Владимир Романовский - Полезный Груз
– Почему же? Вот сейчас ведь мы говорим по-английски.
– Ваш английский примерно как мой русский. Я знаю слов сто или двести. Делу это не поможет. А переводчик…
В этот момент взгляд Пицетти, вяло бродивший по заложникам, остановился на знакомом лице. Пицетти улыбнулся.
– Лопухин!
Лопухин, смотревший до того на Пицетти и, видимо, его не узнававший, встрепенулся.
– Нашелся переводчик, – объяснил Пицетти повстанцу. – Связь у вас с кирасирами есть?
– Э … есть, – сказал главарь.
– Соединитесь и скажите, что господину Пицетти нужно как можно скорее переговорить с господином Президентом. Номер его кирасиры наверняка знают.
– Знают? – переспросил главарь.
– Они и американского президента номер знают. И французского тоже. Ну а уж своего – точно.
Лопухин, протерев лоб и щеки носовым платком, встал чуть по одаль. Один из захватчиков переместился ему в тыл на всякий случай.
Господин Президент неожиданно внимательно, и не перебивая, выслушал известного адвоката. И сказал на чистом английском, с оксфордскими интонациями, коим так восхищались все политики мира:
– Господин Пицетти. Я не совсем понимаю, почему вы решили, что я мог бы как-то повлиять на отношение спецназа к репортерам, или на самих репортеров. Если спецназовцы не любят репортеров, возможно, у них есть для этого основания. Я не воспитатель, у меня нет полномочий указывать ребятам, кого любить, а кого не любить. Министр Внутренних Дел отдал приказ оцепить здание – учитывая ситуацию, решение совершенно правильное. Приказ выполнен. Не пускать в здание репортеров приказа не было. Скорее всего репортеры сами бояться туда заходить. Если зайдут, и внесут телекамеры – опять же, у меня нет полномочий указывать телекомпаниям, что нужно пускать в эфир, а что нет. СМИ у нас свободные, как вам хорошо известно, господин Пицетти. О захватчиках разговор отдельный. Есть международная конвенция, подписанная почти всеми странами мира. Не мне вам о ней рассказывать.
– Господин Президент, – сказал Пицетти. – В числе заложников…
– Я знаю, – перебил его Президент. – И мне очень жаль. Никому не пожелаешь оказаться в таком положении. Условия захватчикам известны. Самое лучшее, что они могут сделать – это сложить оружие и сдаться прямо сейчас. Но я почему-то уверен, что они этого не сделают.
– Я вас понял, господин Президент. Скажите пожалуйста – не как официальное лицо, а просто как гражданин России. Какой телеканал в данный момент популярнее всего? С каким каналом мне связаться, чтобы договориться о трансляции?
Президент хохотнул.
Вы думаете, что сможете их уговорить?
Постараюсь, господин Президент. Какой канал предпочитаете вы лично?
Президент еще раз хмыкнул и сказал:
– Ну, что ж … Попробуйте «Буст», они у нас самые скандальные, и умеют эффектно преподнести. Про меня говорят гадости каждый день по многу раз. Вот увидите, я на них в конце концов в суд подам. Знаю, что мне это не к лицу, но доведут они меня! Обратитесь прямо к директору, его зовут Валентин Шапиро. Очень консервативный парень, терпеть не может, когда ему указывают, будьте с ним помягче. А вдруг согласится!
– А он говорит по-английски?
– Не очень, но понимает неплохо. Не связывайтесь прямо сейчас, подождите минут пять. Он наверняка вышел куда-нибудь. Но через пять минут, я почти уверен, будет на месте.
Через пять минут Валентин Шапиро мэкал и экал на связи, пытаясь донести до сознания Пицетти, что у здания суда очень неопытный оператор, а репортер совсем новенький. Пицетти уверил его, что проследит – у него богатый опыт общения с репортерами и операторами – и все пройдет гладко, и Президент, большой любитель канала «Буст», никакого дилетантизма в работе репортера и оператора не заметит – Пицетти дает Валентину слово!
Пицетти выключил связь и снисходительно посмотрел на главаря захватчиков. Главарь отдал тихий строгий приказ:
– Глазики на заложников.
И действительно, внимание захватчиков во время болтовни Пицетти по связи рассеялось, и найдись среди заложников двое или трое смельчаков, обязательно началась бы какая-нибудь заваруха. Лопухин, внимательно до этого слушавший, как Пицетти болтает, опустил глаза долу.
– Лопухин, – сказал Пицетти, перейдя на африкаанс. – Мне нужны трое сопровождающих, из этих. Мы дойдем до выхода, откроем дверь, и к нам присоединяться репортер и оператор. Мы приведем их сюда. Переводи.
Главарь выслушал Лопухина, посмотрел на Пицетти, и сказал, наглым тоном скрывая забрезжившую надежду от посторонних ушей:
А хоть пятеро. Эй. Глинка, Кюи, Танеев. Ко мне.
Трое захватчиков приблизились. Главный сказал:
– Пойдете с ним, впустите двоих, один с камерой, другой с микрофоном. Камеру отберите, микрофон тоже. Обыщите. И с ними обратно сюда. Не попортите камеру. Выполнять.
По выполнении приказа, когда портативный прожектор на камере загорелся ярко, Лопухин возмутился:
– Я не могу стоять рядом с ним, как ни в чем не бывало! Меня обвинят в сговоре с вами!
Главарь захватчиков вытащил пистолет, снял с предохранителя, подозвал одного из своих, и сунул пистолет ему в руку, поясняя приказ глазами. Свой тот час же встал рядом с Лопухиным и дуло пистолета приставил ему к виску.
– Все, больше нет возражений? – мрачно спросил главарь.
Лопухин сказал:
– Больше нет.
Включили камеру, Пицетти отобрал у репортера микрофон, и сказал в него на африкаанс:
– Дамы и господа, жители всех стран, всех континентов. Лопухин, ты долго будешь сачковать, сука?
Лопухин повторил по-русски:
– Дамы и господа, жители всех континентов.
– Дословно, – велел Пицетти.
– Жители всех стран, всех континентов.
– Я, международный законник Пэ эР Пицетти, говорю сейчас от имени людей, захвативших здание суда в Москве. Я не представляю их интересы, я просто делаю одолжение им, и тем, кто мог бы пострадать, если бы я этого не сделал.
Лопухин перевел. Пицетти подумал, не продублировать ли по-английски, но решил, что это перегрузит слушателям и зрителям их куриные мозги. Ничего, в англоязычных странах переведут и продублируют. Не посмеют не продублировать. Вот только говорить нужно попроще, чтобы не возникали двусмысленности, которыми могли бы потом так и сяк вертеть ищущие популярности кликуши.
Постарел Лопухин. А тогда, в Южной Африке, был такой молодец! Жилистый, подвижный, деятельный. Скольким людям жизнь спас.
Пицетти сказал:
– Эти люди – либо близкие тех, кто побывал на Ганимеде, либо побывавшие там лично и чудом оставшиеся целыми и относительно здоровыми. Те, за счет жизней и здоровья которых вы пользуетесь благами цивилизации. Вы все, от президента до уборщицы, и включая всех, кто сейчас слушает и смотрит, и включая меня лично. Отношение общества к побывавшим на Ганимеде и оставишимся после этого калеками – позорное. Они выключены из жизни. Мнение большинства – лучше бы было этим калекам умереть. Чтобы не тревожили нас, не вызывали бы в нас чувство стыда. Медийные мощности обходят эту тему, и большинство просвещенных граждан тоже делают вид, что темы этой просто нет, и калек с Ганимеда нет. А калекам хотелось бы, чтобы о них помнил каждый, включающий в квартире свет, электрическую плиту, телевизор; каждый, говорящий по связи, едущий в троллейбусе и метро, бреющийся электробритвой – то есть, всякий, пользующийся электричеством, поскольку в наше время более половины электричества получают из гелия-три, который добывается на Ганимеде. Вот об этом как раз и хотели сказать в прямом эфире эти бедолаги. И попросили меня все это сказать за них, потому что сами они слишком эмоциональны, путаются, бушуют, и не смогли бы изложить доходчиво, чтобы до вас, дамы и господа, дошло. В принципе я уже все это сказал. Да вы и так все это знаете, только не хотите сами себе в этом признаться. Поэтому я буду говорить о другом, дамы и господа.
