Василий Горъ - Щит
Как ни странно, здесь, в клети, сосредоточиться на образе свечи удалось с первого раза. И рев алчущей моей крови толпы отодвинулся куда-то далеко-далеко, унеся с собой мысли о будущем.
Я наслаждался тишиной Вечность. И вернулся в реальность только тогда, когда шум людского моря оборвался второй раз, а где-то в первых рядах белой ложи раздалось громкое шипение:
— Подс-с-стилка Бездуш-ш-шного!!!
Открыв глаза и увидев в толпе перекошенную от злобы физиономию дородной дамы в цветах рода Фарратов, я проследил за ее взглядом и потерял дар речи: от белого порога к моей клети царственно плыла баронесса Мэйнария д’Атерн!
В светло-розовом платье, открывающем плечи, с совершенно безумным декольте, не скрывающим почти ничего, с полупрозрачными вырезами в подоле, в которых мелькали ее ноги, и… с моим посохом в правой руке! Я онемел. И совсем не из-за посоха — вместо того, чтобы скрывать хоть что-то, ее платье подчеркивало все, что можно было подчеркнуть: длину ног, форму бедер, узость талии и размеры груди! Да так, что я, до этого видевший в леди Мэйнарии тень своей Ларки, вдруг почувствовал ЖЕЛАНИЕ!!!
— Это… это… это неслыханно!!! — заверещала тощая, безгрудая и лишенная даже намека на талию девица, «разодетая» в глухое платье желто-серых цветов.
— Плевок в лицо поборникам традиций!!! — в унисон ей поддакнула дородная старуха в вишневом платье с кринолином, под которым при желании можно было спрятать обеденный стол на восемь персон.
Леди Мэйнария их «не услышала»: прошла сквозь толпу, как Последний Вздох[158] — сквозь тирренские кружева, — и остановилась в шаге от моей клети:
— Бастарз смотрит на нас, Кром!
В ее голосе и взгляде было столько радости, что я не сразу понял, что она имеет в виду. А когда понял — закрыл глаза и застонал.
— Я оценила твой поступок… — ничуть не удивившись такой реакции на свои слова, усмехнулась баронесса. — И нисколько не обижаюсь.
Когда я догадался, что леди Мэйнария сказала все, что хотела, и открыл глаза, она уже подходила к королевской ложе. Причем не одна, а в сопровождении пары телохранителей-хейсаров.
Поднялась, прошла внутрь, села. Прислонила мой посох к барьеру и, прежде чем его отпустить, провела большим пальцем по моему Пути так, как это делал я!
Я поежился. А совсем молоденькая девчушка, сидящая по левую руку от дамы в цветах Фарратов, перепуганно пробормотала:
— Она — ключ! Самый настоящий ключ!!! Бабушка, давай уедем отсюда! Прямо сейчас! А?
В тот момент церемониймейстер объявил о прибытии короля, и из-за двери, украшенной гербом королевского рода, выскользнули трое хейсаров. Вернее, двое хейсаров и молодой, но исполненный звериной грации и силы вейнарец в хейсарском араллухе и ансах.
Оглядев собравшихся в зале дворян тяжелым взглядом, не обещающим ничего хорошего, он по-горски витиевато пожелал мужчинам силы и зоркости, женщинам — достатка и плодовитости, а мне — справедливости.
«Лев… Вейнарский… — склонившись в поклоне, подумал я. — Самый настоящий…»
Дождавшись, пока его подданные рассядутся, Вейнарский Лев царственно повернул голову к королевскому судье и рыкнул:
— Начинайте…
Услышав его приказ, судья — очень немолодой мужчина, по слухам, занявший свою должность после недавнего мятежа, — почему-то побледнел и, запинаясь чуть ли не через слово, вызвал на Помост Истины королевского обвинителя.
Я посмотрел на «ворона», вставшего со своего места, и удивленно хмыкнул — моим обвинителем оказался не кто-нибудь, а хорошо знакомый мне мэтр Шайгер по прозвищу Огарок!
Кстати, наряженный в черный камзол с ярко-алыми кружевами и поэтому еще больше похожий на дятла, Огарок вел себя намного увереннее судьи. Он без особой спешки поднялся на помост, поклонился королю, членам Внутреннего Круга, Суду и собравшимся в зале дворянам, поклялся в том, что будет говорить одну только правду, и повернулся к Арзаю из рода Уммар:
— Ваша светлость! В ночь с девятого на десятый день четвертой десятины третьего лиственя слуга Двуликого, простолюдин Кром по прозвищу Меченый, не имеющий права на меч, признал себя виновным в следующих преступлениях: в убийстве графа Валена Увераша, в похищении баронессы Мэйнарии д’Атерн и насилии, совершенном над оной. Согласно Строке двадцать девятой двадцать шестого Слова, даже в случае добровольного признания Бездушным своей вины Суд обязан выслушать доказательства как Обвинения, так и Защиты…
Следующие несколько фраз изобиловали таким количеством цитат из Права Крови, что я слегка растерялся. И понял лишь то, что дела будут рассматриваться в соответствии с титулами пострадавших — сначала Суд докажет мою вину в убийстве графа Валена Увераша, а уже потом — в похищении и изнасиловании баронессы Мэйнарии д’Атерн.
Дослушав монолог «дятла» до конца, начальник Тайной службы, хейсар, привыкший оценивать людей не по титулам, а по их личным заслугам, равнодушно кивнул — его, как и меня, интересовал результат, а не порядок рассмотрения дел.
Показания дворян, присутствовавших при изнасиловании девицы Даурии, я слушал вполуха. И блеяние прислуги из таверны «Волчья Стая» — тоже: и те и другие несли бессвязную чушь, которую можно было признать доказательством только при очень большом желании. А вот когда «дятел» вызвал мэтра Корвайна по прозвищу Молния, я превратился в слух. И не зря — поднявшись на Помост Истины, самый известный Мастер меча Вейнара сначала изобразил, как именно я мог подправить удар, который вызвал смерть графа Валена Увераша, а потом и доказал, что это движение было осмысленным:
— Согласно показаниям свидетелей, в момент начала боя противники Бездушного находились в состоянии опьянения. Однако, учитывая их пятикратное превосходство в количестве и то, что каждый из них обучался владению мечом с раннего детства, бой должен был быть очень плотным и вязким. Выйти из него живым и без единой царапины Кром по прозвищу Меченый мог только в том случае, если он владеет посохом на уровне Мастера. Учитывая то, что Мастера Боя никогда не делают лишних движений, можно утверждать, что простолюдин, не имеющий права на меч, намеренно использовал клинок противника для убийства.
«Дятел» набрал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но Молния жестом показал, что еще не закончил:
— Ваше величество! Ваша светлость! Ваша милость! Прошу прощения, но я считаю, что человек, вступивший в бой с пятью вооруженными НАСИЛЬНИКАМИ, заслуживает не казни, а награды!
— Я тебя услышал… — жестом заткнув промямлившего что-то судью, бесстрастно сказал король. — Но я — такой же зритель, как и все остальные. А приговор выносит Суд!
Опросив еще пяток свидетелей, мэтр Шайгер повернулся к начальнику Тайной службы и поклонился:
— По этой Строке обвинения у меня все. Если защитнику есть что сказать, то я на время замолкаю.
— По этой Строке обвинения мне сказать нечего, — поднявшись со своего места, глухо пробормотал мэтр Сезар. — Мой подзащитный полностью признал свою вину.
— Что ж, тогда я перехожу к рассмотрению второй Строки обвинения и приглашаю на Помост Истины Тайяру Лосиху, прачку из замка Атерн…
Не успел он договорить, как из группы простолюдинов, стоящих рядом с черной дверью, вытолкнули дебелую девицу лиственей эдак семнадцати.
Увидев, что на нее смотрят не только все собравшиеся в зале дворяне, но и сам король, молодуха настолько перепугалась, что потеряла сознание. Впрочем, ненадолго — подскочившие к ней «вороны» быстренько ткнули ей под нос нюхательной соли, а потом, поддерживая под локоть, подняли на Помост.
— Бояться тут нечего… — дав ей время прийти в себя, проговорил король. — Ты — под охраной Закона…
— Он обещал лишить Посмертия, сир! — трясясь, как листок на ветру, прошептала девица. — И меня, и моего ребенка…
Я закрыл глаза и криво усмехнулся: да, мэтр Шайгер ел свой хлеб не зря — он умудрился найти и приволочь в Аверон единственного обитателя замка Атерн, который мог подтвердить ту чушь, которую я ему рассказал!!!
Картина похищения, нарисованная Лосихой, ужасала. Еще бы — по ее словам, я — чудовище, вооруженное до зубов и покрытое кровью с ног до головы, — улучив момент, прокрался на задворки замка, дождался, пока из черной двери донжона выглянет несчастная прачка, схватил ее за руку и начал выпытывать Страшные Тайны Рода Атерн!
— …Я сопротивлялась, ваша милость!!! — со слезами на глазах глядя на баронессу д’Атерн, твердила девица. — Но когда он понял, что я не скажу ни слова, он… — Она всхлипнула и закрыла лицо руками. — Он сказал, что лишит Посмертия моего ребенка-а-а…
Зал потрясенно молчал. Весь, включая членов Внутреннего Круга и королевского судью. И слушал, как рыдает девица, сгорающая от стыда и страха.
