Сергей Малицкий - Скверна
Им пришлось пройти долгий путь. И, наверное, Алиус правильно все рассчитал, потому что погони за собой они так и не почувствовали. Или Джофал ограничился поиском беглецов в руинах Шуманзы, но об этом путники могли только гадать. Они шли вдоль холодного берега на восток, держась скал, и почти не заходили в редкие валские деревни, жители которых, казалось, даже и не слышали о войне, начатой ордами свеев с их королевством. За две недели, загоревшие, обветренные, не встретившие ни одной разбойничьей шайки, они добрались до маленького Хатусса, спустились к порту и сняли комнату на двоих на постоялом дворе для моряков. Двор пустовал, хозяин встретил постояльцев как родных, объяснил безлюдье берега тем, что эта война, которую, по слухам, затеяли свеи, венты и анты, отвлекла от его постоялого двора тех, кто исправно приносил ему звонкую монету, особенно на исходе второго летнего месяца, когда самый бой зверя. Но, с другой стороны, эта война на пользу. Всю мерзость под себя подгребла и погнала на юг, где эту мерзость перемелют воины Ардууса.
– Однако сколько погибнет тех, кто не мерзость? – спросил Алиус. – Я слышал, что тысячи невинных были убиты в Иевусе, в Шуманзе?
– Невинных не бывает, – задумался хозяин. – Хотя смотря с кем сравнивать. Я, конечно, не невинный, но по сравнению с некоторыми разбойниками, что иногда заваливаются ко мне, просто исхожу сиянием святости. Но тут ведь как? За все надо платить. И платят всегда не те, кто должен. Вот, пролей я вино на пол, лужа ведь сама не вытрется? Высохнет – будет пятно. Нужна тряпка. Вот. Вот все эти, о кого северная мерзость будет перемалываться, они и есть тряпка. Только вытирают не вино, а кровь…
– Свою собственную в том числе, – напомнил Алиус.
– Ну, уж куда деваться, – развел руками хозяин и хитро взглянул на Фламму, которая, несмотря на загар и обветренность, словно расцвела за эти две недели. – А сами-то далеко собрались? Если подальше от войны, пока самое оно, а если еще куда дальше, даже не знаю.
– Лекари мы, – сказал за Фламму Алиус. – Смею надеяться, что хорошие. И вправду хотим убраться подальше от войн и бед. Думаем, дойти до крепости Мом в устье Нану, затем подняться по реке до Аммы. Вроде бы в Северной Лаэте нужны врачи?
– Ага, – скривился хозяин. – Значит, по рабской тропе до рабского царства перед самой осенью? Четыре тысячи лиг? Через антский разбой, метели, гнус, диких зверей, льды, цингу и без особого багажа и тысячи охранников? И к тому же ты, парень, судя по роже, лаэт, жена твоя вроде как руфка, не чистая, правда, и никто из вас ни разу не даку с острым мечом и с волчьей головой. Что я могу сказать, путнички? Если вы такие же лекари, как ходоки, то я и занозу вам вытащить не дам.
– А шею вправить? – поинтересовался Алиус. – Направо со скрипом, а налево всем телом? Суставы смазать? Левая рука-то выше плеча не поднимается уже? А левая нога опухает к вечеру, в башмак не влезает? Давно не бегал, как мальчишка?
– Давно, – усмехнулась Фламма, взглянув на оторопевшего хозяина. – Но бегать не бегать, а ковылять приходится. За ночь до ветру с десяток раз встает. Сейчас еще ничего, а что будет зимой? Да и то ладно, а жжение в горле и боль в печени после жирного? А голова трещит к перемене погоды так, что рыбаки приходят о штормах справиться?
– Так вы не только от болезней… – восхищенно прошептал хозяин, – вы никак и от старости лечите?
– От старости вряд ли, – рассмеялся Алиус, – а от глупости случается. Да и какая старость? Сколько тебе, хозяин? Ты же лет на шесть меня старше! Сорок два? Сорок четыре?
– Сорок три, – прикусил жирную губу вал.
– Сорок три… – покачала головой Фламма. – Мозги уже есть, силы еще есть. Опыта, чтобы дерьмо перешагивать да золото в грязи замечать, выше крыши. Жизнь только начинается. Знаешь, хозяин, почему даку и дакиты живут дольше людей?
– Потому что им больше положено? – почесал затылок хозяин.
– Того, кем положено, нет уже давно, – отрезал Алиус. – Потому что срок свой иначе числят. Так что кто кладет, тот и подбирает. Как думаешь, хозяин, стоят две недели со столом в твоем дворе, чтобы ты избавился от своих болячек и забегал, как мальчишка?
– Да хоть до весны оставайтесь! – воскликнул хозяин.
– Ну, до весны не до весны, а на пару недель останемся, – прищурился Алиус. – А что касается четырех тысяч лиг, так наш путь не на один год. И уж поверь нам, хозяин, если мы любого антского князька от болячек, подобных твоим, избавим, так он до самой Аммы опекать нас станет!
– Если только не посадит на золотую цепь, – цокнул языком хозяин.
– Что же, – пожал плечами Алиус. – Уйдем вместе с цепью, зато несколько лет горя знать не будем. А пока что, добрый человек, скинь-ка рубаху, ощупать да прослушать тебя надо. Да не косись на мою жену, она таких, как ты, сотнями латала и на ноги ставила.
Через неделю хозяин постоялого двора и в самом деле забегал, как молодой. Хотя поначалу и не понимал, зачем ему кроме снадобий нужно обходить ежеутренне с немалым весом на поясе весь Хатусс, да особым образом до скорого пота махать руками и ногами, но к концу второй недели втянулся. А уж сколько к концу второй недели было залечено и выдрано зубов, вправлено рук, ног, сломанных ребер и больных спин – и счету не поддавалось. Даже местный валский князек удостоил неожиданных лекарей визитом, пожаловался на одолевшую его под осень гнойную сыпь, благосклонно принял лечение и одарил пару особыми ярлыками с княжескими вензелями и сусальной оберткой. В конюшне появились две крепких северных кобылки, а мешки с припасами стали раздуваться и обратились седельными мешками. К концу второй недели, когда Фламма уже начала поговаривать, что надо бы задержаться в Хатуссе, тем более что и листва пожелтела на редких деревьях, и холодные дожди зарядили, Алиус загрустил. Сказал, что будь он так же умел и сведущ в болезнях, как теперь, двадцать лет назад, то его матушка жива была бы до сих пор, потому что болезнь ее он распознал только через много лет после того, как матушки не стало. И что отец его тоже мог бы жить, хотя и мучили его старые раны. И что сам он не княжеских родов, но отец его из далекой Лаэты, в которой служил старшим проездной башни в самом Бабалоне, и род его ничуть не моложе родов любого атерского королевского рода. А уж с тиморским родом даже и перекрещивался когда-то, поэтому и Алиус с Фламмой очень давняя, но родня. Тридцать лет назад его отец получил рану в схватке с разбойниками на перевале Бабалон, со службы за увечье и для сбережения пансиона был изгнан и отправился со знакомым купцом на север через пустыню Эдин-на-зу, древние бастионы Миту, города Кунук, Зеру, Саму, Бабу, Аштарак и другие вплоть до Тимора. Два года длился тяжелый путь. Отец по дороге умер, мать заболела, деньги почти кончились, а доказательств родства с тиморскими вельможами со смертью отца не осталось. Так и сгинул бы Алиус, если бы не стал бродяжничать и не наткнулся на угодника Сина.
– Ты к чему это сейчас рассказываешь? – не поняла Фламма. – Намекаешь на то, что долгие переходы вредят семейной жизни?
– Нет, – рассмеялся Алиус. – Это я рассказываю тебе о своем отце то, что обещал. А долгие переходы, может быть, легкости семейной жизни не добавляют, но иногда спасают жизни человеческие. Славы мы за эти две недели прихватили изрядно, да только что мы с нею будем делать, когда докатится она до свеев? Или ты думаешь, что Джофал, Слагсмал или Ути не сложат одно с другим?
– И что же нам остается? – нахмурилась Фламма, которая уже начала привыкать к валскому городку и его молчаливым обитателям.
– Дорога, – ответил Алиус. – Только больше никаких врачеваний и никакой славы. Хотя бы до места. На эту зиму нашего запаса хватит, а с весной будем осматриваться. Зимой и свеи плохие воины, посмотрим, чем все это кончится.
– Весной нас уже будет трое, – улыбнулась Фламма.
– Тем более, – сказал Алиус и объявил сборы.
Провожать лекарей, которые, наконец, вняли разумным советам и отказались идти на восток, а решили отправляться через прайдские королевства в Самсум, вышли не менее двух сотен горожан, добавляя к и так нелегкой поклаже стойких лошадок, подарки и подношения. Фламма плакала, а Алиус обещал всем горожанам вернуться, предполагая, что уже весной выполнит обещанное.
…К полудню Хатусс скрылся из глаз, к тому же зарядил мелкий снег, ранний даже для этих мест, и пара свернула с западной дороги на южную, а потом уже повернула и на горную восточную тропу. Именно по ней, вдали от холодного берега моря Хал и свейского пролива, за полторы недели Алиус и Фламма миновали черное звездное пепелище Этуту и вышли на окраину городка Киккула, в котором стоял суровый, но неказистый замок валского короля. Алиус тут же рассказал Фламме, что именно сестра этого правителя молодой девчонкой вышла замуж за правителя Бэдгалдингира, и по сей день зовется Ситула Рениссус, урожденная Керусса, Фламма закивала, вспоминая маленькую, но основательную седую царственную валку, но Алиус не дал спутнице отдыха, и тут же повлек ее на пустынный восточный тракт, с которого, не доходя до самого восточного валского городка Мины двадцати лиг, свернул к северу. Именно тут, на крутом берегу холодного свейского пролива, за полсотни лиг до начала антского моря Салму, пресного от впадающих в него рек, стояли, подобно черным зубам умершего великана, неприступные башни. Большая их часть была пуста, в некоторых еще жили отростки древних валских родов, но вокруг царило запустение. Редкие овчарни и можжевеловые заросли перемежались с пустырями и коптильными сараями, каждому из которых было никак не меньше ста лет. Как сказал Фламме Алиус, люди, которые жили в древних башнях, были так бедны, что даже помойки не накапливались у их жилищ.
