Ксения Медведевич - Ястреб халифа
Над каждой из трех дверей масджид разлетелся в каменную крошку круглый медальон, разделенный письменами куфи на три лепестка. Печать Али была разбита – и теперь ничто не могло защитить людей, искавших убежища в ее спасительной сени.
– …Вы хотели крови?! Вы ей захлебнетесь!
Тарег чувствовал, что сквозь него дышал кто-то огромный и горячий, – сила пронизывала его столь напряженно, что казалось, из кончиков пальцев вот-вот хлынет кровь. По лицу текли струи пота, позвоночник выгибала судорога, болезненная и сладкая одновременно. Если бы хватило времени, нерегиль успел бы испугаться: через него не могло идти столько силы – а синеватые змейки извивались даже по простому клинку меча смертных.
Не в силах более терпеть эту муку, Тарег закричал – выплескиваясь, выбрасывая в крик все, чем он захлебывался у этих дверей:
Откройся!
Слово на языке нерегилей вспыхнуло шаровой молнией – и ненавистная печать взорвалась в своем каменном круге. В открывшуюся брешь с торжествующими воплями бросились аураннцы.
Все еще задыхаясь и пошатываясь, Тарег вошел в полыхающий тысячами Имен зал – прожилки на розовом мраморе уходящих в бесконечность колонн казались венами на ободранном от кожи живом мясе. Запутанные в резную каменную вязь Имена раняще переливались повсюду – над арками, над дверями, над нишей михраба.
Вокруг метались крики и яркие ткани, взблескивала сталь. Тарег медленно шел через бедственную круговерть избиваемой толпы – словно призрак, бесшумно и безучастно скользя над лужами крови, мимо корчащихся тел и мельтешения истошно вопящих теней. Он направлялся к минбару – высокому каменному возвышению, покрытому красно-сине-золотой резьбой.
Поднявшись по ступеням, Тарег встал во весь рост на кафедре проповедника и огляделся. На гладкой полированной поверхности налоя лежала раскрытая Книга ашшаритов. Мстительно улыбнувшись, нерегиль уперся ладонями и с наслаждением, медленно сдвинул ее к краю – посмотрел и столкнул вниз. Возможно, тяжеленный том упал на кого-то – но среди бьющихся под сводами масджид воплей трудно было расслышать еще один.
С высоты минбара Тарег ясно видел резной золоченый фриз под раковинами свода над священной нишей. Оттуда на нерегиля смотрели девяносто девять Имен, растершие в порошок его свободу и достоинство в то проклятое утро над Мадинат-аль-Заура.
– Аль-Адлю, Справедливый, – тихо проговорил Тарег, дрожа от бессильной ярости. – Аль-Мумииту, Убивающий, – и нерегиль перевел взгляд на бестолково мечущуюся по залу толпу мерзавцев. – Халва и Возлюбленный, надо же… Убивающий – вот это истина, подлые вы ублюдки. Это отучит вас сбегаться на казни…
По белому мрамору налоя хлестнули красные брызги. Тарег положил в них ладони и снова поднял глаза на золоченые переплетения ашшаритской вязи:
– Аль-Мааниу, Удерживающий.
И тут же схватился окровавленными руками за горло – петля гейса стала затягиваться, перехватывая дыхание.
Откашлявшись, Тарег упрямо уставился на ненавистные буквы:
– Значит, вы меня взяли – и держите. Что ж, посмотрим, что у вас получится…
Прошептав свой вызов, нерегиль закашлялся снова – но теперь он был спокоен. Завтра его замысел осуществится в своей полноте. И этому уже ничто не сможет помешать.
6. Тайная комната
Куртуба, площадь перед Пятничной масджид,
утро следующего дня
На ступенях, ведущих к Голубиным воротам масджид, подсыхали грязно-бурые разводы. На площади, на неровном, то и дело вспухающем горбами булыжнике лужам было привольнее растекаться между камнями. Над подкрашенной кровью водой густо жужжали мухи.
Аммар стоял у одной из таких впадин с буро-красной жижей и не решался ни перешагнуть ее, ни обойти. Наверное, он все еще не мог поверить тому, что видели его глаза.
Потеки подсохшей крови выползали из-под захлопнутых дверей масджид, змеились вниз по ступеням – до самых серых камней площади. Изнутри здания не доносилось ни звука. Оскверненные врата с выбитым глазом разбитой печати казались дверями в могильный склеп. Впрочем, они ими и являлись.
Когда вечером прошедшего дня в лагерь под Бенисалемом примчались пятеро людей – в разодранных халатах, с перекошенными бледными лицами, – Аммар сначала не поверил их сбивчивым горячечным речам. Посланцы прискакали из самой Куртубы, чтобы упасть в ноги эмиру верующих и закричать, разрывая рубахи:
– О повелитель! Прости наше неразумие! Прими нас под свою священную руку халифа и предстоятеля аш-Шарийа перед Всевышним! Посылающий испытания покарал нас тяжкими бедствиями!
Аммар не знал, что и подумать, но верить их несвязным воплям не спешил. Властью халифа он призвал перепуганных подданных к спокойствию и приказал:
– Говорите по порядку, о посланцы мятежного города мятежного рода!
И тогда его потрясенному слуху воистину открылась бездна ужаса.
Два десятка сумеречников во главе с Тариком устроили на площади правосудия резню. Точнее, на площади людей изничтожали бабы-вампирки, а Тарик с десятком отродий иблиса мужского пола устроил подлинное избиение душ во дворце под Факельной башней. Рассказывали, что на страшном помосте, на площади и во дворцовых двориках и коридорах остались лежать сотни людей.
Историям про сотни трупов Аммар не поверил – у страха глаза велики. Но тут перепуганные посланцы Куртубы поведали о том, что произошло в масджид.
Неверные твари не удовлетворились потоками крови, пролитыми на площади и во дворце. Попущением разгневанного Судии, Убивающего и Смиряющего нечестивых, они взломали печати Али над дверями, ворвались в масджид и перебили тех, кто искал в ней убежища от их ярости. К четвертому призыву муаззина внутри стен дома молитвы не осталось в живых ни одного человека.
Затем порождения ада открыли двери в женский зал масджид и приказали матерям семейств и юным девушкам носить воду из Кипарисового двора – там в колодцах, фонтанах и прудах брали воду для омовений. Трупы нечисть свалила в старом зале масджид, а главный зал и галереи сумеречники приказали отмыть от крови. Рыдая и поливая из предназначенных для омовения кувшинов оскверненные плиты, женщины принялись исполнять приказы отродий. Рассказывали, что сумеречники срывали с ашшариток покрывала, издеваясь и подгоняя их с работой – подтирай, мол, живее за своими братцами и дядьями.
К вечеру к запертым воротам масджид пришли дрожащие от страха родственники погибших. Они стали умолять неверных собак выдать тела убитых отцов, братьев и сыновей – обычаи аш-Шарийа предписывали предавать тела земле до заката. Из-за широких деревянных ворот с медными заклепками весь день слышались стоны и рыдания женщин и злые окрики сумеречников. И лилась, лилась на ступени замешанная на крови вода, растекалась по площади. Пришедшие за телами родичей люди стояли на коленях в страшных лужах и окунали в них полы одежд, умоляя нечисть сжалиться и выдать им покойников для достойного погребения.
Тогда двери масджид распахнулись, и в свете факелов и ламп на пороге явился он.
Зодчий страшного замысла, архитектор западни, в которую Аммар угодил по собственной глупости и неразумию. Кто ему мешал приказать самийа раскрыть свои планы? Но Аммар глупо доверился подлому псу, язычнику, и теперь пожинал страшные плоды своего неразумия.
Тарик, издеваясь над собравшимися у его ног людьми, приказал принести в масджид лучшие блюда – и вина. Побольше вина, крикнул он, у нас праздник!
А потом в безутешную, рыдающую толпу стали скатываться тела – и части тел. Головы, руки, ноги, обрубки туловищ. К небу поднялся страшный скорбный крик.
Ночью нечисть устроила в масджид попойку. Они удержали при себе женщин из знатных семейств – как почтенных матерей, так и юных девушек. И заставили их прислуживать за столом и танцевать – хохоча до упаду над движениями ашшариток. Впрочем, наутро этих несчастных, поскуливающих и закрывающих обнаженные лица ладонями и рукавами, вытолкали из оскверненного дома молитвы.
Про утренние события Аммар узнал только что. А вчера вечером люди из Куртубы рыдали, целовали ему туфли и умоляли:
– О повелитель! Избавь нас от нашествия нечисти! Они кричат нам из дверей: только халифу под силу приказать нам изойти отсюда! О величайший и справедливейший! Отведи от нас сию страшную напасть!
И вот теперь Аммар стоял перед изуродованным порталом величайшей масджид ашшаритского мира – и готовился исполнить их просьбу.
Призвав Имя Всевышнего, Аммар ибн Амир, халиф аш-Шарийа, поднялся по запятнанным страшной водой ступеням, взялся за медные кольца Голубиной двери и растворил ее настежь.
В верхние оконца струился мягкий дневной свет. Аммар огляделся и, не сумев выдержать представшего его глазам зрелища, на мгновение смежил веки.
Плиты пола из рыхлого песчаника невозможно отмыть дочиста – их покрывали бурые разводы. На беленых стенах, на цветочных извивах резьбы, на желтоватом камне ниш для хранения священных книг – повсюду брызги крови. Веер за веером страшных капель – наотмашь, наотмашь, по беззащитному горлу.
