Оксана Демченко - Воин огня
– Я уже начал опасаться, что усердие моих поваров останется незамеченным, – усмехнулся герцог. – Прошу, ваша благость, отведайте хоть эти вот закусочки. Исключительные грибочки… Жаль, ваша водянка не позволяет предложить к ним должного напитка.
– Не водянка, чадо, – поправил ментор, благосклонно принимая хозяйские хлопоты и приоткрывая крышку ларца. – Пост… Лекарь твой неплох, хоть и гадость эти обертывания и поливания ключевой водой. Но лечение движется удачно, и, если он дозволит, послезавтра мы угостимся цесаркой.
Ко второй перемене блюд ментор и вовсе оживился, на его лице образовалось вялое подобие улыбки – высшее проявление удовольствия, допускаемое этим радетелем веры, тем более в постный день. Герцог велел ввести в покои своего любимого карлика, бросил тому кость и стал с наслаждением наблюдать за тем, как пыхтит, падает и взвизгивает нелепый человечек ростом по пояс взрослому, как он охает и пробует отнять лакомство у пары борзых… Обеспечив развлечение, достойное высокого гостя, – ведь даже у короля карлик не так мал и, в отличие от здешнего, изрядно глуп – Этэри испросил позволения ненадолго удалиться. Быстрым шагом он миновал галерею и вызвал доверенного человека.
– Кого южане считают угодным для себя прементором? – тихо уточнил он известное обоим. – Верно. Именно Томизо, до принятия сана – младшего сына рода де Виль, по сути, племянника старика Торбио… Хуан, я видел дурной сон. Мне снилось, что малыш Томизо упал с коня. Или случайно порезался? Ах, мой бог, было так много крови, я проснулся в холодном поту.
– Ужасно, – поклонился понятливый слуга.
– Да, весьма ужасно и болезненно, – оскалился герцог. – И отошли человека к Вики. Я не желаю ее принимать у себя до самой зимы… Как здоровье супруга нашей пташки?
– При смерти, ему ведь восемьдесят семь. – Хуан даже покачал головой, пытаясь поточнее указать непричастность слуг герцога к плачевному состоянию здоровья старика.
Этэри вздрогнул, обернулся, хотя уже собирался покинуть залу, направившись к галерее. Сообщение пришлось некстати: однажды поверив сказанному, ментор вряд ли вторично сочтет столь удобную случайность случайной.
– А вот это плохо, – тихо посетовал Этэри. – Очень плохо. Жаль… Кто теперь сопровождает Вики? Лучшие люди, да-да… Поговори с ними. Скажи, я пойму, если мужество им изменит и в трудный момент они предпочтут сберечь свою жизнь, столь ценную для господина. Но это я так, просто на будущее. Ничего опасного относительно Вики мне не снилось. Только эта трагедия с Томизо. Иди.
Герцог бросил на ковер перстень и зашагал прочь. Покосился на портрет кисти нового придворного художника. «Неизвестная донна»… Если секрет оружия существует, он сделает молодого Диего Маркоса и-Вальса де Брава королем земель к северу от Тагорры. У короля происхождение должно быть безупречным, побочные братья ему ни к чему.
– Рене! – позвал герцог. Глянул на портрет своей прежней подруги. – Ее мальчику теперь пять? Отвези его в обитель света на южном берегу, замок Дьер. Пусть служит Дарующему. Полное отречение от мира, Рене, обязательная смена имени. Проследи, чтобы его память не сохранила прошлого. И добавь пять монет к месячному содержанию художника в этот раз, удачная работа, вполне.
– Он настаивал на изучении вами проектов, предоставленных… – напомнил Рене, сочтя похвалу картине достаточным поводом.
– Пустое, меня не интересуют мечтания слуг, – усмехнулся Этэри. – В плане оружия ничего толкового он не предлагает?
– Нет, но я просмотрел и счел, что мост…
– Когда я поинтересуюсь, тогда и считай, а пока займись делом. Пусть радуется уже тому, что я не выдал его де Каррам и не вынудил в благодарность за свое высокое покровительство работать без оплаты. Не уважаю идиотов, которые умудряются завести себе врагов не по силенкам… И еще. Кажется, он часто рисует мальчиков? Впрочем, слухи, не бледней, иди.
Когда шаги слуги стихли, герцог миновал еще несколько портретов и ненадолго остановился перед изображением Диего. Еще совсем юного, в охотничьем костюме, с характерным отцовским прищуром, чуть надменным, несколько ироничным.
– Хлаф меня подери, – шепнул герцог. – Это оружие дикарей дороже всякого золота, якобы устилающего дно их рек. Один удар – и нет больше флота у сакров. Еще усилие – и тагоррийцы в том же плачевном положении. Только я, я один и смогу укротить безумие огня. Сэнна, а ведь тогда я стану святым, разве нет? Святой Этэри, основатель династии великих королей Тагорриды… заманчиво, словно хлаф ловушку ставит. А если и так! В моем возрасте можно рисковать всем. Еще бы прямо теперь занять сэнну чем-то нудным и неотложным… Впрочем, повар мой и лекарь мой. Зря их благость затеяли разговор о мельничном козле. Со святыми даже менторы строго на «вы».
Герцог улыбнулся портрету своего законного наследника и зашагал в яшмовый кабинет, уже не задерживаясь.
Глава 9
Неведомый берег
«Называя верующих овцами, мы не проявляем к ним неуважения. Мы всего лишь подтверждаем истину, явную для стоящего на холме пастуха. Чем больше толпа, тем незаметнее в ней голос и разум каждого в отдельности. Нет ни у кого, кроме Дарующего, такого величия и могущества, какие позволяют вслушиваться в отдельные выкрики. Мы всего лишь люди – мы, стоящие на холме. Мы всего лишь пытаемся сохранить все стадо в целом, отгоняя не только волков, нет. Есть ведь еще и иные стада и иные пастухи, норовящие обогатиться за счет кражи наших овец и ведущие счет своих. Увы, тут кроется еще одна причина именовать овцами тех, кто стоит ниже в иерархии. Ибо многие из них готовы сменить лужайку бездумно, интересуясь лишь кормом для утробы своей, но не для души.
Мы оберегаем их. Мы взращиваем их. Есть ли грех в том, что мы же их стрижем? Полагаю, это вполне естественно и неизбежно. Как и то, что с нашего ведома и при нашей помощи избирается вожак для стада. Умно и то, что псы принадлежат нам и исполняют нашу волю, отгоняя волков, но не служат тому барану, который идет первым и орет громче прочих…»
(Из размышлений прементора Дарио, сперва доверенных бумаге, а затем преданных огню)Море тяжело ворочалось, нехотя и без спешки унимая высоту валов после большого шторма. Асари, вечно пребывающий в движении начинатель перемен, славно разогнался над просторами серой сумеречной воды. Он вылепил из ровной, как степная трава, глади грохочущие валы, ростом своим способные удивить лиственный лес, и погнал их, смешивая небо и море, наполняя воздух соленой пеной и с хрустом разрывая путы парусов, норовящие удержать ветер… Ичивари лежал, слушал море, прикрыв глаза и не двигаясь. С некоторых пор ему нравилось спать на полу. Койка – так моряки именуют кровать – узкая и неудобная. Куда приятнее доски пола, их гладишь – и ощущаешь тепло своего берега. Нет сомнений, сосну добыли там. Может статься, прежний пол сгнил, времени было много, оптио ждали и ждали, заодно подновляя немолодой корабль.
Попривыкнув к пребыванию в море, Ичивари полагал корабль живым и потому прощал использование свежей древесины его бестолковым морякам. Эти люди искренне не понимают мир зеленого берега, но зато родные морю, а это уже немало. Он теперь тоже родной морю, он ощущает своими ладонями-волнами хрупкое тело корабля и бережно передает окрыленную парусами ношу от одного вала другому, украшая борта росписью узорной пены. Есть еще одна запасная мачта. Ставить мачты – весело. Жаль, что он слышит море и принимает его как часть себя, но не смеет лишний раз просить о помощи. Нельзя из-за мелочей обращаться к асхи, и так просителю дано больше, чем мечталось, – право и способ сохранить себя и остаться махигом. Трудно поверить, что так много важного уместило в себе хрупкое крошечное перышко, принявшее тепло дыхания Шеулы.
– У-учи, Чар, – едва слышно шепнул себе Ичивари. – Ты еще не выиграл. Ты надеялся, что сможешь просить море о помощи в побеге. Но ты уже истратил свою просьбу. Теперь думай головой. Или чем там думают? По науке бледных – головой…
На столе, как всегда, стояла в кольце крепления, спасающего от качки, толстостенная бутыль с «живой водой». В чистом виде ее больше не переводили на пьяницу-дикаря. Слишком дорого. Отраву разбавляли простой водой, поддерживая не опьянение даже, а саму тягу к напитку. Ичивари знал это, видел в настороженном и изучающем взгляде оптио, и старался соответствовать. Одной попытки испугать Алонзо ему вполне хватило, чтобы поумнеть и уже не вынуждать хитроумного служителя прибегать к самым крайним и непредсказуемо опасным мерам.
– Впятеро развели, – задумался Ичивари, поглаживая бутыль и сосредоточенно хмурясь. – Это я не пьяный должен быть, а злой и, как говорят моряки, не похмелившийся. Руки дрожат умеренно, и только от жажды я должен припасть к напитку, но никак не от слабости или утраты контроля. Речь внятная, но с нотками раздражения. Гордиться нет сил, сговорчивость высокая. Вроде так?
