Алексей Верт - Создатель балагана
– Ты хотел утопить друга! – простонал Гераклид, сделав интонации настолько обвиняющими, что обладай они хоть какой-нибудь силой, Юлиус должен был умереть на месте.
– Между прочим, я тебя спас, дружок – заметил Корпс. – Ты что, не видел то странное создание с зубами-иголками и рыбьим хвостом?
– Кого?!
Аквус в один прыжок оказался на ногах, а через мгновение уже прижался к самой дальней стенке грота. Откуда столько силы и грации в этом еще недавно усталом и неповоротливом теле – оставалось только гадать.
С опаской глядя на успокоившуюся воду, Гераклид встретился со скептическим взглядом Корпса. Придав лицу выражение невозмутимости, он демонстративно постучал по стенке и прижался к ней ухом.
– Да нет там никого, милый, – раздался похожий на скрип голос.
Беглецы вздрогнули, переглянулись и медленно повернулись в ту сторону, где находился говоривший.
Поначалу Юлиус не смог понять, кто же прячется в храме помимо них. Лишь через минуту ему удалось разглядеть, что из каменной стены торчит сморщенная старушечья голова. Прямо под ней был выступ, который, проявив фантазию, можно было принять за окаменевшее тело.
– Ока… меневшая ба… бабушка, – выдавил из себя Гераклид, зикаясь и постукивая зубами. По-видимому, лимит неожиданных встреч и странных событий на сегодня для него был исчерпан.
– Бабушка. Давно так меня не называли, – в голосе собеседницы прорезались кокетливые нотки. – Да еще и чтоб такой молодой, юный, прямо-таки пышущий здоровьем. Жаль только, жить вам недолго осталось.
Подобные пророчества Юлиусу доводилось слышать не раз. И не два. Да и вообще, давно уже можно было сбиться со счета, сколько раз многочисленные недооракулы пытались предсказать гибель мошенника, а тот с постоянным упорством опровергал их слова. Но еще ни разу это не было сказано так, как сейчас. Сочувственно, абсолютно уверенно и с толикой фатализма в голосе. Отчего-то Юлиус подумал, что некто, вживленный в стену, имеет куда больше прав на подобные слова, чем разного рода стражники и обманутые богачи, которые предрекали ему смерть до этого.
– Почему? – тем не менее спросил он.
– Так вы ж ее младенцами накормили, вот она и проснулась, – казалась, если бы руки были не окаменевшими, то ими непременно всплеснули бы.
– Кто накормил? – упавшим голосом спросил Гераклид. – И, главное, кого накормили?
– Ее, – расплывчато ответила бабушка. – Так что бежать вам надо бы. Так, может, пока и уцелеете. Она еще силу не набрала, на берег не суется.
– И как же бежать? – поинтересовался Юлиус, который старался не дать мозгу осознать то, что он неизбежно вскоре должен был понять.
– Так вон он, выход!
За неимением рук старуха махнула головой, и на противоположной стене Юлиус увидел что-то вроде ступенек, которые вели до самого верха, прямо к трещине в потолке. В том месте она была достаточно широкой, чтобы даже Гераклид попробовал пролезть. Оставался еще, конечно, вопрос о том, как он до этой трещины доползет, но Корпс разумно полагал, что если предложить другу выбор: оставаться здесь со считающей его милым головой старухи или подниматься вместе с Юлиусом… Совершенно понятно, что именно решит Аквус, тем более что в свое время он уже сбежал от одной, считающей его милым старухи, которая приходилась Гераклиду матерью.
Однако именно в этот миг торжества и предвкушения свободы мысль «что-то не так» догнала Корпса со всей своей определенностью. Он попытался осмыслить пару фактов – фиктивное появление Афродиты и настоящее жертвоприношение настоящих же младенцев. Затем к этому прибавились слова алхимиков о том, что где-то здесь спит настоящее зло, которое можно разбудить. А после слова старухи о том, что кого-то разбудили и накормили детьми.
Не нужно было обладать большим интеллектом, чтобы сложить все это вместе. Наверняка даже казавшийся тупоголовым инспектор Лавраниус справился бы, знай он то, что узнал Юлиус Корпс.
Мошенник поднял глаза к потолку и, чувствуя, как под воздействием прохладного ветерка и мокрого балахона приближается простуда, меланхолично поинтересовался:
– Ну, и за что мне это все, а?
Ответом Юлиусу стал мерзкий смешок старухи.
Глава тринадцатая.
Эксперименты и жертвы
– Боги отняли твой разум! – Гераклид сокрушенно покачал головой и взглянул на Юлиуса с такой смесью жалостливого сочувствия и отвращения, как будто тот умер и уже начал разлагаться.
Мошенник и сам не очень понимал, что мешает ему без лишних разговоров выбраться из развалин, не медля ни секунды, направиться в порт и отплыть на ближайшем корабле. Куда угодно. Лишь бы к ночи оказаться подальше от Кипра.
С другой стороны, если он так поступит… Можно ли будет вернуться когда-нибудь на этот благословенный остров? Или морское чудовище, невольно разбуженное глупой самовлюбленной женщиной и алхимиком-предателем, превратит Кипр в руины, а прибрежные скалы будут стенками чаши, которая наполнится кровью местных жителей?
Конечно, безопасно сидеть на другом берегу моря и каждый день читать в газетах о новых жертвах и разрушениях. «Закат Кипра», «Чудовище терзает остров», «Кровавые слезы Афродиты»… – писцы выдумают и не такие красочные названия для своих творений. И Корпсу останется только гадать, все на самом деле настолько плохо, или половина описанных кошмаров – плод излишне живого воображения авторов?
Юлиус ненавидел обладать недостоверной информацией и очень любил оставаться на пике ситуации, если имел шанс повлиять на нее. К тому же, он чувствовал долю ответственности за происходящее – инспектор Лавраниус был послан для расследования именно этого дела, а теперь вместо того, чтобы препятствовать детоубийцам, тратил время и усилия на Юлиуса. Поэтому тот не пожелал внять голосу осторожного разума в устах Гераклида.
– Нет, дружок, мы останемся здесь.
– Зачем? Ты не заболел? Подвергать свою жизнь опасности,…. а главное, не заботиться о жизни собственного друга – это явно вопреки всем законам морали и логики!
– А как же возможность свершить подвиг? – Юлиус усмехнулся. – Как же спасенные жизни людей? Возможность попасть в курс истории за четвертый класс, как раз на те страницы, где помещаются примеры борьбы героев с порождениями Хаоса?
Аквус оттопырил нижнюю губу, украдкой взглянул на старуху и, придвинувшись к Юлиусу поближе, жарко зашептал ему в ухо:
– А вдруг она обманывает? Пытается воспользоваться твоими возвышенными порывами и оставить здесь навсегда?
– Конечно, дружок. Именно поэтому указала нам путь наверх и предложила бежать. Но, если ты так хочешь, давай расспросим ее подробнее.
И, не обращая внимания на Гераклида, который испуганно зашикал и уцепился за край балахона, Юлиус двинулся к говорящей голове.
Вблизи «бабушка» производила более устрашающее впечатление. Место перехода плоти в камень было покрыто струпьями и блестело от жидкой грязи. Улыбка, которая, казалось, прилипла к лицу старухи, обернулась оскалом, будто бы кто-то перетянул кожу в одну сторону. «Камнем защемило», – подумал Корпс и тут же поразился собственному хладнокровию, устыдился его и неожиданно для себя спросил ласково, по-доброму:
– Кто ж тебя так?
– Алхимики, – голова продолжала скалиться. – Я, понимаешь ли, неудачный эксперимент. Редкий образец. У них почти получилось превратить человека в статую. Потом меня вроде как собирались превратить обратно, да только сначала одно не получилось, а потом второе. Так и стою тут. Раз в год сюда новеньких приводят, чтобы показать, что бывает в том случае, если неправильно рассчитаешь количество ингредиентов.
На миг Юлиусу померещилась в поблескивающих полубезумных глазах тоска. Но затем наваждение схлынуло, а старуха вновь рассмеялась.
– Меня-то она тронуть не может. Да и не хочет. Я ведь с ней разговариваю, а то с кем еще? Не с едой же, вроде вас.
– Кто не трогает? – мошенник подался вперед.
Голова многозначительно закатила глаза и промолчала. Затем вновь посмотрела на Юлиуса и подмигнула ему весьма игриво. Будь на ее месте живая дама, Корпс мгновенно подмигнул бы в ответ, но сейчас он вздрогнул и поежился.
– Из воды приходит, в воду уходит. Младенцев пожирает, силу набирает. Кормят на убой, наступает прибой. Время настанет – мстить станет.
Проговорив этот странный стишок несколько раз очень быстро, почти скороговоркой, старуха умолкла и посмотрела на Юлиуса.
Тот отстраненно подумал про существование дурной привычки неумелых оракулов выдавать свои пророчества в неумелых же стихах. Как будто им кажется, что слова, завернутые в рифму, куда весомей. На взгляд Юлиуса Корпса, стихотворные предсказания отдавали дешевым театром, хотя даже там слова лучше друг с другом сочетались, и уж рифма «настанет-станет» вряд ли могла быть озвучена.
