Ксения Медведевич - Кладезь бездны
– …а когда не воюете, то друг друга убиваете и чужое делите, – спокойно продолжил аль-Мамун. – Я помню, что ты мне тогда сказал. Но ты не прав.
Тарик прижал уши и зло прищурился.
– Ты не прав, – жестко повторил Абдаллах. – И я запрещаю тебе оскорблять веру, о самийа.
– И что ты мне сделаешь? Посадишь в тюрьму? Как твой брат? До следующего похода?
– Нет. Но я приказываю тебе прекратить поносить мою веру, Тарик. Когда-нибудь у меня будет время вступить в диспут и привести множество доказательств твоих заблуждений и невежества. Но в данный момент у меня нет времени для диспутов. Так что сейчас – помолчи. И не шипи на меня, о Тарик. Твое шипение мешает мне думать. Вот так.
В щель между ковриками на двери влетела муха и, нудно зудя, принялась биться о беленую стену, потом о ставни. Бззз… бззззз… стрекотание крыльев и снова настырное бззззз…
Свист и глухой удар прекратили зудение. В деревянной решетке ставни торчала джамбия. В наступившей следом мертвой тишине было слышно, как упало на ковер отсеченное лезвием мушиное брюшко.
– Хороший удар, – искренне поздравил он Тарика.
Нерегиль дернул плечом, пошевелил пальцами правой руки, джамбия с силой выдралась из ставни и, словно камень из пращи, вперед рукоятью влетела ему в ладонь.
– Ух ты, – пробормотал аль-Мамун.
Тарик с отсутствующим видом вдвинул кинжал в ножны.
– К тебе вернулась сила? – радостно поинтересовался Абдаллах.
Нерегиль молча поднял глаза к потолку.
– Почему не отвечаешь?
Тарик, не шевелясь, смотрел в потолок.
Черный кот вежливо кашлянул и сказал:
– Ты приказал ему молчать.
– Тьфу на вас на всех, – в сердцах плюнул аль-Мамун.
И глупо приказал:
– Не молчи.
– Вернулась, – переводя на халифа взгляд ледяных серых глаз, сказал самийа.
– Как бы мне хотелось, чтобы у аш-Шарийа была одна голова, – пробормотал своим мыслям аль-Мамун. – Я бы ее отрубил и принес халифату спокойствие.
– Хорошо сказано, – усмехнулся Тарик.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
– Кораблей не хватит, чтобы перевезти все войска в Басру, – сказал наконец аль-Мамун.
– А я и не хочу плыть в Басру, – отозвался нерегиль. – Неизвестно, чью сторону принял эмир. А вход в гавань там неудобный – плавни, острова. Ты же помнишь.
– Помню.
– Лучше переправить часть сил сразу в Маскат. Хорошая бухта, маленькая крепость, богатый порт, много продовольствия. От Маската можно подняться от устья вверх по Тиджру – к столице. Неделя пути, и всё через плодородные земли безо всяких укреплений.
– Ты сказал – часть сил.
– Часть, – кивнул нерегиль. – Куфанский джунд. Остатки Абны. Две тысячи конницы под началом Орхоя.
– Чуть меньше четырех тысяч?
– Чуть меньше четырех тысяч, – подтвердил нерегиль. – Тахир недалеко ушел от Басры. Сегодня вечером мы узнаем больше, но я почти уверен: узнав, что ты вышел ему во фланг, овладел житницами Асвада и идешь к столице, парс струсит и не посмеет предать тебя.
– Я вышел ему во фланг?..
– Да, Абдаллах.
– А как собираешься вернуться в аш-Шарийа ты, Тарик?
Нерегиль безмятежно улыбнулся:
– Через пустыню. Движущаяся гвардия и конница Элбега пойдут со мной через Руб-эль-Хали.
– Это невозможно!
– Возможно, – жестко ответил нерегиль. – Теперь – возможно. Ты сам сделал это возможным, Абдаллах.
– Вы… пойдете… через… Вабар? Через Ирем Многоколонный?
– Да, – коротко кивнул Тарик. – Мы пройдем через Ирем.
– А Дехна? Ты сумеешь провести семь тысяч конников через пустыню Дехны?
– Сумею, – улыбнулся нерегиль. – Это сумел сделать полководец Али, Халид ибн аль-Валид. Сумею и я.
– Халид, конечно… – пробормотал Абдаллах. – Они пили кровь лошадей и верблюдов… Полководец Пророка пересек пустыню и вышел племенам Бану Худ в тыл – прямо к Куфе…
– Именно, – усмехнулся Тарик. – Именно так я и планирую поступить. Возникнуть там, где меня не ждут.
– И отрубить аш-Шарийа голову, – тихо продолжил аль-Мамун.
Они снова уставились друг на друга. Абдаллах первым отвел глаза:
– Действуй.
Лицо Тарика осталось бесстрастным. Нерегиль отдал земной поклон, текуче выпрямился – и в следующее мгновение исчез из комнаты.
* * *На ступенях террасы его нагнали Имруулькайс с сопящим серым племянником.
– Обожди, Полдореа, – буркнул джинн.
Тарег заложил руки за спину и скривился в недовольной гримасе. Джунгары с любопытством поглядывали в его сторону – и тут же отводили глаза. Мало ли что.
– Отлично ты доложился, ничего не скажешь, – сварливо заворчал кот. – Просто замечательно. Ну куда тебя опять понесло, а, кокосина? Зачем ты сцепился со своим человеком? Ты не мог промолчать по поводу их идиотской веры?
Хафс сердито мявкнул при этих непочтительных словах.
– Не мяучь, племянник, не до тебя сейчас, – сердито мотнул ушастой башкой джинн. – Ты только посмотри на себя, Полдореа! Тебя кто-нибудь может научить держать язык за зубами, чтобы не накликивать дурную судьбу?
Тарег лишь дернул плечом. Имруулькайс сердито проговорил:
– Джунайд сказал, что ты, мол, все понял. Ага, как же. Понял ты…
В ответ нерегиль недобро покосился:
– А что я должен был понять, а, Имру? Что Владыки Запада, – и Тарег, зло раздувая ноздри, кивнул головой в сторону заходящего солнца, – сильнее меня? Что меня, что бы я ни делал и ни думал, всегда можно скрутить в бараний рог? Так я это и так знал…
– Помолчи, Полдореа, – тихо сказал джинн. – Они тебе и так… достаточно внимания уделили. Если я верно понял Джунайда.
– О да, они уделили, не сомневайся, – процедил нерегиль. – Пока аль-Мамун наслаждался, как люди это называют, состоянием единения, целая иерархия Сил неторопливо объясняла мне, кто я такой и чего я стою. Они вообще очень любят это объяснять – иначе как же им почувствовать себя Владыками мира и Наместниками Единого.
– Полдореа…
– По-твоему, я должен замолчать? Или даже склониться в благодарном поклоне?
– Джунайд сказал, что они идут в земли нерегилей, чтобы разделаться с Владыкой Севера, – строго сказал джинн. – За это не хочешь сказать спасибо?
– Земли нерегилей? – сухо, как закашлялся, засмеялся Тарег. – Какие такие земли нерегилей? Нет больше нерегилей, Имру. Нет. Нас перебили. Так что высадка светозарного воинства в сияющих доспехах несколько запоздает. Хотя – это как посмотреть. Я так думаю, что милосердные Владыки только того и ждали: когда же нас, таких упрямых, наконец-то перережут. Чтобы явиться потом со славой – и в назидание тем, кто пришел рыдать на могилки.
– Тьфу на тебя! Джунайд сказал, что с ангелами Запада придут многие племена Сумерек, нерегили в том числе!
– Нет, Имру. Не придут. Или придут, но не нерегили. Те, кто струсил и решил отсидеться в сени ангельских крыл, нерегилями называться не могут. Среди нас нет трусов, Имру. В этом скрыта большая печальная истина. Мы, трусить не привыкшие, плюнули ангелам под ноги. И пошли в бой – без надежды на победу, без надежды на награду. И все погибли в том безнадежном бою.
– Все?
– Все. И я тоже.
– Тьфу на тебя!
– Я – мертв.
– Тьфу на тебя!
– И мертв давно. И если бы тогда, в той бесконечной холодной тьме, в которой звучали надменные голоса Владык, я бы имел силы заговорить, не сомневайся, Имруулькайс, я бы сказал им то же самое. Что они уничтожили мой народ – за то, что мы отказались быть деткой на побегушках. И я бы снова плюнул им под ноги. Поэтому не говори мне больше о благодарности, Имру. Я не понимаю, за что мне их благодарить.
– Тьфу на тебя, Полдореа, – безнадежно пробормотал джинн. – Ну ты и…
– Кто?
– Что, прям-таки никого не осталось?! Они идут вам на помощь, кокосина! Ты что, не понимаешь? Это прощение!
– Ах, прощение?.. – зашипел Тарег, словно дикий кот. – Прощение, говоришь… Оооо, это такое сладкое слово – прощение! Оно обещает возвращение в Благословенную землю, в рай земной, под их справедливую, хоть и несколько тежелую руку – да, Имру?
Черный кот прижал уши:
– А… что… они… предлагали?.. Тебе?..
В ответ Тарег нагнулся – низко-низко, положив ладони на колени. И оказался нос к носу с джинном:
– Предлагали, Имруулькайс. Предлагали. Попросить. У Единого.
Кот, прижав уши, отклонился назад:
– А… ты?..
– А я, Имру, сказал то же, что и всегда.
– Полдореа, не говори мне, что…
– Я сказал, что пусть Владыки у меня попросят прощения за смерть ни в чем не повинной невестки и племянников. Я сказал, что желаю знать, как так вышло, что в прекрасном мире, созданном Благим Единым, умирают, растерзанные волками, невинные дети. Я сказал, Имруулькайс, что блаженства, оплаченного кровью этих детей, я не приемлю. И на корабль, отплывающий в Благословенные земли, не взойду. Я возвращаю пропуск на этот корабль. Не бунтую более, нет. Просто пропуск на корабль возвращаю. Вот такой ответ. Нравится?!
