Ли Виксен - #Меня зовут Лис
В страхе перед огнем есть что-то первобытное, что глубоко сидит в каждом из нас. Но также и завораживает. У огня есть боги и храмы, мы впустили его в свой дом: даем обогревать нас ночью и готовить нашу пищу. Но иногда… Да, иногда мы вспоминаем, что это наш враг.
Церковь полыхала на фоне сгущающихся сумерек подобно столбу пламени. Дело было, разумеется, в самой форме строения. В каждом городе Церковь Прощения строила свои храмы на один манер: не занимающий места в длину и ширину храм, как копье, пронзал небо, возвышаясь на десять, а иногда и более этажей. Нависая над каждым жителем, эта стела должна была напоминать о пути на небо. По мне, так она вселяла только трепет.
Сейчас Церковь было похожа на огненный меч. И я вспомнила слова Урмальда о том, что ока используют для поджогов магию. Не знаю насчет Извель, но монстр, пришедший с гор, явно поколдовал. Огненные языки жадно лизали черный сланец отделки. Такого при обычном пожаре быть просто не могло. Разве что, если бы все здание натерли каким-нибудь маслом.
Жители с ведрами, храмовники и просто зеваки заполнили каменную площадь перед Церковью. Те, кто пытался потушить огонь, действовали не слаженно, проливая воду и передавая ведра без четкой цепочки. Паника царила не только на лицах, но и в умах людей. Неудивительно – седьмой пожар за семь дней.
Мы прибыли раньше других охотников, и я жадно прочесывала взглядом толпу. Но искать среди этого месива людей неприметного крестьянина было так же невозможно, как найти на гигантской мозаике кусочек с трещинкой. Не говоря уже о том, что день убывал, а небо темнело. Силуэты становились размытыми.
Люди и люди: в шляпах, кафтанах, с водой и без, при оружии и с детьми, женщины-мужчины-старики. У меня начала болеть голова от попытки разглядеть того, кого я видела лишь однажды. На плечо мне вдруг опустилась ладонь.
– Расслабься, – прошептал мне на ухо спокойный голос Атоса. – Смотри не глазами, а умом. Ты найдешь его.
Мой разум заработал, шестеренки завертелись. Спокойно. Поджоги: приюты, церкви, монастыри. Каждый раз здание поджигали изнутри, иначе бы они так не выгорали. Поджигатель бывал внутри. Но в такие здания не каждого пускают. Пустят ли прохожего с улицы в женский монастырь? Нет. Тогда кого же пустят? Разные религии, разные назначения зданий. Что их объединяет? Только то, что там внутри были люди, и все.
– Люди, – прошептала я, пробуя слово на вкус. На губах оседали пепел и гарь.
Что делают все люди? Каждый человек? Дышит, живет, смеется, ест, работает, любит. Ест. Мой взгляд приковала маленькая тачка. Ест. Каждый из нас ест: неважно, монахиня ты или рыцарь Церкви. Маленькая тележка с яблоками свежего урожая. Такая маленькая радость для приютских детей или для усталых от работы монахинь. Каждый из нас ест, а тот, кто привозит еду, должен сам донести ее до кухни – ведь доставка включена в стоимость. Крестьяне всегда так делают.
Я начала двигаться через поток людей, уже не слыша их криков и завываний. Все вокруг стало лишь картинкой – декорацией к крестьянину, лениво опершемуся на тележку. Вокруг царил хаос, а он медленно жевал яблоко. Мужчина средних лет, он не был печален или озабочен, а лишь с любопытством поглядывал на пожар. Меня он заметил слишком поздно.
Я схватила этого неприметного человека и, встряхнув его, заглянула в удивленное лицо. Без сомнения это был тот самый покупатель кятки из деревни. Лишь сейчас память услужливо указала и на бегающие узкие глазки, и на выступающие скулы. Но в лице крестьянина проскользнуло что-то еще. Мне показалось, что передо мной гигантский хорек с горящими глазами.
– Эй, девка. Ты от пожара с ума сошла, что ли, – возмутился крестьянин, но, заметив у меня в руке меч, вдруг замолчал. Теперь он даже не пытался высвободиться из моей хватки. Мужчина прекратил жевать и с вызовом смотрел на меня. Ну да, не показалось: в чертах его лица вновь проскользнула хорьковая морда. Значит, он не человек-голубь, а возможно, их кузен или какой еще близкий родственник.
Крестьянин разглядывал меня так, словно пытался узнать, что именно я знаю. Этот вопрос прямо висел на его противной харе.
– Все, – процедила я сквозь сжатые в ярости зубы. – Я знаю все.
И вдруг он заорал. Просто крик, но настолько громкий, что на нас стали оборачиваться люди. Затем еще и еще. Подтянулись охотники с Урмальдом во главе. Атос стоял неподалеку, держа меч наготове. Когда крик затих, вокруг кроме потрескивания огня, поедающего Церковь, не осталось ни звука. Хорек-крестьянин громко и внятно произнес:
– Ока сожгла здание. Она спряталась у монашек Сефирь. Они спрятали ее из милосердия. Это все ока. Мерзкая грязная гадалка.
Я еще не осознавала, что происходит, но почувствовала, что сейчас случится что-то страшное. Люди были измотаны, напряжены, негодовали. И сейчас они поверили этому лгуну. Вся масса лоточников и храмовников колыхнулась и тут же забыла про пожар. Всего лишь в паре кварталов находилось истинное зло. Вся ненависть, которую они копили семь дней, готова была выплеснуться на чудовище и растереть его в порошок без остатка. Толпа загудев, устремилась к монастырю.
Сносимый потоком, Атос крикнул мне через гул гневных криков:
– Лис! Беги туда! Как ветер! Если хочешь спасти ее!
Я бросила последний взгляд на хорька, он победоносно улыбался. Я могла убить его прямо сейчас, но это не помогло бы. Некому было бы сознаться и оправдать Извель. Взять с собой его я тоже не могла, не было времени. Я расцепила пальцы и нырнула в толпу, которая двигалась к монастырю.
* * *Протискиваясь сквозь тела, я понимала, что теряю драгоценное время. Оно утекало сквозь пальцы как вода. Я была далеко от начала того потока, что собирался затопить монастырь Сефирь в поисках Извель. Людская река, в которой я упорно пыталась плыть, просто несла меня. Необходимо было менять тактику.
Я оттолкнулась от земли со всей возможной силой и оказалась на спине мужчины. Еще два шага и я пошла по головам. Мне что-то кричали вслед, да и бежать по людям не было выходом. Это был шаткий мост, готовый в любую секунду рухнуть. Я метнулась в сторону домов, подпрыгнула и зацепилась руками за балку. Несколько мгновений мне потребовалось, чтобы подтянуться на ней, а дальше дорога была ясна. Крыши!
Сбивая сапогами ненадежную черепицу, которая летела на толпу внизу, я мчалась по крышам за потоком. Я слишком плохо знала город, чтобы самой найти монастырь. Но вот люди внизу знали его досконально. Я в очередной раз играла в погоню за ветром. Мчалась так, что дыхание стало с хрипом выходить из пересохшего горла. То, как плотно стояли дома, и что показалось мне днем крайне уродливым, сейчас спасало мне жизнь. Приходилось перепрыгивать со здания на здание, и будь просвет между ними чуть больше – я могла бы упасть и запросто свернуть шею.
Вдалеке показались обгорелые зубцы монастыря, и я прибавила скорости. Мне надо было обогнать толпу. Вдруг солнце выглянуло из-за туч и осветило тень, бегущую за мной. В ней я увидела длинноногого серебряноволосого мальчика. Шаг сбился, и я чуть не слетела с крыши. Мой Принц, как отголосок моего прошлого, бежал рядом со мной. Лишь размытый силуэт, но все же пугающе реальный.
Откуда возникло это видение? Из твоего сердца, прошептал давно забытый голос маленькой глупой девочки. Разгневанная толпа, одинокая женщина, совсем невиновная, одна против ярости людей. Их злость. Все это напоминает тебе о прошлом, шептала девочка в моем сердце. Я уже не видела тени, бегущей за мной. Зато увидела Извель.
Ока стояла посреди сожженного сада в одиночестве. Ветер трепал ее бесчисленные юбки, которые сами словно языки пламени охватывали ее тонкий стан. Чуть в отдалении стояли монахини, покорно сложив руки ладонь на ладонь.
Я обогнала толпу лишь на пару метров. И я была на два этажа выше. Дома же обрывались. Никаких удобных ящиков или навесов – лишь два этажа свободного падения. На одной из тренировок Атос учил меня падать с меньшим уроном. Что там было? Прими удар не на пятки, а на большее число точек? Запястье, плечо, затем перекатиться. Я мало что помнила. Моя память. О Войя, опять ты прав, Атос!
Я спрыгнула со здания, и это были несколько секунд потрясающего полета. Затем я упала в грязь, и несколько раз перекувырнулась, прежде чем смогла встать на ноги. Одну из них, похоже, я вывихнула. Я подбежала к Извель, чувствуя дикую боль в лодыжке и прихрамывая.
– Какого Войи ты вышла! – заорала я на нее. Но ока стояла невозмутимо, глядя на толпу, которая стала замедляться, но уже была очень близко.
– Мнэ был сон. Если бы я нэ вышла, монахинь бы убили, – она махнула рукой в сторону. – Уходи, Лис’енок, тэперь уже слишком поздно.
– Это мне решать, – прошептала я и, обнажив меч, развернулась к окружавшей нас толпе.
Меня, видимо, не восприняли всерьез, так как один из горожан с нечленораздельными криками бросился на Извель. Ударом слева направо я распорола его горло, и он рухнул на землю, булькая кровью. Эта первая жертва чуть замедлила толпу.
