Сиена, жестом предлагая ему стул. — Помните, как мы попали в эту квартиру?
Лэнгдон слегка удивился — при чем тут это?
— На такси, — ответил он, садясь у стола. — В нас стреляли.
— Не в нас, а в вас, профессор. Давайте не путать.
— Да. Простите.
— Помните, сколько было выстрелов, когда мы находились в машине?
Странный вопрос.
— Помню — два. Один попал в боковое зеркальце, другим разбили заднее стекло.
— Хорошо. Теперь закройте глаза.
Лэнгдон сообразил, что она проверяет работу его памяти. Он закрыл глаза.
— Во что я одета?
Лэнгдон прекрасно видел ее своим внутренним взором.
— На вас черные туфли без каблуков, синие джинсы и кремовый свитер с треугольным вырезом. Волосы у вас светлые, до плеч, собраны в хвост. Глаза карие.
Лэнгдон открыл глаза и поглядел на нее, довольный тем, что его эйдетическая память функционирует нормально.
— Отлично. Ваш визуально-когнитивный импринтинг безупречен, а это подтверждает, что ваша амнезия полностью ретроградна и механизмы, ответственные за процессы запоминания, не понесли непоправимого ущерба. Вспомнили что-нибудь новое о нескольких последних днях?
— К сожалению, нет. Только, пока вы ходили за одеждой, у меня снова были те же видения.
Лэнгдон рассказал, как повторилась его галлюцинация: женщина с вуалью, скопища мертвецов и торчащие из-под земли ноги с буквой «R». Потом он рассказал и о странной клювастой маске, которая возникла в небе.
— «Я смерть»? — спросила Сиена с тревогой в голосе.
— Да. Так и сказала.
— Ладно… Пожалуй, это будет почище, чем «Я Вишну, разрушитель миров».
Это были слова Роберта Оппенгеймера — он произнес их при испытании первой атомной бомбы.
— А эта маска… с клювом и зелеными глазами? — продолжала Сиена с озадаченным видом. — Откуда в вашем сознании мог появиться такой образ?
— Не имею ни малейшего понятия, но вообще-то такие маски были довольно широко распространены в Средние века. — Лэнгдон помедлил. — Это называется «чумная маска».
