Евгений Лобачев - Поход скорпионов
– Гадатель выискался, – злился Гиеагр. – Оракул вороний…
– Да что ты взъелся? – крикнул я. – Что я такого сказал?
– Ничего, – фыркнул герой. – Идем дрова собирать. З-зануда.
Когда мы вернулись, Лаита уже разделывала рыбу. Улов был более чем удачен, и наши славные добытчики – Бурдюк и Глаз – предавались теперь заслуженному безделью, греясь на солнышке неподалеку от хижины. Эписанф, устроившийся рядом с ними, следил голодным взглядом за ловкими и точными движениями женщины. «Сколько ни есть на свете способов измерить время, – подумалось мне, – желудок все равно остается самым точным прибором».
Мы развели костер; теперь служанке философа ничто не мешало сытно накормить пятерых проголодавшихся мужчин.
– Ну как, Гиеагр, успел ты переварить Эписанфовы байки? – крикнул Бурдюк, когда, покончив с костром, мы направились к ним.
– Байки? – Гиеагр поднял бровь. – По-моему, ты уверовал в них столь же свято, как веруешь в своего Скорпиона. Или я не прав?
– Может и прав, – пожал плечами Бурдюк. – Но в точности мы узнаем, лишь когда доберемся во-он туда. – Он ткнул пальцем в сторону возвышающегося над городом холма.
– А если он прав, мы что, дадим посмотреться в зеркало Непосвященным? – подал голос Глаз.
Гиеагр с любопытством взглянул на разбойника:
– Глаз, дружище, почему ты вечно переживаешь из-за пустяков?
– Какой же это пустяк, – буркнул Глаз, – если Непосвященные осквернят святыню наших богов. Богам это не понравится.
– Богам не понравится даже то, что мы, дети Зодиака, потянем к зеркалу свои лапы, – сказал Бурдюк. – Правда, Эписанф?
– Нашел, кого спрашивать, – фыркнул Глаз, поднимаясь на ноги.
– Не волнуйся, мы дадим тебе глянуть первому, – хмыкнул Гиеагр.
– А иди ты… – Махнув рукой, Глаз развернулся и зашагал к реке.
Мы провели в лачуге еще пять дней, зализывая раны, набираясь сил и предаваясь простым человеческим радостям: ловили рыбу, ели, пили, купались в реке. Незачем притворяться: храм на холме неизменно притягивал взоры, но мы как бы дали молчаливый зарок – постараться до времени забыть и о нем, и о цели нашего путешествия. Мы будто испытывали на прочность собственную волю, наперед зная, каким она подвергнется испытаниям, едва мы покинем наше прибежище.
И все же неизбежность развязки неодолимо влекла нас вперед. То по двое, то впятером, оставляя Лаиту на хозяйстве, мы покидали лачугу и отправлялись бродить по развалинам, все дальше и дальше. О да, у наших блужданий имелась вполне рациональная подоплека – мы должны были разведать путь, ибо кто знает, какими опасностями полнился этот город-призрак? Да, мы крались как тени, подобно ящерицам перебегали от развалин к развалинам, от стены к стене, исследовали каждую щель, оборачивались на каждый шорох… Мы наблюдали и делали выводы, мы намечали маршруты к храму и пути к отступлению, запоминали приметы, где-то расчищали лазы в подвалы, чтобы в случае опасности, пока неведомой, иметь возможность спрятаться. Но при этом точно знали одно: едва мы выступим в путь, ни отступать, ни прятаться мы не станем, и какие бы опасности ни обрушились на наши головы, мы либо погибнем, либо достигнем цели.
И все же она неодолимо манила, эта цель. Было в том храме нечто особенное, нечто невыразимо притягательное, но вместе с тем таящее смертельную опасность. Не знаю, как остальные, но я чувствовал себя незадачливым любовником, которому назначили свидание в самом скверном городском квартале. Все тело бедняги трепещет от любви, душа томится в предвкушении ласки, и в то же время мозг цепенеет от ужаса, когда впереди разверзается черный провал дверей и в непроглядном мраке призрачно что-то поблескивает – не то глаза любимой, не то нож в руках убийцы. И тот будет безумцем, кто отступит от дверей и побежит прочь.
Так мы чувствовали себя, но что же мы видели? Вся окраина от реки была заброшена уже много лет. Дома – у воды деревянные, должно быть построенные из стволов, приносимых течением от леса, а дальше – сплошь глинобитные. Они находились в самом плачевном состоянии; большая их часть скорее напоминала оплывшие могильные холмики, чем человеческое жилье. Но чем ближе к храму, тем следов запустения становилось все меньше. На пятый день, рано утром, зайдя так далеко, как никогда прежде, почти добравшись до храма, черной кручей нависавшего над окрестностями, мы вдруг обнаружили целый квартал новеньких глиняных хижин.
Приземистые, без окон, крытые камышом, они скорее напоминали сараи для скота… Но нет – дверь в одной из них вдруг распахнулась, и на порог вышла старуха с прялкой в руках. Усевшись на скамью у входа и подставив ранним солнечным лучам свое иссохшее тело, она принялась за работу. Тотчас из-за угла показался бородатый мужчина с обритой наголо макушкой, облаченный в куртку из толстой кожи и с копьем в руках. Мы едва успели юркнуть за развалины, чтобы он не заметил нас. Когда он подошел ближе, стало видно, что лоб его чем-то изукрашен – не то татуировка, не то боевая раскраска. Остановившись около старухи и опершись о копье, мужчина что-то проговорил.
– Боги! – зашептал Эписанф. – Все как в той рукописи. Гляди, Бурдюк, гляди на его лоб и вспоминай наш первый разговор! Видишь татуировку? Змея! Клянусь, это змея! Так кто был прав, Бурдюк?
– Я пока не спорю с тобой, старик, – заметил Бурдюк.
– А? – Философ бросил на него рассеянный взгляд и тотчас же вновь уставился на варваров.
Воин и старуха мирно о чем-то беседовали. Через минуту на пороге старухиной хижины показалась женщина с кувшином в руках. Глядя на нее сквозь щель меж кирпичей в полуразрушенной стене, Глаз облизнулся:
– А хороша бабенка. Я бы наведался сюда вечерком. Составишь компанию, Бурдюк?
Ответом ему был смачный тычок под ребра.
– Дурак ты, Бурдюк, – насупился Глаз. – Я не спал с бабой с самого… с самого… – Он запнулся, пытаясь припомнить.
– Давай так, – подал голос Гиеагр. – Мы отправимся к храму, а ты – по бабам. Как раз отвлечешь на себя вот таких вот с копьями.
– Лучше не попадаться им на глаза, – сказал Эписанф. – Ни воинам, ни даже женщинам. Их обязанность – охранять храм от таких, как мы с вами. И я не стал бы проверять, насколько ревностно они ее выполняют. Пойдемте отсюда.
Стараясь не издать ни звука, мы отступили и вернулись к своей хижине. Предстояло еще многое сделать, ибо все чувствовали, что отдых наш закончен.
Глава 6
Все мы сильны задним умом. Причем к некоторым слово «задний» следует отнести в самом прямом смысле… но я не об этом. Сейчас, вспоминая те пять дней, проведенные в хижине на берегу реки, я не уставал удивляться своему скудоумию. Каким же нужно быть слепцом…
Но я был именно им – слепцом, не способным разглядеть очевидное, тупицей, не умеющим сложить два и два.
Можно утешить себя тем, что я был не одинок в своей слепоте.
Гиеагр несомненно был великим воином. Возможно, обладал он и еще какими-то талантами, тщательно скрываемыми от нас. Легко могу допустить, что в нем жил гениальный поэт, или танцор, или сборщик податей… Но в воровском деле Гиеагр разбирался не больше, чем Глаз в философии.
Заяви я об этом прямо, Гиеагр, наверное, и спорить бы не стал. И еще фыркнул бы презрительно – дескать, еще чего не хватало… Чего герой, думается мне, не понимал, так это того, что ремесло вора отнюдь не ограничивается умением ловко запустить руку в карман ротозею. Хотя и здесь есть столько тонкостей… Но не буду отвлекаться.
Я сейчас о том, что способность проложить максимально безопасный путь к цели даже в совершенно незнакомой обстановке – это тоже наша с Глазом вотчина. Есть, конечно, воры, которые все делают с наскока, без всякого плана и лишних раздумий. Только живут они недолго. И вся их короткая жизнь служит уроком и наставлением тем из нас, кто в Тень Зодиака не торопится, а потому продумывает каждый свой шаг не менее тщательно, чем полководец тактику предстоящей битвы.
Чтобы это понимать, вором быть совсем необязательно. И Гиеагр вполне мог сделать такие выводы самостоятельно. Но не сделал, и поэтому те пять дней, что мы зализывали раны в заброшенной хижине, мы еженощно шарахались по городу змееносцев под предводительством нашего доблестного варвара, намечая предстоящий путь к храму. Хотя я этот путь определил в первую же ночь. И все последующие прогулки занимался тем, что осторожно и ненавязчиво подводил Гиеагра к нужному маршруту редкими брошенными как бы невзначай замечаниями вроде «вот эта улочка, по-моему, поспокойней будет» или «я бы эту харчевню подальше обошел, здесь ночью пьяный люд шататься может».
По счастью, Гиеагр к моим советам все-таки прислушивался. И это хорошо, ибо далеко не всегда мне было бы легко объяснить свои решения людям, далеким от нашей профессии. Просто я нутром чую, на какую улицу стражники будут ночью заглядывать реже, чем на другие. Стражники – они везде стражники, будь то хоть змееносцы, хоть кто еще.
