Владислав Русанов - Братья крови
– Откуда ж я знаю? Я Серёге поручил за твоим домом приглядывать, а то ты о каких-то решетках разговор завел. Не успел он подъехать, как этих заметил. Они на грузовике приехали, снизу от Днепра. Мне отзвонился, я бегом собрал наших и сюда.
– Как я, дурень бестолковый, не заметил, что машины нет под подъездом? – развел руками слуга. – Теряю форму…
– Третий раз за неделю – это уже слишком, – сказал я. – Кто бы они ни были, эти типы совершили ошибку. Теперь я начну охоту. Пускай они – трононосцы Ниннкигаль или предвестники чумы!
– Кто-кто? – удивился Афоня и тут же махнул рукой – мол, что с контуженого взять?
– Ты, Анджей, не стесняйся, если помощь потребуется, – просто, но искренне проговорил Семен. – А сейчас нам уходить надо. И так нашумели – мама не горюй! Можешь у меня пожить пока. Завтра подумаем, как дальше быть.
Я покачал головой:
– Мне нужна укромная нора – я теперь волк-одиночка.
– Ну как знаешь… Ты на колесах? Тогда держи адресок, – Семен полез за пазуху.
– Вы тут прощайтесь, а я пошла, – Василина вздохнула, в два шага поравнялась со мной и шепнула на ухо:—А девочку инициируй… Это я тебе говорю! Хватит по Агнешке сохнуть.
До «Хетчбэка» я добрался, опираясь на плечо Жанны и карабелу.
– Ноутбук я под сиденье засунула, – быстро пояснила девушка.
– Умница. Спасибо.
– Как же мне было страшно, – она взялась за руль, но трогаться с места не спешила. – Когда в кино стреляют и взрываются – это весело и интересно. А в жизни… Да! Она Агнешкой ту принцессу назвала? Ну ту, чей портрет у тебя висит?
– Висел, – поправил я девушку. – Он сгорел, как и все в моем доме. Но, может быть, это и к лучшему? Так проще начинать с начала, с чистого листа.
– А мое имя есть на твоем листе?
– Есть, – я протянул руки и погладил ее по щеке. – Причем вписано оно большими буквами. В заголовок.
– Ну тогда, – она улыбнулась, – поехали, рыцарь-вампир. К новой жизни.
Двигатель мягко заурчал, отзываясь на поворот ключа.
– Куда едем?
Заглянув в бумажку Семена, я назвал адрес.
Часть вторая
Кто с мечом к нам придет
Пролог
«Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут…»[73]
Год 1240 от Рождества Христова
Серое утро занималось над рекой, зажатой между дремучими лесами. Мокрые камыши гнулись к неподвижной, черной и густой, будто масло, воде. Лучи рассветного солнца пытались пробить плотную завесу тумана, но всякий раз отступали бессильные что-либо сделать, будто легкая конница перед строем щитоносной пехоты.
Обширный лагерь, разбитый на пологой излучине, еще спал. Лишь кое-где топтались с ноги на ногу озябшие часовые, да у коновязи фыркали и мотали головами кони. Полотнища боевых знамен и вымпелов напитались влагой и обвисли жалким тряпьем. От капелек тумана блестели шатры, составленные «костром» копья, протазаны и алебарды, щиты и конская сбруя.
Не пели птицы, не шумели ветвями деревья, не плескала волна, лениво обегая черные крутобокие корабли с высоко задранными форштевнями, каждый из которых украшала голова чудовища – драконы, грифы, оскаленные волчьи и медвежьи морды.
Мертвая тишина предвещала беду. Она тянулась к спящим воинам и беспечному от излишней самоуверенности, не иначе, военачальнику, мирно сопевшему в огромном шатре, украшенном двуцветными, золото с лазурью, флажками.
В леденящем безмолвии пронзительно прокричала сойка.
Ближайший к лесу часовой поежился, покрепче перехватил протазан, пробежал взглядом по опушке и вновь нахохлился, как мокрая курица, поглубже натянув на уши войлочный колпак.
Лень и усталость сыграли с ним злую шутку.
Сойке ответил протяжным криком удод, и подлесок пришел в движение. Бесшумные серые тени вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее двинулись к спящему лагерю.
Сто шагов.
Семьдесят.
Пятьдесят.
И вот, уже не скрываясь, в чащобе загудел охотничий рожок.
Дробно застучали тетивы по кожаным рукавицам, засвистели стрелы. У многих из них позади наконечника горела пакля, пропитанная жиром.
– Бей их, ребятушки!!!—хрипло выкрикнул коренастый бородатый воин в шлеме с бармицей и кожаном бахтерце.
Со звериным рыком вооруженная толпа обрушилась на ближайшие к опушке шатры.
Все часовые погибли в считаные мгновения, не успев поднять тревогу. Спящих воинов выручили кони, рвущиеся с недоуздков и отчаянно ржущие при виде огня, разгорающегося то здесь, то там от воткнувшихся стрел.
Навстречу атакующим начали выбегать наспех одетые и вооруженные воины – к счастью, многие из них легли не раздеваясь из-за промозглой погоды.
Самые расторопные погибли раньше других. Отставшие принялись строить стену щитов и в конце концов сумели если не остановить, то придержать врагов. Теперь уже пошел настоящий бой. И с той, и с другой стороны сражались как воины в добротных кольчугах и шлемах, вооруженные прямыми мечами, секирами и шипастыми булавами, так и обряженные в меховые накидки дикого вида простолюдины с рогатинами, плотницкими топорами, ослопами.
Одни пытались проломить неровный строй, ощетинившийся копьями и протазанами, а вторые – удержать его, сдвинув щиты как можно плотнее. Какое-то время чаша весов, отмеряющих воинскую удачу, колебалась, но бесконечно так продолжаться не могло. Ярость нападавших, помноженная на несомненный талант их предводителя, направившего в решающий момент конный отряд во фланг оборонявшимся, дала себя знать.
В тот миг, когда рассыпавшиеся веером всадники врезались в пеший строй, резкий порыв ветра разорвал обложные тучи, и тонкий луч солнца упал на меч, воздетый вождем к небесам. Клинок вспыхнул, будто был отлит из чистого золота.
– Слава! Слава Александру! – взревели сотни глоток. – Веди нас, Ярославич!
Навстречу русскому князю двинулся клин тяжеловооруженных конников под желто-голубым знаменем.
– Dаr Birger? Birger trotsade!!![74] —громовым голосом провозгласил Александр.
И шведский ярл не заставил себя долго ждать.
– Jag аr hаr, den ryska prinsen![75] —ответил зять короля Эрика[76], мечом показывая своим рыцарям, что надо бы расступиться.
Вожди пришпорили коней. Под Ярославичем гарцевал снежно-белый долгогоривый жеребец, а под предводителем шведского войска – раздувал ноздри огромный вороной зверь с мохнатыми боками.
Все решилось очень быстро. Неповоротливый, рассчитывавший на грубую силу ярл только заносил меч, а гибкий, словно барс, Александр, поравнявшись с ним, привстал в стременах и обрушил клинок на украшенный плюмажем шлем.
Сила удара была такова, что швед рухнул как сноп. Только сапоги мелькнули над седлом. Но и меч Ярославича не выдержал, жалобно зазвенел и переломился посредине. Князь не растерялся, бросил под копыта коня рукоять с торчащим из нее угловатым обломком и, выхватив из ременной петли палицу, продолжил бой, сокрушая врагов направо и налево.
Поражение военачальника посеяло в шведах панику. Лишь отдельные кучки продолжали сражаться, а большая часть и думать забыла о сопротивлении, кинувшись к сходням.
Новгородцы с ижорой преследовали их весело, с огоньком, рубили, топтали конями, сбрасывали в воду. На плечах беглецов ворвались на несколько кораблей и принялись долбить дыры в днищах.
Рухнул богатый шатер ярла Биргера, королевского зятя.
Чудь и емь[77], шведские союзники и данники, первыми начали бросать оружие и сдаваться на милость победителей. Потомки викингов держались дольше, сплотившись вокруг ярла Ульфа Фаси, бившегося отчаянно и зло, но не получившего ни царапины благодаря отличной воинской выучке и дьявольскому везению, и даже сумели подняться на свои корабли, сбрасывая сходни и обрубая якорные канаты.
Новгородцы им не препятствовали. Повинуясь звуку охотничьего рожка, они отступили к лесу, чтобы отдохнуть, перевязать раны, сосчитать павших, а заодно посмотреть – чем ответят враги?
Пленные толпились тут же, затравленно поглядывая из-под шлемов, колпаков и меховых шапок на победителей.
Северные захватчики, получив заслуженную взбучку, не теряли времени. Грузились на корабли и отталкивались от берега. Будто и не заявлял хвастливо ярл Биргер: «Если можешь, то сопротивляйся мне – я уже здесь и беру в плен землю твою».[78] Следует отдать шведам должное, налегать на весла они не спешили – собирали своих: и тех, кто отстал и задержался на берегу, и тех, кто спасался с потопленных судов. Правда, про финнов и мурому они как-то между делом забыли. Ну да в таком деле, как отступление после разгрома в сражении, каждый сам за себя.
Наконец, черные драконоголовые корабли медленно двинулись по маслянистой глади Ижоры к Неве. Без прежнего гонора и задора. Так лохматый кобель, сунувшийся на чужое подворье и повстречав равного себе по силе хозяйского пса, удирает поджав хвост, оставив в пыли клочья шерсти и непомерную наглость.
Отправив ижорских рыбаков на быстрых лодочках проследить – бесповоротно ли убрались шведы или надумали где-то поблизости остановиться, чтобы зализать раны, – Александр с верной дружиной и новгородскими боярами спустился к воде. Победителям досталась неплохая добыча. Шатры и утварь, оружие и доспехи, кони, купленные не иначе как в Ганновере, множество знамен, бочонки с вином и пивом. Конечно, со всего этого не разбогатеешь, но в Господине Великом Новгороде и без того серебра куры не клевали. Здесь важно другое. Воинская слава, она зачастую важнее достатка бывает. Бежит вперед князя и распространяется вширь так скоро, что и на коне не догонишь. И защищает город так же надежно, как и щиты с мечами.
![Джон Уиндэм - День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается]](/uploads/posts/books/59307/59307.jpg)
