Стивен Джонс - Мистика
— Это, — заявила толстуха, — твоя бессмертная душа.
«А ведь она права, — подумал Эдди, — Новость не слишком хорошая».
— Впечатляет, не так ли? — Душа верещала и корчилась, а женщина тем временем продолжала: — Она не докормлена, она уже на последнем дыхании. И почему? — Толстуха не дала Эдди и рта открыть. — Дефицит добрых дел…
У Эдди от страха зуб на зуб не попадал.
— И что же мне с этим делать? — спросил он.
— У тебя еще остался глоток воздуха. Ты должен компенсировать бездарно растраченную жизнь.
— Я что-то не догоняю.
— Завтра ты превратишь магазин «Аксельс Суперетт» в Храм благотворительности и тем самым подкормишь свою душу.
Эдди заметил, как толстуха начала медленно подниматься. В темноте над ее головой зазвучала печальная музыка, которая накрыла ее низкими аккордами, и женщина пропала.
Когда Гарри выбрался на улицу, девушка уже исчезла. Впрочем, так же как и мертвая собака. Выбора особого не было, и он снова отправился к Норме Пейн — больше ради компании, чем ради мелочного удовольствия сообщить ей, что она ошибалась.
— Я никогда не ошибаюсь, — сказала она, стараясь перекричать пять работающих телевизоров и столько же радиоприемников, которые были включены постоянно. — Шумновато, — признала она, — Но это единственно верный способ помешать миру духов бесцеремонно вторгаться в мою личную жизнь. Шум их расстраивает. Я вижу некую силу на Ридж-стрит, — сказала она Гарри, — так же явно, как собачье дерьмо на улице.
Гарри хотел было поспорить, но вдруг его внимание привлекла картинка на экране. По новостному каналу показывали репортера, который стоял через дорогу от магазина «Аксельс Суперетт», судя по вывеске. Из магазина выносили трупы.
— Что случилось? — поинтересовалась Норма.
— Похоже, бомба взорвалась, — ответил Гарри, пытаясь вычленить голос репортера из шума работающих телевизоров.
— Сделайте звук погромче, — попросила Норма. — Люблю катастрофы.
Но дело было вовсе не в бомбе. Ближе к полудню в битком набитом магазине вспыхнула массовая драка. Никто толком не знал из-за чего. Драка стремительно переросла в настоящее побоище. По самым скромным оценкам, были убиты не менее тридцати человек, а еще вдвое больше ранены. Репортаж, где говорилось о внезапной вспышке насилия, зародил в душе Гарри ужасные подозрения.
— Ча-Чат… — пробормотал он.
Несмотря на стоящий в комнате шум, Норма прекрасно его расслышала.
— Что навело тебя на эту мысль? — спросила она.
Гарри не ответил. Он прислушивался к обзору событий, пытаясь понять, где же находится «Аксельс Суперетт». И вот наконец: «Третья авеню, между Девяносто четвертой и Девяносто пятой улицами».
— Можешь радоваться, — сказал он Норме и оставил ясновидящую наедине с ее бренди и ее духами, сплетничающими в ванной комнате.
Линда вернулась в дом на Ридж-стрит как в последнее пристанище, веря и не веря, что найдет там Боло. По ее примерным расчетам, он был самым подходящим кандидатом в отцы ребенка, которого она носила под сердцем. Но одновременно в ее жизни был и другой мужчина, чьи глаза порой становились золотистыми, а мимолетная улыбка была такой безрадостной. В любом случае Боло в доме не оказалось. И вот она осталась — женщина знала, что так будет теперь всегда, — совершенно одна. Ей хотелось только одного: лечь и умереть.
Но смерть тоже бывает разной. По ночам она молилась о том, чтобы заснуть и больше никогда не просыпаться. Но была и другая смерть, та, которую она видела, когда усталость смежала веки. Смерть, у которой не было ни достоинства, ни надежды на вечное блаженство. Смерть, которую нес с собой мужчина в сером костюме. Его лицо иногда смутно напоминало лик какого-то святого, а иногда — глухую стену с облупившейся штукатуркой.
Она шла и по дороге просила милостыню. Так она добрела до Таймс-сквер. Там в предрождественской толчее она на секунду почувствовала себя в безопасности. Она отыскала маленькую забегаловку и заказала яйца и кофе. В уме она прикинула, уложится ли в заработанную сумму. Еда расшевелила ребенка. Она почувствовала, как он ворочается во сне и вот-вот проснется. «Может, стоит еще побороться, — подумала она. — Не ради себя — ради ребенка».
Она облокотилась на стол, обдумывая, что же делать дальше. Но сердитое бормотание хозяина забегаловки выгнало ее обратно на улицу.
Дело шло к вечеру, и погода начинала портиться. Где-то неподалеку какая-то женщина пела по-итальянски трагическую арию. С трудом сдерживая слезы, Линда отрешилась от боли, которую несла песня, и опять побрела куда глаза глядят.
Когда толпа поглотила ее, мужчина в сером костюме отделился от зрителей, окруживших уличную певицу, и послал своего молодого помощника вперед, чтобы не упустить жертву.
Марчетти сожалел о том, что ему не удастся дослушать выступление уличной дивы. Ее пение забавляло его. В пропитом голосе певицы иногда звучали надрывные нотки, словно она пыталась достичь вершин совершенства, что низводило высокое искусство Верди до уровня смешного. Он обязательно сюда вернется, когда со зверем будет покончено. Это фальшивое трагическое пение чуть не довело его до слез (а ведь он уже забыл, когда плакал в последний раз). Ему хотелось разрыдаться.
Гарри стоял на Третьей авеню напротив «Аксельс Суперетт» и наблюдал за зеваками. В этот холодный вечер их собралось сотни. И все они пытались протиснуться поближе ко входу в магазин, вытягивали шеи, чтобы ничего не пропустить. И они не были разочарованы. Трупы продолжали выносить наружу пачками: в мешках, в узлах, а что-то даже в ведре.
— Кто-нибудь знает, что здесь произошло? — спросил Гарри у какого-то зеваки.
Мужчина повернулся. Его лицо была красным от холода.
— Парень, который заправляет этим местом, решил все раздать, — сказал он с ухмылкой. — И народу, к такой-то матери, набилось как сельдей в бочке. Вот кого-то и придавили…
— Я слышал, все началось с банки мясных консервов, — предположил другой, — Кого-то вроде пришили этой банкой.
Этот рассказ был поставлен под сомнение. У каждого была своя версия событий.
Гарри уже хотел было попробовать отделить правду от вымысла, но его отвлекло какое-то движение справа.
Мальчик девяти-десяти лет донимал своего приятеля.
— Чуешь, как воняет? — спрашивал он.
Приятель кивал.
— Вот это размерчик! — начал первый.
— Даже дерьмо лучше пахнет, — последовал ответ.
И приятели заговорчески захихикали.
Гарри бросил взгляд на объект их веселья. Огромная тучная женщина, одетая не по сезону, стояла в стороне и крошечными сверкающими глазками наблюдала за жуткими событиями.
