Князь мертвецов (СИ) - Волынская Илона
Пожелание после всего сказанного звучало двусмысленно.
- Что с нашей просьбой, Яков Исакыч? - Урусов оставался невозмутим.
- Ну, шо вам сказать, так шоб хотя бы не совсем соврать, - старик начал подниматься с кушетки - неспешно и как-то угрожающе. Будто разворачивалась большая королевская кобра. Воздвигся едва не под потолок своей каморки, развернул широкие плечи... и тут же ссутулился, втянул голову и тяжело припадая на ногу, похромал к трухлявому шкафу с отвисшей створкой. Добыл оттуда изрядный сверток и натужно поволок его к портновскому столу.
У Мити язык чесался сказать, что старик перепутал ноги - на пути к шкафу он хромал на другую. Но старый портной бросил на него быстрый ехидный взгляд, Митя сжал губы в нитку и промолчал. Старик хмыкнул - непонятно, разочарованно или одобрительно - и принялся разворачивать сверток. Беспомощно и нежно, как рука спящей девушки, свесился белоснежный рукав сорочки. Митя нервно сглотнул.
- Поглядел я то, шо вы мне принесли, паны ясные, и скажу вам, шо в вашем Петербурху таки умеют шить. А у нас тут-таки умеют пороть. - Он поднял на вытянутых руках изрезанную в бахрому спинку любимого Митиного жилета. – Не скажете, юноша, кто это у нас такой справжний казак, шо лучше за любого портного весь ваш гардероб перепорол, правда, немножко мимо швов? - он выразительно потряс лохмотьями.
- В обмен, - сквозь зубы процедил Митя. Заткнуть бы этого остроумца, и не важно, словом или кулаком, но... У него в заложниках даже не Митин гардероб, а надежда! Последние ее проблески! - Вы мне тоже что-нибудь интересное расскажете. По моему выбору.
Старый портной вернул очки на нос и посмотрел на Митю еще раз. Перевел взгляд на Урусова и укоризненно покачал головой:
- А говорили - из благородных, а так поглядишь - будто из сапожников! На ходу подметки режет!
К напоминаниям о дедушке-городовом Митя уже если не привык, то хотя бы притерпелся, но сапожник?
- На ходу подметки режут вовсе не сапожники, им это без надобности.
- О как! Тогда принимайте работу, паныч-полицейский сынок! - он решительно распотрошил сверток. - Шо сказать... Сорочек у вас было - как на дворовом кобеле блох.
Митя только моргнул - сорочек у него, конечно, было много, он на них половину своего содержания тратил. Но сравнивать сорочки от лучших столичных портных - с блохами?
- Спас я три, и пусть мне хоть сам императорский портной харкнет в очи, если думает, шо справился бы лучше! - и старик принялся выкладывать на столе три и впрямь целые сорочки - одну за другой. И застыл рядом, как в почетном карауле.
Митя шагнул ближе - сердце его гулко билось. Протянул руку - ему потребовалась вся сила воли, чтобы пальцы не дрожали! - и вывернул воротник сорочки, вглядываясь в шов. Посмотрел... не поверил глазам. Принялся лихорадочно перебирать ткань, разглядывая боковые швы, ухватился за манжеты... И поднял на старика полные ужаса глаза.
- Вы что? - умирающим голосом спросил он. - На сорочку от «Калина» поставили ворот и манжеты сорочки от «Генри»?
- Тю! И шо? - удивился старик.
- Но... Это же «Калин»! - Митя потряс полой сорочки. - А это - «Генри»! – он схватился за манжет.
- Теперича это старый Яшка Альшванг! А калины-малины или генри-шменри – то Яшке без разницы! Хотите - берите, шо получилось, не хотите - валите, откуда пришли! - он швырнул сорочку на кучу вещей, сунул руки в карманы и принялся покачиваться с носка на пятку, всем своим видом изображая безразличие.
- Берем, Исакыч, берем... По-моему, очень даже недурно выглядит. Ну что вы, право-слово, Митенька! Будто никогда башку от одного кадавра3 к другому не приставляли!
- Никогда не делал кадавров. - с достоинством объявил тот. Действительно, не делал, только наблюдал как кузены-Моранычи их из разрозненных кусков тел собирали. - И сорочки - не кадавры!
Хотя эти, наверное, все-таки немножко кадавры. Митя уныло оглядел все три.
- Уж не знаю, жилетки показывать, или не надо? Вдруг ясному панычу они тоже не зандравятся?
- Исакыч, не набивай цену - показывай!
- Ну глядите - может, вам нитки не такие или пуговицы не те, а только сделал, что мог! - Исакыч снова запустил руки в сверток. — Вот шо надо было делать с жилеткой, а? Целая же, как есть целая, а вид такой, будто вы, паныч, в ней в Днепре тонули! - он просунул пальцы сквозь проймы и распялил на вытянутых руках последний бабушкин подарок - жилет с вышивкой.
- Не тонул.
- Так только, поныряли немножко! - саркастически прищурился Исакыч.
«Знал бы старик, как прав! И хорошо, что не знает»
- Eжeли думаете, что легко было его отчистить...
- Вы отлично справились! - облегченно выдохнул Митя.
Жилет снова поражал сдержанной красотой строгих линий в сочетании с неброской шелковистостью ниток вышивки. Митя почувствовал, как на губах его появляется улыбка. И даже то, что на втором жилете спинка была явно от одного, перед – от другого, а хлястик, при внимательном рассмотрении, скроен из двух, Митю не слишком огорчило. То ли, потому что привык, то ли сидел жилет и впрямь недурно.
- О, тут, вижу, угодил старый Исакыч модному панычу! - портной оскалил крупные желтые зубы, изображая улыбку. - А вот с сюртуком и впрямь сомнение имеется. Сюртуки-то пуще всего порубали - прям в лапшу. Шо за злыдня такое сделал? Кромсать-то зачем, продал бы мне - я б их фартовым толкнул по червонцу, - бормотал он, копаясь в тюке.
- Там каждый сюртук стоил от пятидесяти рублей. - глухим от ярости голосом выдал Митя.
- Кучеряво питерские портные живут. И шьют разнообразно - как я ни старался рукава от одного к другому приладить, не садятся, хоть ты наперстком убейся! Да и рукавов, чтоб совсем целых, не осталось, говорю ж, постарался, злыдня. Один сюртук я наладил, но тут такое дело... - старик поскреб висок желтым прокуренным ногтем. - Был бы паныч приказчиком каким, сказал бы: носи и не морочь старому портному голову! А паныч - большого человека сын. Сыскарёныш ...
Митя твердо решил его убить. Хладнокровно и взвешенно, без всякой болезненной потребности, исключительно по собственному осознанному желанию. Сейчас посмотрит, что там с сюртуками, расплатится за сорочки и жилеты - чтоб не подумали, будто он убил из экономии - и прибьет. Может быть, даже наперстком. Если протолкнуть наперсток достаточно глубоко этой старой наглой твари в глотку...
- Митя! - задушенным шепотом выдохнул Урусов. - Исакыч, ты вовсе ума лишился?
- Молчу-молчу! Шо вы хотите со старого дурнуватого еврея, я ж не мой младший братик, политесам не обученный, на губернаторов не шью, - старик вдруг засуетился, опасливо косясь на Митю, будто и впрямь понял, что перегнул палку, а в глазах его проблескивало спокойное, расчетливое любопытство. Так что медленно поднимающаяся из глубины души черная ярость Митю отпустила.
«Это ты меня специально, что ли, дразнишь? А зачем?» - он склонил голову к плечу, внимательно изучая старого портного. Тот поймал Митин взгляд и юноше показалось, что на миг старик и впрямь занервничал. Круто повернулся спиной и полез в шкаф, вытаскивая оттуда... сюртук! Митин лучший, любимейший сюртук от Ладваль! С хриплым криком Митя метнулся к нему - как к потерянному и вновь обретенному другу! Схватил, прижал к себе...
Что-то было не так! С сюртуком определенно что-то было не так! Митя медленно поднял его на вытянутых руках, и с недоумением уставился на два аккуратных вставных клина под грудью! Кожаных клина!
- Ну дык прямо же поперек полоснули! - развел руками портной, неожиданно демонстрируя смущение. - Знаю, что так не делается, но я уж по-всякому вертел...
«Мокошь знает, что такое!» - возмущенно подумал Митя, натянул сюртук и мрачно уставился на свое отражение в ростовом зеркале.
- А вы знаете, вам идет! - с явным удивлением протянул Урусов. - Есть в этом что-то... эдакое, - он повертел пальцами. - Вы у нас спортсмэн, автоматонщик ...
Митя скривился - где тот автоматон! Но Урусов был прав - на автоматоне в таком сюртуке было бы непривычно, но... стильно, да, стильно!
