Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека
Библиотека оказалась полностью похоронена под толстенными жилами сияющей эктоплазмы: они выползали вниз из большого пятна в центре потолка, вились по стенам, по полу и опять соединялись в середине, где образовывали узкий постамент три фута[178] в высоту. На нем был черный камень размером со сливу. Камень Тичборна. Южноамериканский Глаз Нага. Сверху алмаз поддерживали пальцы, сотканные из какой-то загадочной субстанции, и он издавал слабое гудение.
«Надеюсь, ты понимаешь, что я позволила твоему компаньону появиться здесь только из любопытства?»
— На это я и рассчитывал.
«Обычно такие механизмы вообще не работают в моем присутствии».
— Вы о себе слишком высокого мнения.
«Да неужели?»
Королевский агент обернулся к слуге и рявкнул:
— Возьми алмаз!
Латунный человек прыгнул к постаменту, потянулся к камню и замер, не в силах пошевелиться. С потолка раздался взрыв хохота.
— Дурачок! — воскликнула Блаватская глубоким зычным голосом. — Неужели ты думал, что можешь бросить мне вызов при помощи этой заводной игрушки?
Она лежала прямо над постаментом: обнаженная, обвитая потоками эктоплазмы коренастая женщина средних лет, с руками, вытянутыми горизонтально. Куски ее черепа треснули и свободно повисли, словно яичная скорлупа, разбитая изнутри; из отверстия выпячивался непомерно раздутый мозг. Тонкие полоски сморщенной серой субстанции, обвитые ее длинными волосами, свисали вниз и касались алмаза. Черные бездонные глаза впились в Бёртона, словно булавки в пойманного мотылька: они глядели на него так пристально, что, казалось, вот-вот высосут всю его душу.
— Ты проиграл, господин Бёртон! Вскоре король падет, бедняки потекут из Ист-Энда, и рабочий класс завладеет Лондоном. Из столицы беспорядки распространятся на всю страну, как эпидемия чумы. Подумай об угнетенных и обездоленных рабочих в больших индустриальных городах Британии — Манчестере, Шеффилде, Бирмингеме, Лидсе, — куда так называемые «цивилизованные» люди выманили их из деревень и превратили в почти бессловесных животных! Как они страдают от варварского безразличия! И каким страстным будет их восстание!
Бёртон презрительно хмыкнул:
— Мадам, не пытайтесь скрыть вашу истинную цель за притворной филантропией! Вам ведь глубоко наплевать на английских рабочих, и ваши намерения совершенно ясны.
— Я спасаю матушку-Россию!
Королевский агент сделал три больших шага и оказался около Глаза.
— Вы чокнутая баба, привыкшая во всё вмешиваться! И на самом деле вы даже не управляете собой!
— Отойди!
Из рук Блаватской вылетела синяя молния, ударила Бёртона в грудь и сбила его с ног. Королевский агент шлепнулся на пол, покрытый эктоплазмой. На мгновение ему показалось, что еще немного, и плоть сползет у него с костей, но вдруг пытка прекратилась. Невольно застонав, он встал на ноги и снова взглянул на своего врага. На этот раз ее голос раздался прямо у него в мозгу:
«Твое тело мучить неинтересно. А вот твой разум, май литл мэн! О, ты ведь придаешь ему такое значение! И он так хрупок!»
Блаватская вонзила безжалостное острие стыда в ту часть памяти Бёртона, где жили его сожаления и разочарования: как и в прошлый раз, она надеялась покалечить его разум. Королевский агент пошатнулся и застонал, но потом сконцентрировал всю свою волю: суфийская медитация дервишей усилила и укрепила его сознание до такой степени, что нападение не только не повредило ему, но и, напротив, указало путь к ответному удару. Горькое чувство обиды он направил вдоль медиумического канала, который их связывал, и погрузил его глубоко в ее спесь. Она отступила и закричала, пораженная его новой силой:
— О, май гуднэс![179] Ты больно кусаешься!
— Убирайтесь из моей головы!
— Я делаю, что хочу, май бэби![180] Тщеславие? — Она улыбнулась. — Неужели ты думаешь, что это моя слабость? Ноу! Итс пауэр![181]
Королевский агент покачал головой:
— Нет, мадам. Любование своим превосходством над всеми лишь затемняет собственные ошибки!
— Я не делаю ошибок!
Бёртон взглянул женщине в глаза и жестоко улыбнулся:
— Неужели?
Она снова напала, пытаясь внедрить в него страх, но все его опасения уже превратились в семена будущей силы. Он легко отбил удар, и его ответ — сомнение, введенное в ее гордыню, — оказался гораздо разрушительнее. Она застонала и изогнулась в паутине своей эктоплазмы.
— Раньше ты не был так уверен в себе! — выдохнула она с беспокойством в голосе. Он чувствовал, как она крутится вокруг его сознания, готовя новый удар, и внезапно напал сам, заморозив ее волю и проткнув ее острым шипом страха. Она закричала.
— За разрывом связи всегда должен следовать prise de fer,[182] — сказал Бёртон, — так меня учил один знаток. — Блаватская висела молча и дрожала от страха. — Отлично, — сказал он, — теперь мы сможем поговорить?
— Говори, — прошептала она.
— Ваш план, мадам, ущербен по двум причинам. Первая ваша ошибка заключается в том, что вы считаете будущее России заранее предопределенным, чем-то твердо зафиксированным во времени; судьбой, которую невозможно избежать, если вы не вмешаетесь.
— Я видела, что́ произойдет!
— Вы видели только одну возможность, но на самом деле есть много возможных будущих.
— Ты ошибаешься: я видела именно то, что видела!
— Вам не кажется это немного странным? Ведь будущее намного пластичнее, чем вы думаете.
— Тебе не дано этого знать!
— И тем не менее, я это знаю! Сейчас покажу, откуда.
Он ухватил извивающиеся усики ее сознания и ввел их во внешне незначительную часть своего, где хранились воспоминания о Джеке-Попрыгунчике.
«О, май гуднэс! Человек, который прыгнул сквозь время? Как это возможно?»
— Не имеет значения, мадам. Важно то, что мы живем не в то время, которое должно быть. Пока Эдвард Оксфорд не изменил его ход, Россию, возможно, ожидало намного менее трагическое будущее, но мы никогда этого не узнаем. Его действия изменили будущую историю всего мира, и сейчас вы пытаетесь сделать в точности то же самое. Вы можете это сделать — и он смог тоже: но тогда, как вы понимаете, изменить будущее может кто угодно! И я утверждаю: не только кто-нибудь, но и все мы меняем будущее. Судьба вовсе не неизменна. Судьба — это всегда меняющиеся последствия неконтролируемых действий всех людей на земле, ибо каждый из них представляет себе действительность и приспосабливается к ней по-своему. Даже самый темный, необразованный, лишенный воображения дикарь может изменить будущее всей планеты — и меняет его!
