Анна Виор - Легенда о свободе. Крылья
Когда они переходили Кружевной мост, возвращаясь назад к Пятилистнику и Академии Силы, уже начинало смеркаться.
Все выглядели довольными и возбужденно переговаривались. Парни дружески хлопали по плечам Тико, а тот сиял от такого внимания. Мах попытался приобнять Лючин, за что получил по рукам.
Они все сроднились за этот день, словно побывав в бою. Но Элинаэль все равно чувствовала себя чужой. Она шла последней, размышляя о том, получится ли у нее что-нибудь или же она с позором уйдет и этот день будет последним днем с этими ребятами…
Мастер Кодонак присоединился к ней.
– Ты готова? – спросил он, и она, посмотрев на него большими перепуганными глазами, замотала отрицательно головой.
Кодонак вздохнул и объявил:
– На сегодня все свободны! Завтра жду вас у входа в Академию Искусств.
Ученики выпучили глаза:
– А там мы что забыли?
Кодонак только хитро улыбался.
– А Элинаэль? – спросила Лючин, когда все уже собрались расходиться. – У нее-то что за Дар?
Элинаэль закусила губы. Мастер Кодонак положил руку ей на плечо и ответил:
– Смотрите сегодня, когда стемнеет, почаще в сторону Тасии-Тар. И если завтра кто-то скажет мне, что у нее за Дар, и скажет правильно, тому я дам один пламень и позволю пропить его в самой отвратной забегаловке Города Огней. А может, даже покажу, где расположена эта отвратная забегаловка…
Парни одобрительно зашумели, а Лючин весело отозвалась:
– А если я догадаюсь, вы позволите подстричь вам волосы, Мастер Кодонак?
– Нет, Лючин; ты что, не знаешь легенд: в волосах моя Сила! Когда у меня выбивают меч – я дерусь своей косой; знаешь, сколько врагов я ею задушил?!
Под дружный хохот все, кроме Элинаэль и Кодонака, разошлись.
– Спасибо, – выдавила Элинаэль, – я бы не смогла сегодня ничего сделать.
– Рано благодаришь, я не оставлю тебя в покое, девочка! Просто убрал лишних зрителей. Сам я ни за что не соглашусь пропустить случай посмотреть на работу Мастера Огней.
Они стояли на Кружевном мосту и глядели в протекающую внизу воду. Ночь опускалась на город, и множество огней загорались то тут, то там.
– Его следовало бы назвать Городом Тысячи Огней, – задумчиво сказала Элинаэль, завороженная зрелищем.
– Может, и следовало, если бы такие, как ты, рождались почаще. Попробуешь?
– Попробую.
– И постарайся не поджечь Дворец Короля-Наме… – пошутил было Кодонак, но тут же осекся, испугавшись, что девушку его шутка смутит.
Она сердито взглянула на него. Неужели он думает, что она какая-то трусливая мягкая глупышка, без чувства юмора? В конце концов, у нее боевой Дар!
Элинаэль откинула голову назад, наполнилась Силой, позволила Дару распуститься, увидела огонь, пылающий внутри – там, где солнечное сплетение, позвала этот огонь, и он побежал жидкими струйками по ее груди, плечам, по сгибам рук – к кистям и пальцам. Она протянула руки над рекой, и с каждого ее пальца сорвался огонек. Десять светлячков полетели куда-то вдаль, но Элинаэль не отпускала их, она чувствовала незримую нить, тянувшуюся к каждому. Она заставляла их двигаться над водой. Она создала еще десять огоньков, потом еще десять. Когда их стало много, она принялась сплетать из них узоры, приказывала им подниматься высоко к облаками и падать огненными птицами к реке. Выстраивала их в образы цветов и деревьев, башен и замков, диковинных птиц и зверей. Она была счастлива сейчас как никогда ранее. Ее огни танцевали затейливый танец, водили хороводы и рассыпались в разные стороны негаснущими искрами.
Элинаэль собрала все пальцы вместе и поднесла к губам: огоньки соединились и превратились в пламя, такое же, как на знамени Тарии. Золотое пламя на синем фоне воды в Тасии-Тар. Затем они рассыпались в стороны, и девушка с сожалением отдала их воде. Огоньки зашипели, погибая, а Элинаэль пошатнулась и упала в руки Кодонака. Он смотрел на нее с искренним восхищением. И что-то еще было в его взгляде…
– Это не было похоже на проявления боевого Дара… Так – зрелище, – сказала Элинаэль, когда они с Мастером Кодонаком сидели в уютном заведении на другом берегу реки, куда он привел ее, вызвавшись накормить до отвала после оттока Силы.
Мастер пристально смотрел на нее: казалось, он изучает черты ее лица. Ее слова вывели его из задумчивости, и он улыбнулся кончиками губ:
– Зрелище? А скажи мне, Элинаэль, чего хотели твои огоньки?
Элинаэль удивилась этому вопросу, но ответ она знала:
– Просто гореть… Они хотели жить…
– Они хотели просто гореть. А если бы ты направила их не в воду, а в то, что может гореть, что бы тогда случилось?
– Они подожгли бы это… – выдохнула девушка, – как тогда, когда начался пожар…
– Дар чувствует то, с чем работает, неведомым для нас образом узнает его природу, понимает его голос. – Кодонак задумчиво постукивал пальцем по кончику носа. – Мой Дар понимает меч и понимает битву. Когда я беру в руки меч, я слышу его голос, знаю, для чего он существует, чего он желает. Есть мечи, которые не хотят ничего, кроме смерти, – такой, наверное, попался сегодня Марилу, а он еще не очень хорошо умеет контролировать Силу; меч становится частью тебя, и ты чувствуешь его желание и страсть так, как будто это твои собственные стремления или эмоции. Когда приходит голод, который так хорошо знаком всем Одаренным, ты думаешь только об одном: как его утолить. Долго жаждущий человек тоже ни о чем другом думать не может – лишь о глотке воды. Бывает, что такое чувство, как любовь, толкает нас на странные поступки, и редко кто может этому противостоять. Есть мечи, которые хотят больше показать себя, нежели напиться крови. Такой меч хорош для учебных поединков, но в бою он почти бесполезен… Но я увлекся. – Кодонак отхлебнул из своей чаши немного вина и продолжил: – Мастер чувствует то, с чем работает. Я – меч, ты – огонь. Я могу услышать голос оружия и направить его туда, куда мне нужно. Меч словно говорит мне: «Я хочу убивать!», – а я отвечаю: «Тогда убей вот этого!» – и направляю его на врага. Так же и ты можешь приказать своим огням гореть и зажигать то, что тебе нужно. Огонь не желает отомстить, убить или навредить, он просто желает гореть. Поэтому многие теоретики до сих пор спорят о том, к какому Пути относить Мастера Огней.
– Но как же Мастера Стихий? Почему только разрушение? Ведь стихии не желают только разрушать!
Элинаэль видела, что ему интересно отвечать на ее вопросы. Его глаза блестели, когда он объяснял, говорил о том, что волновало и его самого, о чем он размышлял многие годы.
– Вода желает течь, ветер – дуть, камень – лежать на земле, а если он не на земле, то стремится к ней. Мастера Стихий используют эти стремления. Ветер не желает огибать здания, или скалы, или деревья, когда он дует, он хочет, чтобы его путь был свободен; камням, которые не в самой земле, а, например, в каком-то ряду из кладки стен здания, необходимо упасть. Вода ищет свое русло. Сегодня я сказал, что Мастеру Стихий нужно думать, и это правда: чтобы понять, как использовать то, к чему стремятся вода, ветер и камни. Мастер Стихий освобождает материю, возвращая ее к природному состоянию, Мастер Строитель – наоборот, пленяет ее, изменяет ее природные свойства, он может заставить лед не таять, песок – не рассыпаться, мрамор – плавиться.
– Ваш Дар тоже может работать со стихиями? – спросила Элинаэль.
– Совсем немного… Я с ними, может, чуть лучше, чем Тико с мечом… – Кодонак засмеялся.
Элинаэль смотрела на него и чувствовала себя маленькой девочкой рядом с отцом, защищенной, окруженной его заботой. Никто и никогда больше не обидит ее, и она не останется одна.
Глава 13
Тарийский лес
Вирд
Вирд падал куда-то в темную бездну, он судорожно размахивал руками и ногами, пытаясь ухватиться за что-нибудь, откинул голову и… ударился ею.
Вирд застонал и проснулся; он привстал с расстеленного на земле одеяла, потирая ушибленное место.
Последнее время ему плохо спалось. Ему снилась кровь, так много крови… лившейся с неба, словно дождь, струившейся ручейками по земле, устланной чем-то белым, похожим на то странное вещество, которое он впервые увидел в горах на перевале: его называли снегом. Снег был холодным и мокрым; когда Вирд брал его в руки, он слипался, а затем превращался в воду… Горячая кровь во сне оставляла в рыхлом снегу алые борозды и стекалась в большое, похожее на чашу озеро в скале, оно лишь начинало наполняться. Вирд не видел больше ничего, только кровь, снег и озеро-чашу, но чувствовал так много, что трудно описать: страх… нет – ужас, боль, омерзение от сладковатого запаха крови, тоску о чем-то потерянном навсегда, страстное желание сделать что-нибудь и беспомощность, безысходность и снова боль в теле и в душе…
Во рту пересохло, и Вирд потянулся за флягой, он открыл крышку и поднес было флягу ко рту, затем остановился, вылил несколько капель себе на ладонь, попытался рассмотреть их при лунном свете, затем принюхался… Нет, это не кровь – это вода… Он сходит с ума? Сон… Только сон. Вирд жадно напился и смочил лоб.
