Владимир Прягин - Дурман-звезда
– Милорд, – сказал Ясень, – это долгая и запутанная история.
– О, нисколько не сомневаюсь. Но, к счастью, в данный момент мы никуда спешим. Не правда ли, кузина?
Тайя молчала. Легкий ветерок шевелил ее волосы, а за спиной у нее проплывал горный склон, прикрытый курчавым лесом.
Чувствуя, как нарастает волнение, Ясень пытался придумать выход. Бойцы стоят чуть поодаль, и, пока они подбегут, он успеет вскочить, швырнуть им навстречу кресло… Потом перевернуть стол, схватить аристократа за горло… Ага, конечно, так ему и позволят. У длинноволосого клинок под рукой, наверняка он опытный фехтовальщик. Проткнет пленника и бровью не поведет, а потом продолжит светскую беседу с кузиной. Нет, не пойдет, нужно что-то другое…
Самое время сейчас разбудить внутри себя лиловое пламя, которое помогло ему однажды в темнице. Да, на этот раз его, Ясеня, не держали шестнадцать дней на цепи, но ведь и без этого ситуация совершенно отчаянная. Его будут пытать, а потом прирежут, и не факт, что Берег Творения спасет второй раз подряд. А даже если спасет, девчонка-то останется здесь, с этой белобрысой скотиной. И если каждый раз вычеркивать несколько лет из жизни в качестве платы за воскрешение, то можно через месяц сдохнуть от старости.
Ясень сосредоточился, всмотрелся в себя. Пот потек по спине, пальцы впились в подлокотники кресла, в глазах потемнело от напряжения. Что-то шевельнулось в груди, сбилось дыхание, а местность вокруг на миг подернулась сизо-лиловой дымкой.
– Молодой человек, я жду. И, позвольте напомнить вам, мое терпение не безгранично.
Длинноволосый больше не улыбался. Буравил пленника взглядом, слегка подавшись вперед. Пелена вокруг корабля рассеялась, так и не успев уплотниться. Только над носовой фигурой все еще курился легкий дымок. Огонек в груди у Ясеня не погас, но это было совсем не то всепожирающее жуткое пламя, что на «смотринах» или в темнице.
Похоже, ничего не получится. Разве что, для очистки совести рассмотреть поближе дымок над змеем. Вот только как к нему подобраться?
– Милорд, – Ясень почтительно склонил голову, – это действительно в двух словах не расскажешь. Все началось пять лет назад, когда я проезжал перевал. Тут рядом, на другой стороне горы. Разрешите, я покажу?
Он приподнялся с кресла.
– Ну что ж, покажи, – аристократ пожал плечами. – Только не надо глупостей. Красивых прыжков за борт, например. До земли, как видишь, не близко.
– Что вы, милорд, я не самоубийца.
Ясень обогнул стол и подошел к перилам возле форштевня. Хозяин яхты, тоже поднявшись, остановился в двух шагах за спиной. Ясень начал:
– Внизу дорога, по ней везут товары в столицу…
– Я в курсе. Это наша родовая земля. Ближе к делу.
– Прошу прощения. Так вот, пять лет назад я ехал с обозом. Это было самое начало зимы. Мы везли рыбу, но встретили загадочных всадников…
Продолжая говорить, он обернулся к аристократу. Ага, заинтересовался, пернатый! Не то чтобы верит, но явно понял, на какую историю намекает рассказчик. Так, теперь только не отвлекайся.
– И вон там, за горой…
Он ткнул пальцем, и длинноволосый машинально перевел взгляд. Ясень правой рукой показывал, а левую положил на деревянную шкуру с прожилками из живого металла. От этого прикосновения корабль-змей как будто поежился.
Сразу несколько мыслей пронеслись в голове у Ясеня.
Да, пламя толком не разгорелось, но змей все равно его ощущает. Наверно, именно поэтому так неприязненно косился перед отлетом. А сейчас, при прямом контакте, кажется, испугался всерьез. Если бы хозяин яхты знал про этот дремлющий огонек, то не подпустил бы пленника близко.
Ясень прикрыл глаза, мысленно обращаясь к деревянному ящеру.
Боишься, чурбан? И правильно делаешь. Я здесь единственный, кроме капитана, кто способен до тебя достучаться. И то, что я скажу, тебе не понравится. Я, правда, сомневаюсь, что ты понимаешь каждое мое слово, да мне это и не нужно. Главное, чтобы ты ощутил мою злость. А я очень зол, потому что меня пинали ногами, держали в трюме, а теперь допрашивают, как вора. Я с удовольствием спалил бы тебя, утопил в потоке огня, но я слишком слаб для этого. Мой огонь – еще не костер и даже не факел, а всего лишь тлеющий фитилек. Но даже он сгодится, чтобы причинить боль. Ведь обжигает не только факел, но и маленькая свеча…
– Заснул, драчун? – Аристократ подозрительно смотрел на него.
– Извини, белобрысый.
– Что?!
Ясень почувствовал жар в ладонях. На миг ему показалось, что под рукой – не дерево с вкраплениями металла, а настоящая змеиная кожа. И он вдавил в нее пятерню, впечатал изо всех сил, словно выжигая клеймо.
Корабль дернулся, рыскнул в сторону. Палуба накренилась – люди валились с ног, скользили, будто с горки зимой. Столик съехал к перилам, опрокинулись кресла. Аристократ нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но его отбросило к поручням. Кто-то сорвался с мачты и, отчаянно вопя, повис на канатах. Рулевой, падая, вцепился в штурвал и невольно крутанул его. Яхту повело еще дальше вправо.
Ясень, заранее ухватившийся за перила, получил небольшую фору. Аристократ оказался прямо под ним, и Ясень обрушился на него, не давая вытащить меч. Схватил за горло, сжал что есть мочи. Длинноволосый яростно захрипел. Они елозили по настилу из досок, шипя и брызжа слюной. Ясень давил, пока не услышал хруст. Тело под ним обмякло, а в глазах белобрысого осталась только стеклянная пустота.
Разжав пальцы, Ясень поднял голову. Корабль все сильней кренился на правый борт. Воздух дрожал от разноголосого мата. Матросы цеплялись за снасти, как обезьяны. Тайя, вылетевшая из кресла, ворочалась у перил. Один из охранников лежал без сознания. Второй, похоже, не пострадал и уже пробирался вдоль борта к Ясеню, держа клинок наготове.
Но он опоздал.
Чудовищный удар сотряс яхту, едва не расколов ее надвое. Палуба вспучилась, шпангоуты лопались с оглушительным треском. Внутри корпуса что-то мерзко заскрежетало, и над горами разнесся дикий протяжный вой – может быть, это кричали люди, а может, и сам деревянный змей, которому перебило хребет.
Корабль налетел на скалу.
Ясень понял это, глянув за борт. Сам он чудом остался цел – удар пришелся чуть дальше. Острый утес пропорол обшивку в районе передней мачты. Охранника вынесло с палубы.
Яхта замерла в неустойчивом равновесии – ее поддерживали последние крохи силы, что еще остались в живом металле. Но фиолетовые жилы тускнели, и Ясень сообразил, что через пару секунд они погаснут совсем. Тогда корма перевесит, и корабль сорвется вниз.
Тайя сидела, сжавшись в комок. Он бросился к ней, рывком поднял на перила.
– Держись! Держись, говорю!
Сам перелез через ограждение, повис на левой руке, а правой, кряхтя от натуги, спустил девчонку вниз, на скалу. Спрыгнул следом. И едва его подошвы коснулись камня, корпус корабля опять застонал и дрогнул.
Утес торчал из склона, как исполинский клык. Его острие нависало над глубоким ущельем. И сейчас корабль, цепляясь мачтами и разваливаясь в падении, рухнул с высоты на самое дно. Будто гора, попробовав добычу на зуб, разочаровалась и сплюнула ее наземь. В треске обшивки терялись вопли людей, а перепуганные птицы кружились над скалой, как черная туча.
Ясень стоял над обрывом, не в силах пошевелиться. Пламя внутри него разгоралось, радостно воя, а тень опускалась на разбитый корабль.
6
Он не помнил, как долго просидел на краю скалы. Мысли путались, тошнота подступала к горлу, а в ушах стоял навязчивый звон, словно эхо от криков никак не могло утихнуть.
Ясень пытался осмыслить произошедшее. Десятки людей погибли из-за него. И если с аристократом он дрался лицом к лицу, то все остальные – матросы, бойцы, обслуга – были виноваты лишь в том, что оказались в неудачном месте в неудачное время. Можно сколько угодно твердить себе, что он не мог такого предвидеть, а всего лишь хотел устроить переполох и улучить момент для побега. Но тем, кто сейчас остывает на дне ущелья, эти оправдания уже ни к чему.
Да, «улучить момент для побега» – это, конечно, звучит красиво. Но сейчас, когда ничего уже не исправишь, сможет ли он ответить на простейший вопрос – в чем конкретно состоял его план? На что он, Ясень, вообще рассчитывал? Обжечь летучего змея, чтобы тот вильнул ближе к склону, потом схватить девчонку и сигануть за борт? Тьма, да они бы себе все кости переломали!
Стоило тогда, у форштевня, подумать еще секунду, и он понял бы, что его замысел – чистой воды безумие. Но вместо этого начал действовать. Словно кто-то все решил за него – кто-то чужой, незнакомый, дремавший до поры, но разбуженный лиловым огнем. И теперь, пока Ясень сидит, пытаясь прийти в себя, этот чужой спокойно и равнодушно смотрит его глазами. Совсем как тогда, зимой, среди трупов на перевале.
