Стивен Эриксон - Память льда. Том 2
— Это бессмысленные слова, Корлат. Вся армия видела, как её командир совершает убийство…
Резкий ответ Корлат потряс его.
— Не смей недооценивать их!
— Недооце…
— Я успела познакомиться со многими из твоих солдат, Скворец. Они не глупцы. Быть может, многие — или почти все — не способны выразить полноту своего понимания, но тем не менее они понимают. Не думаешь же ты, будто они — каждый по-своему — не сталкивались с выбором, который встал перед тобой сегодня утром? Не знают этого мига, когда вся жизнь повернулась на острие ножа? И поверь, каждый всё ещё чувствует боль в душе.
— Я не очень понима…
— Послушай меня, Скворец. Они видели. Они видели, в полном смысле этого слова. Проклятье, я знаю это, потому что чувствовала то же самое. Они переживали за тебя. С каждым твоим жестоким ударом они ощущали, как их собственные старые раны ноют в такт. Командир, твой стыд — оскорбление. Отбрось его — или нанесёшь своим солдатам глубочайшую из всех ран, какие они только знали.
Скворец в замешательстве взглянул на неё.
— Жизни наши непродолжительны, — произнёс он после долгой паузы, — нам недостаёт этакой сложности.
— Ублюдок. Напомни мне при случае, чтобы никогда больше не извинялась пред тобой.
Скворец вновь посмотрел на легионы малазанцев.
— Всё равно я боюсь оказаться с ними лицом к лицу, — пробормотал он.
— Расстояние между вами уже исчезло, Скворец. Эта армия последует за тобой в Бездну, если отдашь такой приказ.
— Вот самая пугающая мысль из всех, что мне довелось услышать сегодня.
Корлат оставила его реплику без ответа.
О да, война вводит своё правило — правило крайностей. Грубо, но просто. Здесь нет места человечности. Совсем нет места.
— Дуджек остался недоволен, — сказал он.
— Дуджек хочет сохранить жизнь своим солдатам.
Он резко повернул голову.
Глаза тисте андли разглядывали его, холодно, оценивающе.
— Да не хочу я присвоить его полномочия…
— Ты уже сделал это, Скворец. Как бы тебя ни боялась Ласиин, естественное положение вещей берёт своё. С Дуджеком она могла бы справиться. Именно поэтому она разжаловала тебя и назначила его. Боги, иногда ты бываешь таким недалёким!
Скворец сердито посмотрел на неё.
— Если я представляю для неё такую угрозу, почему же она… — начал он, но внезапно остановился и умолк.
О, Худ! Крепь. Даруджистан. Это не «Мостожогов» она хотела уничтожить. Она хотела уничтожить меня.
— Осторожнее выбирай тех, кому доверять, любимый, — сказала Корлат. — Возможно, твою веру в честь используют против тебя.
Скворец похолодел.
Ох, Худ! Худовы бубенцы на наковальне…
Колл спускался по пологому склону, направляясь к повозке Мхиби. В тридцати шагах правее, около последнего фургона Тригалльской торговой гильдии, группа пайщиков метала кости на растянутую парусину. Вдалеке сновали конные вестовые, направляясь и возвращаясь к главной ставке командования на юго-западе.
Мурильо сидел, привалившись спиной к прочному деревянному колесу одной из повозок рхиви, глаза его были закрыты.
При появлении советника веки поднялись.
— Как она? — спросил Колл, спешившись.
— Просто сил нет уже видеть, как она мучается от этих своих кошмаров, — ответил Мурильо. — Им нет конца. Выкладывай новости.
— Ну, Круппа и Серебряную Лису не видно со вчерашнего дня, как и двух морпехов, которых Скворец приставил к дочери Мхиби для охраны. Что же касается битвы… — Колл отвёл взгляд, покосившись на юго-запад. — …она был недолгой. Аномандр Рейк принял облик одиночника. Первый же заход рассеял тенескаури. Анастер попал в плен, а служившие ему колдуньи, э-э… казнены.
— Звучит мерзко, — заметил Мурильо.
— Мерзко и было, судя по всем рассказам. В любом случае, мужичьё бежало обратно в Капастан, и я сомневаюсь, что там их ждёт радушная встреча. Воистину печальная участь для этих несчастных ублюдков.
— А о ней все забыли, так?
Коллу сразу стало понятно, о ком речь.
— Проглотить такое, конечно, тяжело, но да, похоже на то.
— Пережила собственную полезность, и теперь её просто выбросили.
— Я всё равно верю, что эта история ещё не окончена, Мурильо.
— Мы — свидетели. Сидим тут, чтобы увидеть конец. Вот и всё, Колл. Уверения Круппа — пустое сотрясение воздуха. И мы с тобой — узники этих неблагоприятных обстоятельств. Настолько же, насколько и она сама, настолько же, насколько и эта двинутая рхиви, которая ходит сюда её причёсывать.
Колл медленно повернулся, пристально взглянул на своего старого друга.
— Что предлагаешь? — спросил он.
Пожав плечами, Мурильо проворчал:
— А что большинство узников делает — рано или поздно?
— Пытается сбежать.
— Ага.
Колл долго молчал, затем вздохнул.
— И как, по-твоему, это сделать? Просто бросишь её? В одиночестве, без помощи…
— Конечно, нет. Мы возьмём её с собой.
— Куда?
— Не знаю! Куда угодно! Лишь бы подальше отсюда.
— И как же далеко ей придётся сбежать, чтоб избавиться от кошмаров?
— Нам нужно только найти кого-то, кто захочет ей помочь, Колл. Кого-то, кто не судит о жизни, исходя из соображений целесообразности и возможной пользы.
— Мы посреди безлюдной равнины, Мурильо.
— Я знаю.
— А вот в Капастане…
Глаза Мурильо сузились.
— Все говорят, там одни развалины остались.
— Есть выжившие. В том числе — жрецы.
— Жрецы! — Мурильо фыркнул. — Эти корыстные прохиндеи, воры на доверии, обманщики легковерных, эти мошенники, которые…
— Мурильо, попадаются исключения…
— Что-то я пока ни одного не видел.
— Может, в этот раз увидишь. Я клоню к тому, что если сбежим — с ней, — то помощь найдём скорее в Капастане, чем здесь, посреди пустоши.
— Сольтан…
— В неделе пути или даже больше, если на этой повозке. Кроме того, этот город — сущее воплощение Худова паршивого пупка. Я бы даже мамашу Раллика Нома с её топором в Сольтан не повёз.
Мурильо вздохнул.
— Раллик Ном…
— Что с ним?
— Хотел бы я, чтобы он был здесь.
— Зачем это?
— Он мог бы убить кого-нибудь. Кого угодно. Этот человек обладает удивительной способностью всё упрощать.
— «Упрощать»! — Колл смешливо фыркнул. — Вот погоди, я расскажу ему об этом. Эй, Раллик, знаешь, ты не убийца, ты — просто человек, который упрощает.
— Ладно, всё одно спорить без толку, поскольку он исчез.
— Он не умер.
— Откуда знаешь?
— Просто знаю. Итак, Мурильо, ждём до Капастана?
— Ждём. А там последуем примеру Круппа и Серебряной Лисы. Ускользнём прочь. Исчезнем. Видит Худ, я сомневаюсь, что кто-нибудь заметит, и ещё больше сомневаюсь, что кого-то это озаботит.
Поколебавшись, Колл сказал:
— Мурильо, если мы найдём кого-то… кто сумеет помочь Мхиби… ну, это может дорого стоить.
Мурильо пожал плечами.
— Я влезал в долги и раньше.
— Я тоже. Просто, чтобы мы оба понимали: для нас это может значить полное разорение, а в итоге — она всё равно умрёт, но не так страшно.
— Что ж, достойный обмен.
Колл не стал ждать дополнительных подтверждений решимости друга. Слишком хорошо он знал Мурильо.
Да, это ведь всего лишь деньги, верно? Сколько бы ни пришлось потратить, это честный обмен, чтобы облегчить страдания старой женщины. Так или иначе. Потому что нам, по крайней мере, было не всё равно — даже если она никогда больше не проснётся и не узнает о том, что мы сделали. На самом деле так, наверное, даже лучше. Чище. Проще…
Вой отдавался эхом, будто звучал в огромной пещере. Эхо множилось, пока скорбный зов не превратился в хор. Хор бессчётных звериных голосов, уносящих прочь само ощущение времени так, что оставалось лишь вечное сейчас.
Голосов зимы.
Однако звучали они с юга, оттуда, куда тундра не могла добраться; где деревья уже были не низкорослыми, но возносились, тонкие и потрёпанные ветром, над головой, так что она могла пройти незримо, не выделяясь на фоне ландшафта.
Родичи ответили на этот вой. Звери, которые всё ещё шли по её следу, но потеряли его сейчас, когда она скрылась среди чёрных елей, болотистого грунта, жадно засасывающего следы её босых ног, грязно-чёрной воды, расходящейся мутными, жирными кругами, когда она переходила студёные водоёмы вброд. Огромные комары роились вокруг неё, каждый — вдвое больше тех, которых она знала по равнине Рхиви. Мошкара ползала в волосах, кусая за темя. Круглые пиявки, словно чёрные пятна, покрыли её руки и ноги.
В полуслепом бегстве она наткнулась на лопатовидный олений рог, застрявший в развилке меж двух деревьев на уровне глаз. Острие отростка оставило на её правой щеке царапину, из которой текла тонкая струйка крови.
