Гай Орловский - Ее Высочество
Она ответила чистым, ясным голосом невинного ребенка:
– Ну да… иначе как я буду знать, какие из них какие?
– Гм, – ответил я в затруднении, – пусть это сделает Фицрой. Он знает больше.
Она обрадовалась.
– Правда?
– Правда-правда, – подтвердил я. – И он с вами охотно поделится всем запасом. Только действуйте понастойчивее. Он такой застенчивый, такой робкий…
Глава 6
После короткого обеда продолжили путь, Понсоменер впереди, как всегда, я следом, готовый к неприятностям и немедленной стрельбе, но лес хоть и выглядит неприятным и угрожающим, но, думаю, его недобрая слава из-за очагов огромного болота, на котором он вырос.
Пройдет еще десяток-другой лет, и эти последние болотца высохнут, затянутся ряской, зарастут сверху толстым слоем мха, и останется только пугающее название…
Ночь застала тоже в этом лесу, воздух сырой, даже костер разгорелся сперва ярко и мощно, потом начал пускать дымки, постреливать, словно на раскаленные угли попадают капли влаги.
Фицрой хлопочет возле принцессы, укутывая ее в плащ, укладывая под защиту дерева и подгребая к себе в целях, конечно же, безопасности, Рундельштотт после ужина сразу задремал, только Понсоменер добросовестно подбрасывает в костер ветки, выбирая самые сухие.
– А ты почему не спишь? – спросил я.
Он застенчиво улыбнулся:
– Успею. Мне хватает пару часов. Не люблю спать долго… да и не могу.
Из-за деревьев медленно и с царственным величием поднялась огромная бледная луна, заслонив почти половину неба, а от земли словно на ее призыв начал струиться густой туман, сперва расстилался у самой почвы, затем начал нарастать, сперва заметными слоями, затем перемешался, потек вверх…
Я прошелся в кусты, издалека пахнуло странно знакомым, присел и начал всматриваться. За кустами проступил синеватый силуэт, через десяток секунд я уже был уверен, что это Рундельштотт.
Понаблюдав за ним, потрясенно понял, что старый чародей вышел проверить мой анализатор. То и дело достает из кармана крохотные стебельки, вкладывает в ячейку и водит по сторонам, засекая расстояние.
По большей части, как вижу, неудачи, хотя анализатор наверняка показывает, что да, есть, засек, но на расстоянии сотен миль, а то и тысяч…
В какой-то момент Рундельштотт вздрогнул, наклонился, всматриваясь в показания, тут же пошел торопливо прямо через кусты.
Я вздохнул и вернулся к костру, Понсоменер все так же у костра, задумчивый и сосредоточенный, ничего не спросил, но я ощутил каким-то образом, что он спрашивает о старом чародее, ответил мирно:
– Скоро вернется. Травы собирает.
Он кивнул.
– Да, тут много редких трав. Под болотом был, говорят, другой мир. Но теперь все ушло.
– Лишь бы трава осталась, – сказал я.
– И трава уйдет, – ответил он равнодушно. – Все уходят.
Фицрой завозился во сне, открыл один глаз, затем с усилием второй.
– Еще не спите? Что за болото, что за болото…
– Здесь принцесса, – напомнил я строго, – придержи язык.
Он вздохнул и снова закрыл глаза.
Лес рассекает прямая, как стрела, просека. Похоже, торговые пути здесь весьма, надо держать уши на макушке, как у коня, а не по бокам, как у коровы.
Некоторое время двигались по ней, настороженные и даже помалкивающие, чтобы ничего не пропустить, затем Рундельштотт настойчиво посоветовал сойти и поискать тропку попроще. Фицрой запротестовал, но неожиданно сказал Понсоменер:
– Я тоже чувствую. Много людей… Навстречу.
– Армия, – пояснил Рундельштотт. – Тяжелая конница.
– Сворачиваем, – велел Фицрой. – Конечно, всех перебьем, но лучше поодиночке…
В лесу не просто сыро, чавкает и брызгает гнилой водой, будто идем по гигантскому болоту, на котором успели нарасти кусты и деревья, но Понсоменер ушел далеко вперед и оттуда подает успокаивающие знаки, дескать, там возвышение, земля чище и суше.
Почва в самом деле уже не чавкает, хоть и слегка прогибается, а туман поднялся и странно завис в верхах деревьев, что не пропустили его выше. Странное зрелище, от которого у меня мурашки по всему телу: плотное облачное небо на уровне нижних веток деревьев, что едва не задевает наши головы!
И когда мы продвигались медленно и осторожно, издали долетел едва слышный перестук копыт. Фицрой впереди вскинул руку, и мы с Рундельштоттом остановились.
– Уламры, – сказал Фицрой. – Ломанемся в чащу?
Рундельштотт покачал головой.
– Здесь не укрыться. Нужно ехать вперед и держаться так, будто ничего не случилось, мы купцы, малость сбились с дороги.
– Мы такие тупые? – возразил я.
– Просто восхотели сократить дорогу, – пояснил Рундельштотт.
Из тумана вынырнули всадники в тяжелых металлических доспехах, кони покрыты кольчужными сетками, на шлемах всадников короткие рога, что олицетворяют могущество, насколько я помню, но еще большее могущество демонстрируют сами всадники: рослые, крепкие, в прекрасно подогнанных доспехах и с хорошим вооружением, так что издали в сыром тумане показались вроде гигантских муравьев с их металлически блестящим хитином.
Трое передних разом опустили копья, острые как жала наконечники оказались прямо перед грудью Фицроя и Рундельштотта. Я скосил глаза на копье, что почти упирается мне в грудь, сказал радостно:
– Вы армия?.. Как хорошо!.. А то куда ни плюнь, разбойники, грабители…
Копья даже не качнулись, подъехали и остальные всадники, а старший спросил резким командным голосом:
– Кто такие?
– Купцы, – ответил я и поклонился, как простолюдин перед знатным глердом. – Мы везем семена из имения Кизинец в имение Делига, но, на свою беду, немножко сбились с пути…
Рундельштотт вскричал визгливым голосом:
– Мальчишка!.. Сбились? Это ты нас сбил, похваставшись, что знаешь более короткий путь!.. Вот тебе и короткий, когда то в болото, то в чащу…
Старший из воинов посмотрел на него, перевел полный презрения взгляд на меня, скривился, махнул рукой.
– Ждите на обочине, пока пройдет мой отряд.
Я склонился в низком поклоне.
– Спасибо, благороднейший лорд! Где пройдет ваша армия, там все трясется от страха и торжествует королевская воля!..
Конница двигалась долго, я заметил, что Фицрой, изображая рассеянного шалопая, тем не менее подсчитывает численность проходящего мимо воинского контингента, а как же иначе, это мы, мужчины, делаем на автомате, как всегда определяем рост и ширину плеч любого, с кем говорим впервые.
На этот раз дорога незаметно вывела на простор, а когда впереди замаячила трещина в земле, я сообразил, что это ущелье, глубокое ущелье, но мы едем не по дну, а уже по краю обрыва. На той стороне из кустов выметнулась пара крупных животных, что-то вроде злобно оскаленных горилл, взвыли при виде нас, такого сладкого мяса, чуть было не сорвались с края, потом побежали вдоль, не отрывая от нас горящих ненавистью взглядов.
– Ну и морды, – сказал Фицрой. – Никогда их не любил. Простите, ваше высочество, на свете не все такое красивое, как лягушечки.
– Это вепролоки, – сказал Понсоменер.
– Встречался? – спросил я.
– Только издали, – признался он. – А ближе не хотелось бы. Они живучие и очень сильные. А я драться не люблю. И никогда не любил.
Я поинтересовался как бы невзначай:
– Но все же побывал не только в своей деревне?
– Почти не отлучался, – заверил он.
– Но драться приходилось?
– Совсем чуть-чуть, – ответил он и поморгал чистыми, доверчивыми глазами, чем они напомнили взгляд принцессы. – Я стараюсь избегать вообще таких мест…
Он присвистнул, впереди дорога загромождена камнями, к тому же настолько идет круто вверх, что непонятно, как подняться самим, не говоря уже о конях. Фицрой в непонимании крутил головой, словно искал обходной путь, а Рундельштотт сказал веско:
– Снимаем с коней поклажу.
– Зачем? – поинтересовался Фицрой.
– Перенесем на себе, – пояснил Рундельштотт. – Ты крепкий, сам все перетащишь. А мы пока коней постережем…
– Лучше я постерегу, – предложил Фицрой. – Что, плохая идея? Странно, я же такой умный, а вы какие-то странные, не оценили блеск моей мысли…
Поклажу все-таки перетащили мы втроем, оставив Рундельштотта с принцессой и конями, а потом с нечеловеческими трудностями почти на себе переносили коней через камни и валуны, затаскивали наверх по гладким плитам, где скользят не только копыта, но и подошвы сапог.
Самое непонятное, навстречу с высот бежит игривый такой ручеек, по мокрым камням карабкаться вообще невыносимо, даже не знаю, как мы затащили коней наверх, а там дорога вроде бы ровнее, потом занесли поклажу и в конце концов помогли взобраться Рундельштотту и принцессе.
– Не понимаю, – выдохнул Фицрой, – вода же всегда стремится вниз!
