Евгений Лобачев - Поход скорпионов
– Н-на! Н-на! – Спина моего напарника ходила ходуном, слышались взвизги, хруст костей. – А, шакальи морды! Не нравится? Глаз и не таким ребра ломал!
Мы дрались. Не знаю, сколько времени прошло, каждое мгновение длилось бесконечно долго. Иногда удавалось бросать взгляды по сторонам. Бурдюку приходилось совсем несладко, но он сражался за десятерых. На моих глазах он уложил сразу две твари – те ухватили Лаиту за подол и пытались оттащить прочь. Эписанф вновь принялся сыпать заклинаниями, но они не помогали. Гиеагр пытался пробиться к этим троим, но на него насела целая свора, так что герой продвигался удручающе медленно.
Тварей все прибывало. Они кружили, вились, наскакивали, отбегали. Они жаждали крови, жаждали уничтожить нас, и адское пламя сверкало в их глазах.
Бой продолжался. Мы слабели с каждой секундой. В какой-то миг я едва не выпустил из рук дубину – от моей крови она стала скользкой, как рыба.
А потом я увидел тварь, которая прикончит меня. Размером с крупного волка, шипастая, похожая на траченную молью, утыканную иглами собачью мумию, она застыла в пяти шагах от меня. Она смердела как сушеный труп, она шелестела и пощелкивала при каждом вдохе, будто внутри этого пергаментно-желтого кожаного мешка перекатывались оторвавшиеся от скелета кости. Она топорщила иглы и скалила клыки, и я чувствовал на себе ее ненавидящий взгляд, хотя тварь не имела глаз: глазницы были затянуты тонкой коричневой пленкой. Воплощение моих самых страшных ночных кошмаров, жуткое видение из тех времен, когда боги еще не наполнили своей благодатью наш мир и повсюду царил хаос, эта тварь готовилась к прыжку, и ее сочащийся злобой взгляд был устремлен на мое горло…
Я перехватил дубину, отчетливо понимая, что сил взмахнуть ею уже нет. Оттолкнувшись задними лапами, тварь взмыла в воздух…
Свет! Ярчайшая, ослепляющая вспышка! Удар!
Ноги подкосились, звериная сила опрокинула меня на землю! Я заорал, заизвивался, стремясь сбросить монстра, придавившего меня к земле. Ладонь уперлась в оскаленную пасть, я надавил изо всех сил, стараясь оттолкнуть от себя это смердящее исчадье. Неимоверное усилие, и вдруг… вдруг моя ладонь провалилась в пустоту – отшвырнула чудовище, будто оно разом потеряло всю свою мощь, сделалось невесомым, как воздух!..
– А-а-а-а-а-а!!! – заметался над поляной чей-то хриплый вопль, и только тогда я обнаружил, что глаза мои крепко зажмурены.
Небо – вот что я увидел, открыв глаза. Самое голубое за всю мою короткую жизнь.
Вопль повторился, теперь голосили уже в две глотки.
Приподнявшись на локте, я бросил взгляд в ту сторону. Мне явилась странная картина. Бурдюк отплясывал какой-то дикий танец и то и дело бросался обнимать Эписанфа. Философ стоял столбом, дико озираясь; рука его, казалось, навек застряла в мешке. Лаита, наша таинственная, вечно закукленная, зашторенная, закрытая Лаита, протягивала к Бурдюку руки, желая разделить его безумство. А вокруг… Вокруг бугрились трупы поверженных монстров, почти скрывая поляну. В трех или четырех местах они громоздились кучами – там, где полыхали самые ожесточенные схватки.
Одна из таких куч вдруг зашевелилась и распалась. Порядком израненный, но, хвала богам, живой, из нее выбрался Гиеагр.
– Вот ничего этому варвару не делается, – услышал я рядом с собой. Повернув голову, увидел Глаза: тот стоял, припав на одно колено, упершись в камень обломком дубины.
– Это же Гиеагр, – выдохнул я в ответ.
Глаз смерил меня взглядом.
– Наверное, это что-то объясняет. – Он пожал плечами.
Бурдюк, Эписанф и Лаита наконец разжали объятия. Лаита тотчас сделалась прежней – покорной служанкой, укутанной с головы до ног живой куклой, ожидающей указаний. Приметив нас, Эписанф замахал руками:
– Эй, что развалились? Эти твари скоро очнутся, а мой мешок пуст! У нас не больше часа, уходим!
Без лишних слов мы повиновались.
О да, мы старались двигаться так быстро, как только могли. Кровоточили и болели наскоро перевязанные раны, тело ломило от усталости, слипались глаза, но мы шли и шли, стремясь оказаться как можно дальше от проклятого места.
Прошло совсем мало времени, когда что-то вдруг ухватило меня за раненую лодыжку. Вскрикнув, я покатился в траву. Тотчас чьи-то острые коготки впились в щеку. Я вскочил, закричал, отпрянул в сторону. Развернулся. Две зеленые плети, еще не до конца «пришедшие в себя», еще вялые, но вновь уже жаждущие крови, потянулись к моим ногам.
– Лес оживает, – прошептал Глаз, с ужасом глядя вокруг.
– Бежим! – крикнул Гиеагр.
Бежим… Далеко ли убегут пять израненных мужей и слабая женщина. Не прошло и нескольких минут, а наш рывок захлебнулся, и мы уже еле ползли. «Как старухи, удирающие от грабителей», – невесело подумалось мне тогда. Ноги заплетались, глаза застил жгучий пот; мы не дышали, мы хрипели, будто загнанные лошади, и, клянусь, самым милосердным было тогда перерезать нам глотки.
Да к этому и шло: шум погони, пока еще отдаленный, стремительно нарастал. Ропот, совсем недавно неясный и смутный, становился все громче, все отчетливей, распадаясь на отдельные звуки – рычанье, шипенье, вой.
В эту жуткую какофонию вдруг влился еще один звук – сотрясающий землю гул гигантских шагов. Какое-то невиданно ужасное существо, пробудившись от черного сна, бросилось за нами в погоню, и если оно нагонит нас…
Не скрывая надежды, мы дружно уставились на Эписанфа.
– Старик, теперь вся надежда на твои снадобья, – пропыхтел Бурдюк. – Когда я представляю тварь, которая так грохочет, даже моя моча пытается отсюда сбежать. Уж расстарайся, покажи снова свой фокус.
– Забудь о фокусах, – выдавил философ.
– Как? У тебя кончились эти твои?.. – спросил Глаз.
– Еще в первый раз. – Эписанф был мрачен и растерян.
– А вот только что, на поляне?.. – не унимался варвар.
– Понятия не имею, – выдохнул Эписанф. – Я держал руку в мешке, когда полыхнуло. Собирался выбросить мешочек сушеной ромашки – он постоянно мешался…
– А ромашка – волшебный цветок? – Глаз был настолько озадачен, что на мгновение показалось, будто он забыл обо всех наших бедах и жаждет только одного – узнать тайну последнего чудесного спасения.
– Нет, ромашка – не волшебный цветок, – сквозь зубы ответил Эписанф.
– Тогда почему…
– Откуда я знаю?! – взвизгнул философ. – Ты что, надеешься, что чудо повторится? Или не можешь умереть, не узнав этой тайны? Так тебе помогут. Вон те…
Его слова заглушил треск падающего дерева. Что-то неимоверно огромное закрыло небо, и окрестности сотряс ужасной силы рев. Тварь была еще далеко и, должно быть, пока не видела нас. Она поводила уродливой головой, с шумом втягивая воздух.
– Боги, какое огромное, – прошептал Глаз. – Такое ни мечом, ни дубиной…
– Врассыпную! – скомандовал Бурдюк. В его груди еще не иссяк боевой дух, и глядя на него, я подумал, что из этого мужа вышел бы неплохой полководец, не будь он столь ленив. – Врассыпную, иначе эта тварь раздавит нас одним махом. Эписанф, уводи Лаиту вон под те деревья, но не близко, берегитесь корней. Мильк, Глаз – туда. Гиеагр, мы с тобой… Гиеагр?.. Эй, Гиеагр!
Все разом посмотрели на Гиеагра. С героем творилось нечто странное: он стоял, отвернувшись от опасности, уставившись в одну точку, видимую, наверное, только ему одному.
– Гиеагр! – Бурдюк тряхнул его за локоть. – Сдохнуть решил?
– Фаэнира, – вполголоса ответил мой друг.
– При чем здесь она?! – фыркнул Бурдюк. – Ты видел, что…
– Она там, – так же тихо отвечал Гиеагр. – Я вижу ее. Она знает, где спасение.
– Этот твой призрак? Ты…
Вновь все вокруг сотряс грохот падающих деревьев. Издав полный ненависти рык, чудовище рванулось в нашу сторону, сопровождаемое сонмом мелких тварей. Не больше минуты, и смертоносная волна захлестнет нас. Эписанф, Лаита, Глаз, я – мы не сводили взглядов с этих двоих, от которых зависели сейчас наши жизни.
– Да будь ты проклят со своей Фаэнирой! – закричал Бурдюк. – Оставьте его, он помешался. Уходим!..
– Стойте! – Голос Гиеагра был подобен реву монстра, настигавшего нас. – Фаэнира зовет нас! Она знает, где спасение.
– Идиот, – бросил Бурдюк. – Помешался… Да что вы стоите? Бегом, врассыпную! – Он толкнул Эписанфа, понуждая выполнить приказание, повернулся ко мне…
И тут я принял решение. Схватив за руку Лаиту, я потащил ее к Гиеагру.
– Веди! – крикнул я ему.
И Гиеагр рванулся туда, где ему виделась Фаэнира, я последовал за ним, Лаита – следом, не сопротивляясь.
– Безумцы! – ударил в спины крик Бурдюка, но, оглянувшись мгновение спустя, я увидел, что к нам присоединились Эписанф и Глаз, и Бурдюку ничего не осталось, кроме как последовать за остальными.
О, это был бег в безнадежность! Пусть растения проклятого леса еще не очнулись здесь от того странного заклятия, спасшего наши жизни во второй раз, однако росли они столь густо, что каждый шаг давался с неимоверным трудом, и только ужас гнал нас вперед, дальше и дальше в эти дикие заросли. Погоня приближалась, чудовища настигали нас, их мерзкие вопли звучали все отчетливей и громче. Оглянувшись раз или два, я видел, как Бурдюк и Глаз отбивались от какой-то прыткой твари, оказавшейся впереди всех. Слева и справа все ближе мелькали уродливые тени – нас окружали. Нет! Вырваться, вырваться любой ценой! Бежать – быстрей, быстрей, быст…
