Анатолий Махавкин - Звери у двери
И вот утро. Взлохмаченная Галя бежала впереди меня и время от времени запускала пальцы в волосы, завывая о несчастье. Впрочем, уже даже слепой сообразил бы: происходит нечто неладное – навстречу бежали испуганные слуги, из тех, кто ещё оставался вол дворце, а истошный вопль, наполняющий коридоры, становился всё громче.
Я не узнавал голос, поэтому даже представить себе не мог, что источником крика является Наташа. Она сидела посреди своей гостиной на роскошном ченнистанском ковре, сдвинутом так, словно здесь недавно закончилась яростная потасовка. Любимое кресло девушки лежало на полу, а в высоком витражном окне зияла огромная дыра, как будто в него запустили каким-то предметом. Пламя пары свечей, стоявших на столе, судорожно содрогалось под порывами ледяного ветра, завывающего в пробитом отверстии. Но и того ничтожного света, который оно давало, оказалось вполне достаточно для понимания происходящего.
Илья, привалившийся к стене, даже не обратил на нас внимания, неотрывно глядя на неподвижное тело Паши, распростёртое перед воющей Наташей. Девушка кричала, не переставая, и дёргала мертвеца, словно это могло ему как-то помочь.
– Как это случилось? – быстро спросил я у Ильи и дёрнул его за лацканы рубашки. – Отвечай! Ты же был здесь всё это время!
– Я отлучился. По делам, – он повернулся ко мне, и я поразился ледяной безнадёжности в глубине его глаз. – Застал только самый конец. Паша положил руку Наташи на свою грудь и… Она даже не поняла, в чём дело, и начала пить, а потом…
– Потом было слишком поздно, – закончил я и стукнул кулаком по стене. – Доигрались, идиоты?!
Крик внезапно сменился глухим бормотанием, и я обернулся. Наташа, упав на грудь Павла, целовала его небритые щёки и водила пальцами по седым волосам.
– Милый, – шептала девушка, – всё будет хорошо, и мы будем вместе долго-долго. Сейчас соберёмся и пойдём на Маришкин день рождения, и ты будешь паинькой. А потом вернёмся домой и ляжем в постель. Скоро у нас свадьба, мы же почти всё приготовили, да любимый? А потом я рожу тебе ребёночка, я знаю, мой хороший, как ты любишь детей.
– Смотри! – выдохнула Галя и дёрнула меня за рукав, – она…
Наташа менялась. Облик беловолосой красавицы сползал с неё, и образ, смутно знакомый по каким-то далёким воспоминаниям, проявлялся в тусклом свете танцующих огоньков. Короткое каре из тёмных густых волос, и широкоскулое лицо, залитое слезами. Ничего общего с обычной Наташей. Откуда это? Как?..
– Мы можем менять облик, – прошептала Галя. – Прикольно…
Илья и я уставились на неё, как на нечто непонятное, а потом вернулись рыдающей незнакомке, только что бывшей Наташей.
– Просыпайся, любимый, – она мотала головой, – поднимайся, пойдём домой. Посмотри только на себя: ты зарос, прям как настоящий бука. Твоя девочка тебе поможет, только вставай…
Внезапно она вскинула голову, и пронзительный вопль вновь ударил по ушам. Облик девушки сменился на хорошо знакомый, и белые волосы засверкали в полумраке холодной гостиной.
– Это – начало конца, – донёсся до моих ушей тихий вздох, и Оля прижалась ко мне, – начало конца, и спасения нет.
Илья криво ухмыльнулся и согласно кивнул.
Тогда мне казалось, что они ошибаются.
Теперь – нет.
Я
– Как поступишь? – поинтересовалась Галя, которая вихрем мчалась следом за мной. – Прикончишь старого идиота?
– Вероятно, – честно говоря, я и сам пока не мог понять, как поступать дальше. Да, за все эти годы я успел ощутить ту ненависть, которую окружающие изливают на нас, и мог чувствовать, как она усиливается со временем. Но чтобы наши прежние друзья потратили столько усилий, пытаясь нас прикончить? Нет, этого я понять не мог. – Хотелось бы, для начала, получить пару-тройку вразумительных ответов.
– Этот взрыв, – Галя почесала нос и покосилась на меня, – ощущался весьма неприятно. Как думаешь, если бы ты успел войти внутрь, он бы тебя прикончил?
Ха! Это была как раз та вещь, которую Наташа со своим помощником так и не успели испытать. Теперь-то, понимая всё, я мог сообразить: не получив желаемого отчёта от своего агента, Симон принялся поочерёдно испытывать на нас все те методы, которые казались ему наиболее эффективными. Остался бы я жив, если бы находился внутри взорванного здания? Честно говоря, не знаю, но мне кажется, что именно сегодня наш Серый Король был как никогда близок к свершению своих планов.
Но, всё-таки, зачем?
Должно быть, я произнёс свой вопрос вслух, потому как Оля, безмолвно следовавшая за мной, чуть отстав от Гали, издала глухой смешок. Девушка присоединилась к нам, когда мы покидали район Приканалья, и до сих пор я не слышал от неё ни слова. Она не пыталась ничего рассказывать, а мы не спрашивали. Всё было понятно без слов.
Тучи, нависшие над Лисичанском, расползались в разные стороны, снег прекратился, и тусклое зимнее солнце открыло в бледном выцветшем небе своё багровое око, уставившееся на нас с пристальным вниманием прожорливой змеи. Улицы оживились, и люди бодро хрустели снегом, обмениваясь гортанными репликами, скрытыми в белых облачках пара.
Но мне было не до них. Ярость полыхала гораздо ярче тусклого светила и жгла меня почище огня на уничтоженном трактире. Чёртов Симон пытался нас прикончить, а я, как последний дурак, повёлся на его ложь, послушно укладывая шею на тщательно приготовленную плаху. Даже не знаю, что бесило больше: предательство старого знакомого или собственная непроходимая тупость.
– Кажется, я начинаю понимать, – вдруг сказала Оля, и когда я обернулся, непонимающе уставившись на неё, пояснила: – касательно твоего вопроса о причине покушений.
– Да все они просто идиоты, которые завидуют нам! – выкрикнула Галя и бешено пнула ни в чём не повинный сугроб. – А этот старый козёл, как пить дать, мстит за то, что я престала с ним трахаться. Смотрит вечно, смотрит, только вот слюной не исходит!
– У тебя одно на уме! – раздражённо рявкнул я, и группа мужчин в дорогих долгополых шубах испуганно юркнула в ближайшую подворотню.
– Зря изводишься, – спокойно одёрнула меня Ольга, – между прочим, в её словах тоже есть часть правды. Ты просто не представляешь, на какие гадости способны отвергнутые поклонники. А вообще, Лисичанск просто переполнен влиятельными людьми, которым мы так или иначе успели насолить. Не думаю, будто Симон действовал в одиночку, а уж помощников ему и искать не пришлось.
– И это всё?! – я остановился и обменялся взглядом с покосившимся ангелом без правой руки. Точно так же, как и это испорченное изваяние, я ощущал себя лишь бледной тенью прежнего Ангела. – Всё дело в обычной человеческой зависти и мстительности?
– Не только, если разговор идёт о Симоне. Серый Мыш по-прежнему радеет о Власи и не желает оставлять сменщику столь непредсказуемый и неуправляемый козырь, как наша группа. Проще, да и правильнее, навсегда закрыть неприятную тему.
– Угу, государственные интересы, – я сжал кулаки. – Ну ладно, он будет не первым и не последним, кто отдал жизнь за свою страну. Пошли.
– Погоди, – Оля покачала головой и вдруг прильнула ко мне, вглядываясь прямо в глаза. Её собственные в этот момент почти не отличались от человеческих, и лишь лёгкая позолота посвёркивала в зелени колдовского омута, – подумай, нам всем до смерти надоел это проклятый город. Да что город – весь мир, переполненный злобой, ненавистью и смертью! Подумай, возможно, настало подходящее время, чтобы отбросить прошлое, со всей его тьмой, и уйти прочь?
– И ты надеешься на изменения к лучшему? – я усмехнулся и поцеловал её. – Ну и чем же ты тогда лучше людишек, мечтающих о райских садах после смерти? Нет спасения, ни для них, ни для нас. По ту сторону будет то же самое: убийства и ненависть.
– Но попробовать стоит, – подала голос Галя, всё это время лишь слушавшая наш разговор.
– Хорошо, – я тяжело вздохнул, – вы меня почти убедили, и мы обязательно вернёмся к вашей идее. Но сначала я хочу попасть во дворец и получить ответы.
– Ты хоть себе не ври: они известны и без вопросов, – Оля хотела что-то добавить, но передумала, – а впрочем, пойдём. Всё равно нужно забрать Илью и… Наташу.
Мы переглянулись. Галя криво ухмыльнулась и отвернулась. Понятно. Интересно, кроме Оли кто-нибудь ещё верит в возвращение Наты? Даже Илья, ни на шаг не покидавший неподвижное тело, будто исполнял некий обет, данный самому себе. Словно пытался оправдаться за то, что оставил умирающую от голода Нату наедине с Павлом.
Приближение ко дворцу ознаменовалось всё усиливающимися миазмами, успевшими надоесть за утро, и столкновением с огромной грязной бочкой на двух брёвнах, исполняющих роль полозьев, которую тяжело тащили по снегу две надрывающиеся коротконогие лошадки. Около повозки вонь стала совершенно нестерпимой: видимо, в бочке перевозили те самые нечистоты, которые упоминал Симон, оправдываясь за дурной запах.
