Сергей Антонов - Стабилизатор. Минск 2041
– А тебе очень идет новый наряд.
– Красоту ничем не испортишь, – шутливо заметила девушка. – Вот и ты словно родился в костюме руководителя.
– Это – да! Я всегда чувствовал в себе задатки чиновника, бюрократа и головотяпа.
Марат хотел сорвать еще один поцелуй, но тут на крыльце появился Зорге. Насвистывая какой-то веселый мотивчик, он сбежал по ступенькам во двор и остановился возле вмонтированных в стену ворот. Створки их послушно раздвинулись. Зорге скрылся внутри. Зарокотал двигатель, на подъездную дорожку выкатилось чудо автомобильной мысли две тысячи сорок один – черная машина с тонированными стеклами. То ли новая модель «Чайки», то ли «линкольн-континенталь». Ни на радиаторной решетке, ни на заднем бампере не было никаких опознавательных знаков фирмы-производителя. Лишь номерной знак с множеством нулей и единиц, выведенных красной краской на черном фоне. Раздался сигнал, напоминавший трель дверного звонка. Опустилось стекло водительской дверцы.
– Полезайте в мою колымагу, – пригласил суб-лейтенант. – Обещаю прокатить с ветерком.
Глава 23. Идиократия
Марат и Вера забрались на заднее сиденье. Мягкие, бежевые, явно из натуральной кожи. Внутри салон мало чем отличался от тех, которые Вербицкому доводилось видеть у больших начальников своего времени. Те же удобства, вроде откидывающихся из спинок сидений столиков и вмонтированных мониторов. Особого внимания заслуживала «торпеда» – приборная панель. На ней было множество кнопок непонятного назначения, а спидометр и другие причиндалы заменял большой прямоугольный дисплей.
Марат напрасно пытался отыскать хоть какую-то логику в дебрях по нему бегущих цифр, значков и упустил драгоценное время, которое можно было потратить на осмотр пригорода Минска. Впрочем, на скорости, с которой мчался лихач Зорге, оценить красоты было трудновато. Мелькали лишь придорожные столбы, массивные скульптуры зубров и оленей да огромные биллборды с улыбающимися, породистыми лицами.
Шоссе расширилось. Сначала до четырех полос, потом до шести. Мимо проносились такие же машины. Единственным отличием автомобилей руководителей был цвет и количество цифр на номерных знаках. Они, скорее всего, и делили местную элиту на касты.
Зорге хорошо ориентировался в этом табеле о рангах. Беззастенчиво подрезал менее значимых начальников, чем сам. Ни с того, ни с сего уступал дорогу машинам более солидных руководителей. В обход здравого смысла и дорожных правил.
Обычных машин Вербицкий вообще не заметил. Наверняка уделом рядовых жителей Нулевого Мегаполиса было передвижение на общественном транспорте. Во время очередной остановки, связанной с пропуском какого-то кортежа, Марат увидел сотрудника ГАИ. Рослый детина в восьмиугольной фуражке стоял на специально огороженном для него круглом пятачке и лениво помахивал полосатым жезлом. Поразило Марата не столько безразличие ко всему происходящему, написанное на лице гаишника, сколько количество фликеров на его форме. Они были повсюду: на рукавах, штанинах серых брюк, на груди и спине. В темноте этот парниша, сто процентов, светился не хуже новогодней елки. Знаменитый лозунг «Стань заметным!», родившийся в первом десятилетии двадцать первого века, полностью воплотился в этом страже дорог. И рожа, которая может присниться в кошмаре, и неимоверное количество светоотражающих бляшек делало гаишника слишком заметным.
Промелькнул указатель с намалеванным белой краской нулем. По обеим сторонам шоссе потянулись кубы и параллелепипеды многоэтажек. Интересно, куда подевались люди? Их не было ни на тротуарах, ни на площадках у супер и гипермаркетов. Ага. Рабочий день. Наистрожайшее соблюдение трудовой дисциплины. Плюс карточная система. То, что полагалось рядовым белорусам, они, конечно же, получали без всяких очередей в свободные от производства часы. Быть может, строго регламентированный запас продуктов и туалетной бумаги даже доставлялся им на дом.
Въехав в город, Зорге, наконец, соизволил сбросить скорость. Это позволило Вербицкому рассмотреть новую деталь пейзажа Минска-2041. Питьевые фонтанчики. Их было не просто много. Они заполонили город. Сделались его неотъемлемой частью. Самых разнообразных форм и размеров, с украшениями и без, агрегаты для утоления жажды ютились в специальных нишах стен домов, стояли на тротуарах, через каждые двадцать метров. Пей, не хочу. Не захочешь – напоим. Станешь лакать дождевую воду – посадим.
Вербицкий почувствовал, как растет его ненависть к этому режиму. Идиократия. Откуда пришло в голову это слово? Ах, да. Когда-то он посмотрел очень занимательную фантастическую комедию, в которой американцы изображались абсолютно деградировавшей нацией. Здесь были белорусы и не комедия, а трагедия. Страны, где гипертрофированная стабильность разрослась подобно раковой опухоли и пожрала у всех остатки разума.
– Зорге, а мы можем прогуляться по Минску? – неожиданно для самого себя спросил Марат. – Если, конечно, есть время и возможность.
– Отчего ж нет? – Зорге притормозил у обочины. – Думаю, тебе это будет полезно. Получишь полное представление о том, что здесь происходит. Ты не против, Вера?
– Во сколько встреча?
– Еще целых полтора часа. Покажи Марату город, а потом сможете добраться на такси. Троллейбусы и автобусы у нас ведь ходят только утром и вечером. В этих костюмах вас никто не тронет, но на всякий случай возьмите…
Зорге нажал одну кнопку на приборной панели. Отодвинулась крышка перчаточного ящика, вспыхнула голубая неоновая лампочка подсветки. Суб-лейтенант протянул Марату и Вере по пластиковой карточке. На каждой был изображен рыцарский щит с гербом – две ладони, бережно прикрывающие огонек свечи.
– Служба социальной защиты населения, – пояснил Зорге. – Никчемная, следует заметить, братия. В шутку эту структуру называют «догорай моя свеча». Толку от нее при нашей системе ценностей, как от козла молока. Зато в любую дырку без мыла пролезть можно. Якобы для изучения нужд населения. Ну, я поехал. А вы, как наболтаетесь с Константиновым, отправляйтесь сразу на явочную квартиру. Ваших я туда еще успею сам отвезти. Адью!
Марат и Вера вышли на пустынный тротуар. Чистота. Стерильность. Ни одного окурка, ни одной конфетной обертки. Вербицкий и подумать не мог, что когда-нибудь будет скучать по мусору. Оказывается, он оживлял пейзаж. Придавал городу атмосферу динамики. А здесь все выглядело бутафорским. Рассчитанным лишь на гостей, которые задержатся в городе на один день, а потом будут трепаться по всему миру о сногсшибательной чистоте и порядке в Минске, этой огромной потемкинской деревне.
Вербицкому захотелось увидеть тех, кто поддерживает этот порядок. Мечта его сбылась очень быстро. Из подворотни вышел мужик в оранжевом комбинезоне и резиновых сапогах. В руке его была метла с зеленым хвостом, а на лице – широкая улыбка, довольного всем и вся человека.
Продолжая идиотски улыбаться, он склонился над ближайшим питьевым фонтанчиком, хлебнул воды и вытер губы рукавом. Внезапно выражение радости сползло с лица дворника. Марат решил, что это как-то связано с его персоной, но ошибся. Все дело было в микроскопическом обрывке бумаге на вылизанном тротуаре. Соколиный глаз парня в оранжевом немедленно зафиксировал проявление беспорядка. Дворник рванулся к бумажке так рьяно, что если бы Вера вовремя не отступила в сторону, он бы неминуемо сбил ее с ног. И вот бумажка поднята. Засунута в нагрудный карман комбинезона. Улыбка вернулась на лицо блюстителя чистоты. Любимый город может спать спокойно.
Еще один пример действие стабилизатора. Убойная штучка. Неужели они здесь все такие зачарованные? Нет, не все. На тротуаре появился эсэнэсовский патруль. Эти не улыбались. Каменные лица. Строгие, внимательные взгляды. Проходя мимо Марата и Веры три молодца в черном одновременно вскинули руки, отдав честь.
Уважают, падлы, руководителей.
По пути к Парку Челюскинцев встретилось еще с десяток улыбающимся дворников и дворничих. На одном перекрестке наряд эсэнэсовцев даже проверил у Марата и Веры документы, но отпустил с миром.
Прогулка становилась однообразной. Вербицкому до чертиков надоели и плакаты с призывами всем скопом рвануть в светлое будущее, и детские площадки с их пестрыми красками и нетронутыми песочницами, и магазины без покупателей.
Минск превратился в огромную театральную площадку, на которую вот-вот должны были выйти актеры, а пока суетились лишь рабочие сцены, готовившие реквизит.
Уже на входе в парк Вербицкий увидел девушку в знакомом платье с матросским воротничком. Сияя, как начищенный медный пятак, она смотрела через прутья ограды на аккуратные клумбы парка и умчалась, едва завидев грозного эсэнэсовца, направлявшегося к ней. Наверное, осмелилась оставить производство, чтобы полюбоваться цветами, нарушила дневной комендантский час и получит теперь заслуженный нагоняй.
