Евгений Лобачев - Поход скорпионов
Какое-то время Глаз помолчал, сморщив лоб, и я собрался уже облечь свои слова в более простую форму, доступную для понимания моего друга. Но он заговорил:
– Если бы ты не был таким паршивым трусом, Бурдюк, вдвоем у нас было бы куда больше шансов заставить этого вонючего варвара жрать собственные кишки.
Я поморщился – цветастые выражения Глаза всегда вызывали у меня такую реакцию, хотя бы по причине крайней скудости ассортимента. Оставив без внимания грубое оскорбление со стороны друга – при всех обстоятельствах у него имелись причины быть расстроенным, – я улегся на спину, подложив под голову руку, и широко улыбнулся.
– Ты знаешь, как я тебя люблю, Глаз. Мне не раз уже приходилось рисковать жизнью ради тебя, и я не колеблясь сделаю это снова. Но когда ты сам, добровольно и без какой-либо причины собираешься свести счеты с жизнью, добрый совет – это самое большее, что я могу для тебя сделать.
– Без причины?! – взревел Глаз, вычленив из моей тирады главное для себя. – Ты считаешь, что…
– Да! – Я повысил голос. – Гиеагр ударил тебя, это факт. Но это был самый гуманный способ помешать дурацкому, бессмысленному убийству.
– Дурацкому?! Бессмысленному?! – Глаз хватал воздух подобно выброшенной на берег рыбе.
Я подождал немного, однако более развитой мысли так и не дождался.
– Благодаря нашему общему другу Тарантулу я не могу убить Эписанфа… безнаказанно, – сказал я. – Однако ничто не мешает тебе сделать это. Но ты выбрал для этого совершенно неподходящее время.
Глаз снова сморщил лоб, пытаясь осмыслить мои слова. Разумеется, это представляло для моего друга непосильную задачу, поэтому спустя несколько секунд я сжалился и снизошел до объяснений:
– Зачем ты хотел убить Эписанфа? Чтобы помешать рассказать о Зеркале? Но в таком случае ты опоздал – Гиеагр уже услышал и о храме, и о Зеркале. Возможно, наш герой и не гений, но сложить два и два он сможет, поверь мне. Так что с убийством по этой причине ты слишком замешкался.
Я усмехнулся, оглядев присутствующих. Все слушали меня так, словно я изрекал божественную истину, а не рассказывал об очевидных в общем-то вещах. Гиеагр даже присел на лавку рядом с Мильком.
– Мог ты убить Эписанфа и из мести – за то, что он рассказал. – Я широко зевнул. – Но в таком случае ты явно поторопился. Выждав, когда Эписанф и особенно Гиеагр заснули, ты воплотил бы задуманное без особых проблем. А теперь… Теперь Эписанф может рассказывать все, что угодно. Я лично хотел бы вздремнуть, с вашего позволения.
С этими словами я повернулся набок. Хотя, если честно, меня уже не так сильно клонило ко сну, как всего несколько минут назад.
– Должен тебе сказать, Бурдюк, – очень медленно сказал Гиеагр, – что ты все-таки редкостный ублюдок.
Повернув голову, я подарил варвару самую добрую из своих улыбок.
– Спасибо, дружище, я знаю. Просто в отличие от тебя я не пытаюсь это скрывать.
Летопись Милька
Прошло сколько-то времени, и вот наступил тот час, когда страсти улеглись. Глаз больше не пытался задушить Эписанфа, и Бурдюк с Гиеагром перестали обмениваться злыми взглядами. Все слова были сказаны, тайны и секреты перестали быть таковыми, а открывшаяся правда была из той разновидности правд, которые можно осмыслить только на свежую голову.
Я смертельно устал, и все же странная новость бередила душу, не давая сидеть на месте. Пошатываясь, я выбрался из хижины глотнуть свежего воздуха. День умирал, и солнце уже плескалось в кровавых водах заката. Неведомый сказитель, поющий песни наших жизней, устало смеживал веки, близилась к концу очередная глава нашей погибельной истории, и диск светила ставил в ней огромную багровую точку.
Желания… Штука, исполняющая желания. Будь у меня такое зеркало два года назад, уж я бы… Сделав неимоверное усилие, я попытался придумать, что бы такое мог я пожелать два года назад, но увы, под сводами черепа царила гудящая пустота, и все, что я мог представить, – это мягкое ложе, заваленное пуховыми подушками. Забавно. Стремясь к далекой цели, человек порой так утомляется, что, когда цель достигнута, все, что нужно ему от жизни, – глубокий всепоглощающий сон, больше похожий на смерть.
– Мильк, – донесся из провала двери сонный голос Гиеагра. – Раз ты снаружи, ты первый стоишь в карауле.
– Иди к воронам, – огрызнулся я. – Я всего лишь отлить. Если все еще чего-то боишься, карауль сам. А я завалюсь спать и не проснусь, даже если меня будут поджаривать на углях.
– Насчет поджарить – всегда готов. – Язык Гиеагра еле ворочался. – Додерзишься у меня… я… хр-р-р хр-р-р ХР-Р-Р-Р…
«Вот то-то», – подумал я, ныряя в затхлое нутро лачуги. Нащупав на полу свободный клочок, я тотчас рухнул и провалился в сон, прижав к груди котомку со свитками. Хвала богам, мои записи пострадали не так уж сильно несмотря ни на какие передряги.
День… Не уверен, что то был следующий день, да это и неважно. Был день, и мы проснулись посвежевшими и голодными. Лес лишил нас всех припасов, посему, прежде чем набить животы, предстояло поохотиться. На наше счастье под полом хижины обнаружилась кладовочка, а в ней – несколько костяных наконечников для гарпунов. Три из них оказались вполне пригодными для рыбалки, а опытными рыбаками назвались только двое – Бурдюк и Глаз. Не сказать, что я или Гиеагр не владели таким способом лова, просто… просто настало наконец время осмыслить вчерашний рассказ Эписанфа и то, что следовало за ним. И обе «партии» не сговариваясь разошлись в разные стороны, чтобы обсудить создавшееся положение, не опасаясь чужих ушей. Бурдюк и Глаз, вооружившись гарпунами, направились прямиком к реке, мы же с Гиеагром – кружным путем, через развалины. Мы обязаны были осмотреться и набрать дров для очага. Эписанфа и Лаиту оставили у дверей хижины: стоя рядышком, эти двое не сводили пристальных взглядов с громоздящегося посреди города холма и венчающей его черной шапки храма.
– Как думаешь, это правда – то, что наплел вчера философ? – проговорил Гиеагр, когда мы отдалились от хижины.
– Возможно, – ответил я, – хотя и трудно поверить в такое.
– Трудно, – кивнул герой. – Но вчера Глаз слишком уж яростно набросился на старика, пытаясь заткнуть ему глотку. Такое не сыграешь, если не веришь всем сердцем. И Бурдюк его не очень-то удерживал. Да и ни один проводник не согласится испытать то, что испытали они, ведя нас сюда. Даже за все наше золото.
– Что ж, считаем историю философа правдой, – подвел я итог.
– Похоже на то, – согласился Гиеагр.
Помолчали. Я шарил взглядом вокруг в поисках дров, Гиеагр задумчиво смотрел куда-то в пустоту.
– Хвала богам, теперь я начинаю понимать, почему Фаэнира вела нас именно сюда, – сказал он спустя какое-то время. – Зеркало исполняет желания. Я пожелаю, чтобы Фаэнира ожила, и она оживет. Все просто. А ты что пожелаешь?
Я пожал плечами.
– Иногда мне кажется, что было бы неплохо помириться с отцом и вернуться в школу Периниска, – сказал я. Гиеагр коротко хохотнул. – А иногда, – продолжал я, – мне хочется стать дуболомом наподобие тебя; толстокожим, как бык, героем, который стремится к цели без сомнений и угрызений…
– Уже лучше, – прогудел мой друг.
– А бывает, мне хочется стать царем… Что таращишься? Да, у людей бывает больше одного желания за раз. У нормальных людей, не у медновыйных гигантов с каменными сердцами. Представляешь, лежу я во дворце на парчовых подушках, с двух сторон – рабы с опахалами, на столе – золотая посуда с винами и яствами, у ног терзает струны сладкоголосый кифаред, и сорок полуголых танцовщиц услаждают мой взор…
– Лучше голых, – вставил Гиеагр.
– Согласен, голые лучше, – кивнул я. – Вот только…
– Что? – спросил Гиеагр.
– Видишь, сколько у меня желаний, – сказал я. – А что будет, если зеркало исполняет только одно, самое-самое сильное?
– А что будет?
– Мое самое-самое сильное желание – оказаться как можно дальше от этих мест. – Я невесело ухмыльнулся. – Представляешь, какая ирония: потратить годы, обойти все варварские земли, перевалить гиблые горы, пересечь проклятый лес, испытать еще сто тысяч бед и невзгод – и все ради того, чтобы в виде самой большой милости, какой можно ждать от богов, оказаться в месте, которое когда-то покинул в поисках приключений. Чтобы оказаться дома, в тепле и покое. Так стоило ли ради этого вообще куда-то выходить?..
– Да будь ты проклят! – Гиеагр передернул плечами. – Все вы, книжники, одинаковы, только и норовите, что плюнуть в душу!
Я недоуменно уставился на героя:
– Чем я тебя разгневал?
– Тем, что с умным видом мелешь всякую ерунду! – воскликнул Гиеагр. – Тем, что норовишь великий подвиг уподобить мышиной возне, бессмысленной и презренной!..
– Ничего я не норовлю! – Меня захлестнула волна возмущения. – Просто гадаю, пытаюсь предположить, чем может обернуться наша затея…
