Владислав Русанов - Импровиз. Сердце менестреля
Менестрель задохнулся от ярости, но продолжал сидеть все в той же позе. Главный сыщик знал, куда ударить. По самому больному. Сколько раз Ланс давал себе зарок – выбросить из головы эти зеленые глаза, эту улыбку, ангельский голос. И всякий раз проигрывал. В конце концов пора прекратить обманывать самого себя. Как бы ему ни хотелось покинуть мир свободным, как утренний ветерок над гаванью, чувство сковало его сильнее, чем кандалы, держало крепче, чем запоры герцогских подземелий.
– Что я должен говорить? – спросил он наконец, едва-едва разжимая зубы.
– Скажете, что повстречали его светлость в кабаке. Ни для кого не секрет, что пран Гворр любил гульнуть среди простонародья, полагая, что его никто не узнает. Но вы его узнали. Заговорили. Завязалась ссора. Оба обнажили клинки. Волею Вседержителя, вы оказались удачливее. Этот рассказ ни у кого не вызовет сомнений.
«А ведь альт Раст прав. Ни у кого… – подумал Ланс. – И только мы с ним будем знать, что я взойду на плаху лжецом. Ну и пусть».
– Согласен, пран Гвен. Я согласен. Пусть все будет, как вы желаете.
– Надеюсь, вы не будете держать на меня зла?
– Буду, – честно ответил Ланс, кляня себя за предательски охрипший голос. – Но пусть вас утешит, что недолго. Когда, кстати, назначена казнь?
– Через неделю. Сразу по окончании поста. На полдень. Площадь перед дворцом. Праны из Дома Охряного Змея рассчитывают на огромное скопление народу. По традиции, накануне казни вас ожидает праздничный ужин. За мой счет. Не хочу вводить в расходы правящий Дом. Какие-нибудь особые пожелания?
Менестрель подумал немного.
– Пран Гвен, я здесь скоро месяц. Все в той же одежде. Мне кажется, что я воняю, как райхемский пастух. Говорят, они там вовсе не моются и полагают, что все болезни от воды и мыла. Понимаю, что просьба моя может показаться слишком наглой, но я хотел бы иметь возможность почиститься, умыться, расчесать волосы и бороду перед смертью.
– Вы правы, – кивнул альт Раст. – Не вижу в вашей просьбе ничего, выходящего за пределы возможного. Кажется, вы немного выше меня и тоньше в кости… Тогда придется подождать. Ближе к установленному сроку вам принесут одежду, белье и теплую воду. Вот с бритвой, извините. Не могу. Мне не улыбается объяснять завтра пране Леахе, почему сорвалось их развлечение. Были случаи, когда приговоренный к смерти вешался на гашнике, вытащенном из штанов. А уж бритва… – Он развел руками.
– Покончить жизнь самоубийством накануне казни? – через силу улыбнулся Ланс. – Клянусь святым Кельвецием, мне такое и в голову не пришло бы!
– Знаю я вас, людей искусства. Сейчас не пришло, а потом вдруг придет. Только ради того, чтобы досадить Охряному Змею.
– Да? Как-то не подумал… Ну, раз нет, так нет. Расческу мне могут дать? Деревянную, чтобы не порезался.
– Это будет обязательно. – Пран Гвен замялся. – Помнится, вы…
– Шпага… – едва слышно прошептал Ланс.
– Да, шпага – последняя реликвия Дома Багряной Розы.
– Не отдавайте пока никому. Пусть пока побудет у вас.
– Пока… А потом? Когда отдавать? У вас есть несовершеннолетние бастарды?
– Насколько мне известно, нет. И слава Вседержителю.
– Так кому тогда…
– Вы знаете прана Деррика альт Горрана из Дома Лазоревого Кота?
– Знаю, и очень хорошо.
– Значит, вы знаете, что он недавно женился.
– Да. Пран Деррик взял в жены прану Реналлу из Дома Желтой Луны. Ту самую.
– Когда-нибудь у них родится сын. Вот ему и отдайте, пожалуйста, мою шпагу.
Глаза альт Раста округлились.
– Более чем странное желание. Вы думаете, я вечно буду служить Аркайлу так, как служу теперь?
– Если не вы, то кто же?
– Ну, положим, ваши предположения имеют под собой твердую почву и меня не пнут под зад коленом, освобождая место для приехавшего из провинции троюродного племянника праны Леахи. В каком возрасте сын прана Деррика должен получить вашу шпагу?
– Пускай будет двенадцать лет. Самое время для парня взять в руки настоящее оружие.
– Не спорю. Знаете ли, ждать нам не так уж и долго. У праны Реналлы есть сын. Правда, ему нет и полугода.
Быстрый взгляд менестреля показал альт Расту, что его собеседник поражен. Но Ланс сдержал чувства, ничем, кроме непроизвольного взгляда, себя не выдав.
– Тем больше надежды, что вы исполните мое поручение, не так ли, пран Гвен?
– Совершенно верно. Обещаю вам. Я исполню. Даже если буду доживать век на покое в загородном замке. Позвольте, я провожу вас…
Гвен альт Раст встал с кресла и жестом предложил Лансу шагнуть за порог.
Надзиратель ждал их за дверью.
В молчании они прошагали по коридору.
На соломе сидел алхимик.
– А что со мной? – писклявым от волнения голосом поинтересовался он, увидев главу тайного сыска.
– А что ты? Ты сидишь до особого распоряжения, – резко бросил альт Раст. – У тебя же редкое умение – пузырек швырнул, и дома как не бывало. Может, тебя на войне будут использовать. Ни у одного князя или герцога такого бойца не было. И наверное, уже не будет. Так что жди… Вам же, пран Ланс, я пришлю завтра священника. С утра, если хотите, конечно.
Пран Гвен поклонился и ушел.
Ланс присел рядом с Прозеро. Темница казалась совсем пустой, а потому непривычно холодной. Хотя тепло тут не было никогда.
– Чем там закончилась история с Глазом Тигра? – робко поинтересовался алхимик.
– Что?
– Ну, ты про алмаз рассказывал… Вернее, вы с Коло рассказывали.
– А что, очень интересно?
Прозеро пожал плечами.
– Не так, чтобы умирать от любопытства, но все-таки…
– Ладно, слушай… Хотя нет. Мне стало неохота пересказывать всю историю.
– Ну, хотя бы чем закончилось?
– Глаз Тигра в конце концов попал в Браккару. Король, к слову сказать, дедушка нынешнего тер Шейла, вначале хотел вставить его в корону. Но ни один человек в мире не может назвать браккарцев дураками. Он не захотел повторять судьбу тех сотен людей, через чьи руки прошел алмаз, и бросил его в море. В проливах между Браккарскими островами есть места, где дна не достает ни один лот. Теперь Глаз Тигра покоится в одном из таких мест. Король невзначай обронил камень за борт, а точные сведения, где именно, унес с собой на тот свет. Вот так вот…
– Да… Печально.
– Почему? Ты хотел, чтобы Глаз Тигра продолжал убивать людей?
– А он не убивал. Люди сами себя убивали. Они это делают постоянно. Не было бы в их руках алмаза, они все равно нашли бы причину, по которой нужно сунуть кинжал под ребро ближнего своего. А алмаз – совершенство сам по себе. Самый прозрачный из драгоценных камней, самый твердый, самый блестящий… Перечислять его достоинства можно долго. И теперь он лежит на дне морском. А все из-за человеческой жадности.
Прозеро нахмурился и замолчал, уткнувшись подбородком в колени.
Задумался и Ланс. Алхимик невольно заставил его сравнить себя с Глазом Тигра. «Великий Ланс альт Грегор, несравненный Ланс альт Грегор, единственный и неповторимый Ланс альт Грегор»… И чем же все закончится? Плахой и взмахом топора. И небытие… Оставит ли он после себя память? Музыка вещь призрачная и эфемерная. Два-три поколения – и люди ее забудут. А если и будут наигрывать какие-то мелодии, как Проглот «Золотые поля Унсалы», то авторства никто и не вспомнит. Скажут: «Кто такой Ланс альт Грегор? Не знаем никакого Ланса альт Грегора, а эту песню испокон веков пели на сельских застольях…»
Менестрель вспомнил об окарине, которую до сих пор сжимал в кулаке.
Он медленно разжал пальцы и потянулся к магии.
Вскоре в подземелье зазвучала новая мелодия. Грустная и прерывистая. Если бы ее кто-то мог услышать, кроме парочки надзирателей и «безумного алхимика», то песню непременно бы назвали «Прощание мастера».
afflitto
Регнар альт Варда недоуменно разглядывал обвитое ленточкой письмо, не решаясь сломать печать со вставшим на дыбы единорогом. Принесший его гвардеец в желтом плаще с черным единорогом на плече молча поклонился и удалился восвояси, оставив стоять с раскрытыми ртами всех работников и посетителей «Трех метел».
Лысоватый, с темными мешками под глазами и блестящим лбом хозяин гостиницы подошел к бывшему магу-музыканту с нескрываемым любопытством. Вообще-то он относился к Регнару с двойственными чувствами. С одной стороны, полунищий постоялец, отказывающийся из непомерной дворянской гордости от предложенной работы – развлекать по вечерам гостей. С другой стороны, пран из старинного рода, много лет прослуживший при дворце, наверняка обладающий множеством полезных знакомств. А то, что временно угодил в опалу, так с кем не бывает? Пройдет время, и о нем вспомнят. Тогда, глядишь, и он не забудет всех тех, кто проявил участие, когда ему было тяжело.
– Что там? – прошептала Анне, прижимаясь к локтю Регнара мягкой грудью.
– Если бы я знал…
– Так ломайте печать, пран, – вмешался хозяин гостиницы. – Вдруг там приглашение во дворец. Герцог сменился, почему бы ему не простить тех, кого прогнал его дед?
