Роман Кузнецов - Хранитель Врат
– Просто кинжалом резать плохо получается. Неровно. Шкура толстая, пока проковыряешь… да и не видно ничего, – ровным голосом ответил Рахман.
Бригадир отшатнулся как от прокаженного. Запах горящей плоти вызвал у него приступ тошноты. Факел в его руке задрожал.
– Ну что ты дергаешься? Согласен, некрасиво. Самому не нравится. Вот тут закруглить бы помягче, угол слишком острый получился.
Рахман повернул рдеющий кончик ножа, перевернул лезвие и прошелся по свежей ране еще раз, выправляя узор.
– Не до эстетики сейчас, – продолжил он. – Главное, линии замкнуть, чтобы без разрывов. Куда ты светишь? Не видно ни хрена. Ближе факел!
Рахман стал вновь накалять сталь. В отблесках живого огня его невзрачное, немного детское лицо вдруг стало величественным, благородным, мужественно красивым. Бригадира опять словно парализовало. Он завороженно наблюдал, как вчерашний мальчишка, маменькин сынок, еще месяц назад разыгравший целую трагедию со слезами, травмпунктом, упаковками обезболивающих из-за банального ушиба локтя, сейчас хладнокровно, спокойно и тщательно выжигает на своем теле сложный орнамент. Бригадир уже видел, как горят люди, как они жутко кричат, выскакивая из машины, бегают, мечутся, обезумев от страха и боли, катаются по земле в надежде сбить пламя и умирают… Он знал эту боль, ибо испытал ее сам, еще тогда, в Чечне. Безобразные шрамы на правом боку еще долго не позволят забыть эти дни. Он много видел, но чтобы вот так, своей рукой выжигать на себе мясо до кости и при этом спокойно рассуждать об эстетичности выжженного рисунка – увольте…
– Да не трясись ты, – вывел Бригадира из оцепенения напряженный голос Рахмана. – Держи свет ровнее, нельзя ошибиться. Больно все-таки.
– Так ты все чувствуешь?
– А то!
– Но как? Зачем?
– Это больно, но это всего лишь боль плоти, – ответил Рахман. – Душа воина смеется над такой болью и веселится от гордости. Это ее победа. Победа духа над плотью. Понимаешь? В моем мире воин должен презирать боль. Его смерть видят боги. Слабаки богам неинтересны, да и люди тоже не слепые. То, как умирает воин, либо возвысит его род, либо опозорит.
Рахман наконец-то закончил свое произведение, убрал нож и критически осмотрел рисунок. Кровь запеклась в ранках. Коричневые края выглядят жутковато, но рисунок вполне читаем, линии ровные, непрерывные. Рахман удовлетворенно цокнул и спросил:
– А у вас не так?
– Мы христиане, – ответил Бригадир. – Мы тоже за победу духа над плотью, только не так радикально. У нас продержаться до конца поста – уже победа. Но ты лучше скажи – почему ты нас не бросил? Нож у тебя. Тебя, как ты утверждаешь, не тронут. Мы для тебя обуза. Зачем помогаешь?
– Не обольщайся, – надменно произнес Рахман, – все в долг. Все взыщу в тройном размере. С вами, иудеями, по-другому нельзя.
– Это почему это я иудей?!
– А как иначе? Ты же в боги себе еврея выбрал. Ему кланяешься, ему деньги платишь, его о помощи просишь. Так кто ты после этого? Конечно, иудей!
– С чего ты взял, что Христос еврей?
– А кто он? Ты его родословную почитай, с нее Библия начинается. От осинки не родятся апельсинки, так у вас говорят?
– Ладно, нам сейчас не до богословия. Потом поговорим, если захочешь. Возвращаться надо, я думаю. По реке надо.
– Нет, – ответил Рахман устало. – Все рассуждения потом, сейчас спать. Я устал как собака. В целом тут безопасно, но я бы на всякий случай покараулил, дисциплина опять же. В нашем деле важна привычка. Давай спать по четыре часа. Я так понял, ты все равно не хочешь, а я вздремну. Если что странное увидишь – кричи. Я проснусь, у меня сон чуткий… был. А хочешь – через полчасика разбуди кого-нибудь из этих охламонов. Они уже прилично посопели, могут и службу понести.
Сказав это, Рахман широко зевнул, вытянулся во весь свой немалый рост и закрыл глаза. Через несколько секунд он уже спал спокойным глубоким сном смертельно уставшего человека. Во сне с него слетела жесткая высокомерная маска, и лицо вновь стало мягким, добрым, наивным и немного обиженным, как у ребенка. Его губы тронула легкая улыбка, и Рахман стал похож на прежнего Паука, того безобидного чудака, которого так давно знал Бригадир. А может, и не знал, а лишь думал, что знает.
Резкая волна слабости накрыла Бригадира целиком и сразу, как только он обратил внимание на себя. Он внезапно ощутил себя опустошенной оболочкой, из которой резко выпустили весь воздух. Он уже немолод, в этом году ему исполнится сорок лет, и он чувствовал на плечах каждый день из прожитых лет. Суставы ныли, спина затекла, голова гудела, как разворошенный улей, а в ушах стоял грохот. Веки стали невероятно тяжелыми, хоть спички вставляй. Окружающие предметы потеряли четкость и начали плыть…
«Не спать», – приказал он себе. Не помогло. Тогда он сильно ударил себя по щеке, затем еще раз. Шлепок резкой болью взорвался в затылке. Бригадир встал, превозмогая усталость, взял саблю и попытался повторить несколько комбинаций, подсмотренных недавно у Рахмана. Получилось не очень. Он повторил еще раз, а потом еще. Безрезультатно. Желание продолжить тренировку опустилось до отрицательных значений. Собрав остатки воли, Бригадир установил себе временной лимит в двадцать пять минут и, несмотря на протесты смертельно уставшего организма, начал медленно прорабатывать ударные связки. Через отведенный себе срок он положил саблю на землю, разулся, развесил остатки одежды, разбудил Крота, проинструктировал и с чувством выполненного долга завалился спать на так удачно освободившийся ящик. Сладкая темнота поглотила его в один момент. Он уснул сразу. Глубоко, без сновидений, словно провалился в яму.
Проснулся он от того, что кто-то настойчиво тряс за плечо. Организм всячески сопротивлялся, отказываясь выныривать из блаженного небытия. Не открывая глаз, инстинктивно Бригадир отмахнулся, попытался спрятать голову, закрыться руками и продолжить удовольствие, но неизвестный мучитель не унимался. Все тряс и тряс, буквально с садистским наслаждением вытряхивая сознание из крепких объятий сна. Бригадир открыл глаза. Трясти перестали. Он навел резкость и увидел перед собой улыбающуюся физиономию Рахмана.
– Вставайте, боярин, вас ждут великие дела, – патетически произнес тот.
– Сколько времени? Сколько я спал?
– Достаточно. И куда в тебя столько сна влезает?
– Все равно мало, – решительно заявил Бригадир, переводя себя в сидячее положение. – Я не выспался. Еще пару часиков да на каждый глазик, – мечтательно зевнул он.
– Нельзя. Мужчине не положено столько спать.
– А сколько спать положено мужчине?
– Воин не спит больше трех часов. Мужик – четыре. Женщина – шесть. Ребенок – восемь. Дурак – десять.
– Тогда все верно. Я дурак. Точно дурак, что с тобой связался. Оставь меня в покое, дай докемарить еще полчасика.
– Не примазывайся, вставай уже. Нам с тобой еще думу думать.
– Не понял.
– Как выбираться будем.
– Согласен, надо. Только сначала к речке схожу, умыться надо. Иначе соображалка плохо работает.
– К речке лишний раз ходить не стоит. Ни тебе, ни парням. Мне можно. Это если здесь полностью безопасно, вас не видят, а у речки могут и почуять, тогда охоту начнут. Хочешь умыться – вода вон в той фляге, – сказал Рахман, указав на большое квадратное ведро.
– А тебя, значит, не почувствуют?
– Меня – нет. Рисунок, что я выжег, помнишь? Так вот он защищает, делает меня невидимым для порождений Нави.
– Хорошо. В пещере так в пещере, – проворчал Бригадир, с трудом вставая, кряхтя и отплевываясь. Наконец он выпрямился, сделал несколько круговых движений головой, руками и корпусом. Пару раз присел, взял саблю и сделал несколько пробных взмахов. Затем попробовал повторить одну из комбинаций, продемонстрированных Рахманом. Тот с интересом наблюдал за происходящим.
– Где ошибки? – спросил Бригадир, закончив комбинацию.
– Везде, – емко ответил Рахман.
Он подошел к Бригадиру, взял у него саблю и показал комбинацию сам. У него получилось все красиво, плавно, пластично и очень быстро, как танец. Ни одного лишнего движения, ни одного острого угла или ломаной линии.
– Все дело в подходе, – сказал он. – Ты бьешь рукой, иногда корпусом, а надо ногами. Рукой и корпусом ты лишь подправляешь направление. Важен баланс и пластика. У тебя фундаментальные ошибки, надо полностью переучивать. Для начала попробуй вот это упражнение.
Рахман показал связку из одного удара и одного блока.
– Оно не такое простое, как кажется. Тут важно правильно дышать, смотри. Шаг, вдох, задержка, шаг, выдох. Попробуй. Поймешь принцип – покажу новое движение.
Рахман вернул саблю. Некоторое время понаблюдал за попытками ученика повторить связку.
– Уже лучше, – похвалил он, – но ты еще не понял принципа. Дыши правильно. С завтрашнего дня я буду поднимать тебя на разминку.
