Вера Петрук - Чужая война
Медом в воздухе не пахло, и Арлинг задумался. Возможно, Дак был прав, и Каньон помимо звуков заставлял чувствовать еще и несуществующие запахи. Но если песни можно было объяснить действием ветра на камни, то откуда брались зловоние ахаров и аромат меда? О слуховых галлюцинациях он слышал, а пару недель назад даже испытал сам – в гостинице, когда на крыше башни ему померещился Даррен, – но воображаемые запахи ему чувствовать не приходилось.
– О, отрадная ночь! Сладкое блаженство тебе! Ты, как возлюбленная, успокоишь пламенные порывы страсти… – затянул иман, и Арлинг подумал, что Дак тысячу раз прав. Он предпочел бы снова встретиться с керхами в деревне под Фардосом, чем слушать близкого, но недосягаемого человека.
Чтобы отвлечься от голосов прошлого, Регарди догнал Сейфуллаха. Мальчишка увлеченно болтал с Евгениусом. Вернее, говорил Аджухам, а драган угрюмо отмалчивался. Сейфуллах давно сделал его объектом своего остроумия, рискуя вызвать гнев командира, но пока командир проявлял удивительное терпение. Это было странно, так как Аджухам выбирал весьма опасные темы. В начале недели он ругал драганские клинки, вчера возмущался согдарийской кухней, а сегодня его потянуло на женщин. Правда, с критики он очень скоро перешел на комплименты, так как драганские дамы ему нравились. Иногда халруджи казалось, что мальчишка специально забивал себе голову всякой ерундой лишь бы не думать о том, куда они едут и зачем.
– И давно ты ее знаешь? – понизив голос, спросил Аджухам командира. – Что у тебя общего с Терезой Монрето?
Сейфуллах перешел с Евгениусом на «ты» еще в начале пути, несмотря на все попытки драгана вернуть прежнюю дистанцию. В конце концов, командир сдался, тоже став называть Аджухама на «ты», в результате только закрепив победу мальчишки. Как бы там ни было, но вопрос о Терезе был задан зря. Арлинг покачал головой, предчувствуя грядущую ссору, однако Евгениус его удивил.
– Я знал ее еще до того, как уехал в Сикелию, – отозвался драган в порыве внезапного откровения. – Как была стервой, так ей и осталась. Ее настоящая фамилия – Монтеро. Она одна из тех богачек, которые могут позволить себе все, а тратят жизнь на комнатных собачек или, в ее случае, на бабочек. Ее отец – Казначей, глава Финансового Совета Империи, этим все сказано. Тереза та еще штучка. Я покинул столицу, когда она создавала движение женщин за право голоса в Судейской Палате, но это было смешно, потому что его даже не все лорды имеют. Не знаю, чем все закончилось, но каждый раз, когда я попадал в Согдиану, Тереза снова была на виду, а все говорили: «Ах, как это необычно! Построить дом из раковин Арвакского моря! Вы слышали? Только на один пол потребовалось пять тысяч ракушек!». Или: «Как? Вы еще не купили новые духи от Терезы Монтеро? Говорят, в них добавлены фекалии сикелийского леопарда. Но запах божественный!». Или: «Новая школа Тереза Монтеро для мальчиков – это будущее системы образования Согдарии. Дети познают мир вместе с животными, удивительно!». В общем, девочка развлекалась, как хотела, но, мне кажется, по-настоящему ее всегда интересовали только бабочки.
– Хм, какая разносторонняя личность, – задумчиво протянул Сейфуллах. – Неужели никто до сих пор не предложил ей руку и сердце? Или Тереза меняет мужей так же быстро, как увлечения?
Евгениус усмехнулся.
– Когда-то она была повенчана с сыном Канцлера. Но до свадьбы дело не дошло, хотя их собирался венчать сам Император.
– Вот как? – удивился Аджухам. – С тем самым малым, которого покалечил принц Дваро? Или который заболел? Я так и не понял, что с ним стало.
– Ага, – кивнул Евгениус, и Арлинг почувствовал, что у него вспотели ладони. И почему Сейфуллах не слышал голоса из Каньона, как остальные путники? Сейчас бы внимал всяким песнопениям и не приставал к командиру с дурацкими расспросами.
– Никто не знает, что с ним случилось на самом деле. Впрочем, просто так люди не исчезают. Про парня много слухов ходило, но, сдается мне, все они были распущены самим же Канцлером. Старик умеет скрывать правду, в этом вся его жизнь. Вот что любопытно. Меня как-то перевели в один отряд, а в нем служил рядовой по имени Даррен Монтеро. Скоро мне удалось выяснить, что он сын Казначея, брат нашей Терезы. Его разжаловали из офицеров в рядовые, а причина, записанная в бумагах, была весьма надуманной. Нарушение дисциплины или что-то подобное. К чему все это говорю? А к тому, что Даррен был близким другом сына Канцлера. Об этом всему двору было известно. Не знаю, в чем там на самом деле провинился младший Монтеро, но сдается мне, причина была связана с исчезновением его друга, потому что, если верить бумагам, произошло это примерно в одно время. Один бесследно исчезает, а другой падает с карьерной лестницы на самое дно. Сыновьям лордов обычно сходили с рук куда более серьезные проступки, чем нарушение дисциплины. Могу поклясться, что между двумя друзьями что-то произошло. Да и Тереза слишком быстро изменила мнение о бывшем женихе. Если раньше она с него пылинки сдувала, то сейчас одной грязью поливает. Иногда мне кажется, что Тереза или Даррен, а может, оба они, как-то связаны с исчезновением Арлинга. Но правды мы, увы, не узнаем.
– Его звали Арлинг? – с интересом спросил Сейфуллах, и Регарди почувствовал, что покрывается красными пятнами. Он и предположить не мог, что Евгениус окажется настолько сведущим. И настолько близким к истине.
– Я и не помню уже, как его звали точно: Арлинг или Аран, – отмахнулся командир. – А может, Аркин. Кстати, этот Даррен себя в обиду не дал. Мы с ним встречались потом в разных местах Империи, и его дела шли в гору. Он хорошо зарекомендовал себя в Арвакских войнах, дослужился до капитана, и говорят, без всякой помощи отца. Потом, правда, я его потерял. Может, в штабе осел или служит где, но его история не дает мне покоя.
«Зря ты вспомнил о Даррене, командир Егвениус», – подумал Арлинг, потому что едва драган произнес имя бывшего друга, как каньон тут же отозвался хриплым голосом Маргаджана, который с легкостью заглушил все остальные звуки. Даже Магда замолчала. Даррен читал строки из септории, разбрасывая над пропастью резкие, колючие слова, легко цеплявшиеся за отвесные склоны. От них пахло септорами и смертью. Керхи верили, что если произнести в пустыне имя врага, то можно наделить его силой, забрав ее у себя.
Регарди напрягся, внимательно прислушиваясь к звукам такыра. Тихо шуршала глина под лапами верблюдов, тоскливо перебирал сухие стебли чебриуса ветер, едва слышно шипели бурдюки, сражаясь с палящими лучами солнца, молчаливо возвышалась на горизонте громада Малого Исфахана. Незримая опасность ощущалась в воздухе так сильно, словно ему в спину целился из лука кочевник. Хотя, возможно, это снова зудела татуировка.
Голос Маргаджана то стихал, то снова набирал силу, но теперь из каньона доносился только он. Помянув недобрым словом керхов и их суеверия, Арлинг пустил вперед верблюдицу, обогнав Сейфуллаха с Евгениусом. Они по-прежнему обсуждали женщин, правда, Терезу уже не трогали.
Отъехав на десяток салей, Арлинг остановился. Если ему не изменяли чувства, а вонь ахаров еще не лишила обоняния, то дорога уходила вниз. Он нахмурился. Сейфуллах не говорил, что они будут спускаться в Каньон. Идти вдоль него – одно дело, но направляться туда, откуда раздавалось шипение септоров и хриплый голос Даррена-серкета, – совсем другое. Слишком многое указывало на то, что им лучше было бы выбрать другой путь.
– Это единственное место, где можно пересечь Каньон, – ответил на его немой вопрос Сейфуллах. – Иначе будем тащиться суток трое. А так, мы покинем это проклятое место уже завтра.
– Плохая идея, – Арлинг придержал верблюда, помогая Аджухаму спуститься. – Тропа слишком узкая. Мы будем на ней торчать, как куски мяса на вертеле. Керхи смогут обстрелять нас с любой стороны.
– Что-то ты разнервничался, слепой, – вмешался Издегерд. – Местность хорошо просматривается, кочевников не видно. Не наводи паники, и без тебя коленки трясутся. Я лично за то, чтобы пройти эту бездну, как можно быстрее. Что это там виднеется? Мост?
– Ага, – кивнул Аджухам, подходя к краю и оглядывая развернувшееся пространство. – Сначала будем спускаться по склону, тропа узкая, но прочная, вырублена прямо в скале, от Древних осталось. По ней идти минут двадцать. Главное, верблюдов перевести. Потом мост. Четыре года назад, когда я проходил этой дорогой с караваном отца, он был крепче новых причалов Самрии. И не заметим, как пройдем. А дальше до Холустая рукой подать.
– Ладно, пошли, больше времени на болтовню тратим, – распорядился Евгениус, спрыгивая с верблюда. – Животных нужно привязать друг к другу и закрыть им глаза. Гастро, помоги мне.
– Сейфуллах, я чувствую опасность, – попытался настоять на своем Арлинг, но сегодня чувство осторожности Аджухама уснуло крепче обычного.
