Мотель Отчаяния (СИ) - Красавин Иван
Раздосадованный тем фактом, что теперь именно мне придётся копаться в этом дерьме, я уселся на кровать, закрыл лицо ладонями и попытался успокоиться. Перед глазами всё ещё раскачивался повешенный Варалице кот. Тогда я закурил и, пуская перед собой клубы едкого дыма, принялся думать. В голове у меня мигом возникла условная доска с фотографиями всех постояльцев Мотеля. Я хотел соглашаться с тем, что Огледало убили, но если Варалице прав… С чем соглашаться я не хотел особенно сильно. В любом случае надо начать хоть с чего-то. Но с чего?
Где-то очень далеко прогремел взрыв — видимо, пламя Апокалипсиса добралось до очередной заправки, баков с топливом или, не знаю, вагонного состава, перевозившего нефть и брошенного на рельсах. Медлить нельзя — я хотел убраться из Мотеля как можно скорее, но теперь очень сомневался, что вообще смогу это сделать, пока толпа внизу считает меня убийцей. К тому же, какая-то часть меня в принципе не желала покидать Мотель. Как я говорил — мне всё ещё было глубоко плевать на конец света. И на Огледало мне тоже было плевать. Но если Варалица прав, то один из этих шестерых действительно мог объявить охоту. Зачем? Или его целью был только Огледало? Нет, это ещё более нелепо — кому вообще могло потребоваться прикончить самого тихого постояльца? Ответ пришёл почти сразу — потому что он лёгкая жертва, которая не вызовет особых подозрений. Вернее, вызовет, но только одно. Отсюда можно перейти к следующей ниточке — почему Огледало решили убить именно сейчас? Они все гостят в Мотеле достаточно давно, так почему нельзя было сделать свои грязные дела раньше? Вывод — убийца прикончил Огледало намеренно, чтобы подставить меня, именно я был его исходной целью. Но почему? У кого-то из них есть на меня счёты? Или же вся эта версия — бред собачий, поскольку убийца на самом деле психопат, убивающий без разбору? И тогда получается, что в его действиях бесполезно искать логику, бесполезно, скажем, пытаться связать самоубийство той влюблённой парочки и Огледало, нет никакого смысла определять паттерн, потому что мы имеем дело с хаосом во плоти. Это не говоря уже о том, что убийц может быть несколько. Однако даже так — как им удалось проникнуть в запертую комнату, тихо убить человека и исчезнуть, оставив лишь странную лужу на полу? Почему тогда нельзя было сразу убрать за собой, не оставив вообще никаких зацепок?
Я вздохнул и потёр лоб. В моей голове было слишком много вопросов, которые давили на мозги. Хуже всего то, что все они, если сделать пару шагов назад, не имели вообще никакого смысла, вызывали лишь равнодушие. Чем, чёрт возьми, я занимаюсь? Ищу себе оправдание, пытаясь обвинить кого-то другого? Для этого мне не хватает знаний и опыта. Я приехал сюда не для этого. Я приехал, чтобы… чтобы…
Ход моих мыслей прервал какой-то звук в углу комнаты. Посмотрев в ту сторону, я увидел, как с потолка капает что-то чёрное, напоминающее ту смесь, в которой якобы растворили тело Огледало. Маленькие капли медленно образовывались на почерневшем потолке, после чего падали на пол: кап-кап-кап. Казалось бы, вид неизвестной субстанции должен был ужаснуть меня, но нет — я спокойно встал и пододвинул мусорное ведро, чтобы не пачкать пол, после чего вернулся на своё место и продолжил распутывать клубок.
Хватило меня ненадолго — окончательно сломавшись под напором нелепых догадок и предположений, я схватил свой чемоданчик, открыл его и извлёк виниловую пластинку группы Godspeed You! Black Emperor «Фа-диез, Ля-диез, Бесконечность». Мой небольшой наркотик, выпущенный ещё в 1997 году. Я не смог оставить эту хоть сколько-то ценную в глазах вымершей общественности вещицу на съедение Апокалипсису, только не её. Коллекция пластинок у меня была весьма внушительная, но, спасаясь бегством, я упаковал именно «Фа-диез, Ля-диез, Бесконечность». По многим причинам. Не только потому, что я влюблён в её звук, но ещё и потому, что это показалось мне крайне иронично, даже забавно — взять с собой в Мотель Отчаяния в разгар Апокалипсиса альбом, который посвящён Апокалипсису. Со смертью должна говорить только смерть, казалось мне. Лучше саундтрека для конца света придумать я не смог.
Всю дорогу до сюда я нежно трепетал, предвкушая возможность наконец расслабиться, закрыть глаза, включить пластинку и насладиться её потрясающей атмосферой, забыть себя в этих чудесных мелодиях и окончательно потерять волю к жизни. Я знал её наизусть, мог напеть от начала до конца, а её ноты играли у меня в голове на протяжении всего пути. Боже, я согласен умереть вот хоть прямо сейчас, но только позвольте мне хотя бы раз послушать эту запись! Возможно, что в огне Апокалипсиса сгорело всё, что было мне хоть сколько-то дорого, но только не эта пластинка. Я не посмел увезти с собой что-то ещё: в чемоданчике была только этот альбом, несколько листов бумаги, ручка и немного чистых вещей. Всё, больше мне ничего не надо, стирайте этот мир, но только позвольте мне ещё раз испытать тот самый музыкальный оргазм, дарующий успокоение в столь тяжкие времена. И пускай подождёт Апокалипсис, подождёт бедняга Огледало, подождут все, пока я залечиваю свои раны лучшим из известных мне лекарств. Ничего не могу с собой поделать — я испытываю слабость перед теми произведениями, что помогают мне пережить худшие моменты угасающей жизни. И сейчас было самое время.
Я аккуратно извлёк пластинку из конверта, установил её на поворотный диск проигрывателя, запустил двигатель и лёгким движением руки осторожно установил тонарм на первую дорожку. Игла издала тихое шуршание, прежде чем я услышал вступительный гул эмбиента. Затаив дыхание, я лёг прямо на пол своей комнаты, совсем рядом с проигрывателем, после чего закрыл глаза и отдался воле музыки.
«Фа-диез, Ля-диез, Бесконечность» с первых нот скрипки захватил остатки моих чувств и отправил прямиком по ту сторону реальности, в совершенно новый для меня мир. После вступительного монолога рассказчика мой разум уже нёсся на поезде прямиком через Долину Смерти в объятия жуткого, коррумпированного городка, расположенного, как мне всегда это представлялось, где-то на юге, а не в Калифорнии. Там, утопая в болотистых топях, люди возводили свою ужасную машину под названием Государство, пока однажды машина не стала кровоточить до смерти. И тогда, проснувшись утром, жители обнаружили себя на краю бездны: их кошельки полны крови, а безумный проповедник ходит по улицам и предрекает конец света, умоляя обратиться к любви Иисуса Христа, потому что любовь — это всё, что требуется человеку не самом деле, ни за какие деньги это не купишь. Люди собираются вокруг него, кидают мелочь, встревоженно обсуждают слова про Апокалипсис. Гадают, действительно ли он надвигается, действительно ли всему пришёл конец, а они проживают свои последние дни в лимбе, полагаясь на бессмысленные вещи, которые никогда их не спасут.
«Фа-диез, Ля-диез, Бесконечность» — это пластинка-путешествие. Моё путешествие в один конец. Билет туда, где люди живут в ожидании конца света. Раньше это был всего лишь воображаемый трип, музыкальная путёвка в декадентский городок, сказка, ставшая реальностью. И пускай мой кошелёк не переполнен кровью, я всё же ощущаю себя так, словно бы оказался внутри этого мира. Апокалипсис вполне реален и, к сожалению, он не играет по известным мне аккордам. В нём нет той романтики смерти всего живого, нет ничего, за что я так любил этот альбом. Настоящий Апокалипсис пуст, нем и глух. Мы посвятили его жестокой природе столько произведений, а он всё равно решил нас уничтожить. И бороться с этим бесполезно — остаётся лишь лежать вот так, слушать звон гитар и надеяться исчезнуть в равнодушном ожидании конца. Этот альбом стирал всякую надежду, грубо очищал тебя, сдирая огрубевшую кожу с уставшего сердца, а потом завязывал глаза, усаживал в машину и отправлял обратно домой.
Я думал об этом, а пластинка всё крутилась, музыка играла. И когда заиграла The Cowboy я почувствовал, словно пространство вокруг меня затухает, начинает медленно вращаться, а тело двигаться в ритме вкрадчивой мелодии. Я лежал не двигаясь, глядел в пустоту и ждал чуда. Композиция постепенно разгонялась, набирала обороты, словно отходящий от перрона поезд. Ритмичная басовая партия превращалась в мостик, перемычку между двумя лид-гитарами, разведённых в правый и левый канал. Каждый инструмент рисовал свой уникальный узор, чтобы затем сплестись воедино, нарисовать апокалиптический пейзаж выжженной пустыни, где люди строятся в очередь к водокачке, умоляя Господа, чтобы тот позволил им прожить ещё хотя бы день. То было само отчаяние, ожидание неизбежной гибели, запечатлённое в форме музыки, в форме бессловесноголирического повествования. Призрачное чувство родом из безжизненной пустоши, выраженное в нотах. Его можно только слушать, беззащитно раскинув руки и восхищаясь композиционной простоте столь мощного произведения.