Джим Батчер - Отступник
— Ну… Я обещаю не выкладывать фотографии в Интернет.
Она сощурилась на меня.
— Фотографии… ты шутишь, Дрезден? Так?
Я кивнул.
— Потому что этого было вполне достаточно для уничтожения карьеры и человека во времена моей первой молодости, — сказала она. — Может тогда в Италии и не было интернета, но ты бы был поражен, узнав, как быстро могут распространяться изображения, даже нарисованные на холсте.
— Ана, — сказал я тихо.
Она закусила губу и посмотрела на меня.
Я потянулся, взял ее руки в свои и сжал их. Затем я поднял их и нежно поцеловал каждую.
— Какая бы ни была причина, я счастлив вспомнить время, которое у нас было.
Она несколько раз моргнула, не сводя с меня взгляда.
— Понимаю, — сказал я. — Обстановка изменилась. И может это время прошло. Но с тобой все будет в порядке. И со мной. Ты не должна чувствовать вины.
Она подняла мои руки к губам и, точно так же как и я, поцеловала каждую. На костяшки моих пальцев упала слеза.
— Мне жаль, — сказала она.
— Все будет в порядке, — сказал я. — Все в порядке.
Она кивнула и взглянула на меня. Я видел ее спокойную сосредоточенную силу капитана Стражей, готового к исполнению руководящей роли. Я видел нерешительность Анастасии, которая долгое время не была близка ни к кому. И возможно я видел что-то одинокое и печальное, что была частичкой той, кем она была, когда была молодой женщиной, больше чем за столетия до моего рождения.
— Прощай, Гарри, — прошептала она.
— Прощай, Ана, — сказал я.
Она сжала мои руки и повернулась, чтобы уйти. Через полдюжины шагов она остановилась и оглянулась.
— Дрезден?
Я посмотрел на нее.
— Рашид не много говорил о той ночи, когда умер Морган. Я едва могу что-либо вспомнить, после того как Пибоди сказал то, что сказал.
Я знал, что она делала после.
— Он не был один, — сказал я. — Я был с ним. И он знал, что нашел предателя. Он был удовлетворен.
Ее плечи расслабились.
— Спасибо, — сказала она.
— Не за что.
Затем она повернулась и целеустремленно зашагала прочь.
Я посмотрел на запятнанный кровью матрас на Голубом Жучке и вздохнул. Не было никакого желания везти его куда-нибудь. Было рано. Это могло подождать несколько часов. Я повернулся к Мышу и сказал:
— Пошли, дружище. Мне нужна бутылка пива.
Мы спустились из летней жары в относительную прохладу моей подвальной квартиры.
Может, нужно две.
*Жюстине понадобилось больше двух недель, чтобы назначить нам встречу с Томасом. Когда она звонила, она снова придерживалась официального тона. Она поставила условием общественное место встречи, где мы оба были бы защищены от необходимости сохранять сдержанность. Это была предосторожность, которую требовала от меня Белая Коллегия, учитывая как натянуты стали отношения между руководствами Совета и Белой Коллегии в последнее время.
Я встретился с Томасом в субботу после обеда близ Обители Огромных Кошек в зоопарке Линкольна.
Подходя к месту, я заметил пару Лариных охранников, пытающихся слиться с местностью. Томас стоял, опираясь на перила, ограждающие что-то вроде большой ямы, в которой держали пару тигров. Каждая женщина поблизости, да и добрая часть мужчин, смотрели на него с различными степенями вожделения, желания, интереса и бурлящей ненависти. Я поднялся и прислонился к перилам возле него.
— Привет, — сказал я.
— Привет.
Мы постояли несколько минут, глядя на тигров.
— Ты просил о встрече, — сказал он. — Что ты хотел?
Я выгнул бровь.
— Томас, я хотел тебя увидеть. Поговорить с тобой. Убедиться, что ты в порядке. Ты мой брат, мужик.
Он не отреагировал на мои слова. Никак.
Несколько мгновений я изучал его профиль. Потом сказал:
— Что не так?
Он беспечно дернул плечом.
— Все так, по сути. Кроме… того, что было со мной.
— С тобой? Было что-то не так?
— Я был идиотом, пытаясь жить так, как жил, — сказал он.
Я резко взглянул на него.
— Что?
Он лениво крутанул рукой.
— Салон. Постоянное питание по кусочкам, никогда полностью не удовлетворяя голод… — Он пожал плечами. — Все это.
Я твердо уставился на него. Затем очень тихо спросил:
— Что с тобой сделал перевертыш?
— Он напомнил, кто я есть на самом деле.
— Ох?
Томас повернулся ко мне, взглянув спокойным глубоким взглядом серых глаз.
— Да. Это не заняло много времени, стоило ему начать.
Внутри меня все похолодело.
— Что произошло?
— Он повесил меня за пятки, — сказал Томас. — И начал сдирать с меня полосками кожу. По одной полоске за раз.
Я вздрогнул.
— Это мучительно, — сказал он. — Не очень опасно ни для кого из нас. У моего демона на самом деле нет проблем с регенерации кожи, но он стал голодным. Очень, очень голодным. — Его глаза внезапно блеснули бледным серебром и он отвел взгляд на тигров, которые теперь беспокойно бродили по яме. — Он притащил девицу в логово, в котором держал меня. И он питался ею для меня.
— Блин-тарарам, — выдохнул я.
Томас наблюдал за поступью тигров.
— Она была прекрасна. Сколько ей было? Шестнадцать? Не знаю точно. Я не спрашивал ее имени. — Он развел руками. — Ей это стоило жизни. Не думаю, что когда-нибудь смогу объяснить тебе точно, на что это похоже.
— И на что это похоже? — проскрежетал я.
— Это сродни возникновению света, — сказал он, прикрыв глаза. — Словно погружение в тепло костра, после нескольких часов дрожания на холоде. Подобно горячему стейку после дня плавания в холодной воде. Это преобразует тебя, Гарри. Заставляет тебя почувствовать… — Его глаза стали обеспокоенными, пустыми. — Целостным.
Я покачал головой.
— Томас. Господи.
— Когда она скончалась и мое тело восстановилось, перевертыш снова пытал меня, пока я не оказался в таком же отчаянном состоянии. Затем он скормил мне другую самку. — Он пожал плечами. — Снова и снова. Может быть дюжину раз. Он давал мне юных девушек, а затем снова доводил до агонии. Я был едва не изжеван своими собственными внутренностями, когда он потащил меня на остров. По правде сказать, я едва помню это. — Он улыбнулся. — Я помню, что видел Молли. Но ты научил ее защищать себя, как оказалось.
— Томас, — произнес я нежно.
Он ухмыльнулся.
— Если устанешь от нее, надеюсь, дашь мне знать.
Я уставился на него, шокированный.
— Томас.
Он взглянул на меня снова, все еще с ухмылкой на лице, но не смог удержать ее. Снова в его глазах скользнула пустота, затронутая отчаянием. Он отвел взгляд.
