Илья Некрасов - Град на холме
– Сюда, – послышалось из-за угла, и я пошёл вглубь номера. Коп включил свет, я уже хотел наорать на него, но успел заметить, что тот в перчатках.
С потолка единственной комнаты свисало тело. В деловом костюме, без ботинок. В полутора метрах от края кровати. Вероятно, спрыгнул оттуда. Сам. Никаких следов борьбы и взлома двери. Ключи аккуратно лежали на прихожей. Там же, на месте, висел плащ. То же с ботинками. Закрылся изнутри.
Удавился на собственном поясе. Он был привязан к креплению для люстры. А та оказалась аккуратно свинчена и лежала на подоконнике.
Эрасмуссен висел, напоминая манекен, упакованный в деловой костюм. Без галстука. Я попробовал представить, как он кладёт ключи на законное место, аккуратно снимает верхнюю одежду, осторожно обращается с люстрой, тянется к поясу… О чём он думал? Что чувствовал?
– Покиньте помещение, – я сказал администратору, который порывался пройти внутрь. Мужчина подчинился и отошёл вглубь коридора, став наблюдать из-за дверей.
На небольшом столике у кровати лежали листок бумаги и ручка. Листок – чистой страницей вверх, ручка рядом. Я достал перчатки и надел их.
«Хотел что-то написать и передумал?»
Перевернул листок. Там и оказалось странное послание: «Когда-то очень давно я знал врага в лицо. Но больше не вижу его. Он будто повсюду. Вокруг. Это кто-то из знакомых? Я сам? Или что-то совсем другое?»
И со следующей строчки: «Выхода нет».
Прямо как в метро. Выхода нет. Чёрными чернилами. Я набрал шефа и встал так, чтобы тот увидел труп за моей спиной.
– Что там… – начал было он, но увидел тело. – Сам?
– По всем признакам. Посмертная записка, следов борьбы нет. Аккуратно так.
– Дрянь. В квартирах директора и того, второго…
– Саххета?
– Их только что потушили. Трупов нет. Всё сгорело. Следов нет. Так что…
– Эта квартира – всё, что у нас есть.
– Именно… А кто там говорит? Кто с тобой?
– Там… играет какая-то запись. Эрасмуссен её слушал. Я ещё не осматривал тот угол.
– Так, – шеф почесал лысый затылок, – разбирайся с квартирой, а потом… – он посмотрел в сторону. – В общем, я сам позвоню.
Я понял, что мне предоставляется немного свободы.
Он подмигнул мне? Нет, скорее, глаз дёрнулся. Закрутился совсем. «Сам позвоню…» Когда начальник отключился, я обратился к скучающим копам:
– Парни, сможете записать показания местных?
Те переглянулись и согласились. Я остался в номере. Один на один с висящим трупом и неясным шёпотом, который доносился из электронной книги погибшего.
При обыске тела ничего не нашлось. Пустые карманы, если не считать сигарет. Захотелось получить общее впечатление от номера. Я прошёлся по нему.
Ничего особенного. Личных вещей минимум. Обычная для подобных заведений прихожая. То же с кухней и ванной – беспорядка нет, словно в номере никто не жил. Вместо обоев или плитки на стенах блёклая краска. В холодильнике немного еды, откровенного фастфуда. Похоже, парень мало готовил. Из старомодного механического крана капала вода. Возникло ощущение, будто его кухня напоминает мою…
В «стенке» одежда, правда, под аккуратно сложенной белой футболкой обнаружились две электронных книги.
Больше ничего. Ни томов профессиональной литературы, ни украденных экспонатов. Ни одного томагавка.
Я вернулся в комнату. На подоконнике рядом со свинченной люстрой недопитая бутылка воды. Унылый вид сквозь жалюзи на окне.
На стене висела картина с нейтральным пейзажем. Панцирная кровать, рядом с ней большая бутыль питьевой воды в углу. Кружка на полу, на столике вентилятор и работающая электронная книга. На стене, почти над подушкой, небольшой светильник. В другом углу зеркало, стул и столик. На потолке пожарная сигнализация. Неработающая, так как на столике лежала зажигалка и пепельница с двумя окурками. В ящике стола обнаружилась полупустая бутылка виски и один гранёный стакан.
Я взял говорящую электронную книгу и направился к окну, по пути выключив свет. В номере потемнело, и на стены лёг полосатый рисунок жалюзи.
Управление книгой оказалось стандартным, я прислонился к стене и увеличил громкость проигрываемого файла. Чёрно-белая плоская запись, низкого качества. Судя по тексту и изображению, это было старое телевизионное обращение какого-то исторического лица. Незнакомый пожилой человек зачитывал послание на английском. Внизу экрана – бегущая строка с текстом на французском.
«Три с половиной миллиона человек связаны с оборонным истеблишментом. Мы ежегодно расходуем на безопасность сумму, превышающую доход всех корпораций Соединенных Штатов. Этот конгломерат военного истеблишмента и промышленности является новым в американской жизни. Экономическое, политическое, даже духовное влияние этого союза ощущается в каждом городе. Мы признаём насущную необходимость такого хода событий. И тем не менее, нам не следует недооценивать его серьёзных последствий. С этим связано слишком многое, даже сам общественный строй. Мы должны быть начеку, чтобы предотвратить необоснованное влияние военно-промышленного комплекса. Потенциал опасного роста его неоправданной власти существует и будет существовать. В значительной степени ответственной за радикальные изменения в нашем военно-промышленном статусе была технологическая революция последних десятилетий. Центральным моментом в этой революции стала исследовательская деятельность, которая становится всё более формализованной, сложной и дорогостоящей. Сегодня изобретатель-одиночка, трудящийся в своей мастерской, оттеснён на второй план крупными группами учёных. По причине требуемых затрат правительственный контракт теперь заменяет интеллектуальную любознательность. Личность подчиняется диктату финансов. Перспектива утверждения власти денег вполне реальна, и её следует рассматривать со всей серьёзностью. Мы должны опасаться угрозы того, что государственная политика может оказаться заложницей интересов научно-технической элиты. Задачей государственного управления является сбалансировать эти и прочие силы, старые и новые, интегрировать их в нашу демократическую систему… Поскольку эта необходимость столь насущна и очевидна, я сознаюсь, что слагаю официальные полномочия с чувством большого разочарования…»
Внизу экрана проявилась пометка, сделанная электронной ручкой. Разобрать почерк оказалось непросто.
«Президент США Дуайт Эйзенхауэр. Прощальное телевизионное обращение к нации. Между 1960 и 1965 годами».
Что значит «между»? Учёный сомневается в датировке? Эпоха США не так далека от нас! С этой историей что-то неправильно…. Я посмотрел на труп. Возможно, всё проще, у парня поехала крыша. Считал себя врагом, если верить предсмертной записке. Наркотики? Странно, но в номере ничего такого не нашлось.
